Страница 14 из 46
И она принялась что-то напевать. Мелодию я улавливал с трудом, но песня была — не французской!
«Фелиция! — воскликнул я. — Ты знаешь итальянский?»
«Что ж тут такого, Рауль? Вот никогда не приходило в голову, что я куда умнее, чем хочу казаться, а?»
Наверное, у меня был страшно растерянный вид, потому что она взглянула на меня и расхохоталась.
«Ладно-ладно, Рауль, не мучайтесь. Я объясню. Просто я очень хорошая актриса, хоть никто этого и не подозревает. У меня много ролей, и каждую я исполняю с блеском».
Она снова рассмеялась и выбежала из зала, прежде чем я успел ее остановить.
Перед тем как уйти, я решил с ней попрощаться. Но она спала, устроившись в кресле, и громко храпела. Я стоял и рассматривал ее со странной смесью отвращения и любопытства. Неожиданно она вздрогнула и проснулась. На меня смотрели мутные, безжизненные глаза.
«Мосье Рауль», — сонно пробормотала она.
«Да, Фелиция. Я уезжаю. Сыграете мне что-нибудь на прощание?»
«Я? Сыграю? Ну вот, мосье Рауль, вы опять надо мной смеетесь».
«Но как же? Вы ведь играли для меня утром».
Она покачала головой.
«Играла? Кто же будет учить игре на фортепьяно такую бедную девушку?»
Она помолчала, словно что-то обдумывая, и поманила меня ближе.
«Странные вещи творятся в этом доме, мосье Рауль. Кто-то двигает вещи, переставляет… Да-да, я знаю, что говорю. Это все она, мосье Рауль».
«Кто?» — спросил я с некоторой опаской.
«Аннет. Все она, проклятая. И при жизни меня мучила, и после смерти успокоиться не может. Приходит и мучает…»
Я внимательно посмотрел на Фелицию. Только теперь я осознал, что она в самой настоящей панике. Ее лицо было искажено страхом.
«Она злая. Злая, говорю я вам. Она крадет мой хлеб, мою одежду и даже мою душу».
Внезапно она вцепилась в мое пальто.
«Мне страшно, мосье Рауль. Страшно, говорю я вам! Я боюсь ее. Нет, не в ушах. Вот тут! — Она постучала по своему лбу. — Скоро она совсем меня выживет, и что я тогда буду делать? Что со мной тогда будет? Может, вы мне скажете?»
Ее голос сорвался на визг. В глазах застыл ужас загнанного животного… Неожиданно она лукаво улыбнулась, мигом превратившись в хитроватую крестьянку. Но что-то в этой улыбке заставило меня в испуге отшатнуться.
«Так вот, мосье Рауль, если до этого дойдет, я знаю что делать. У меня очень сильные руки, мосье Рауль, очень…»
До того я никак не обращал внимания на ее руки. Взглянув на них теперь, я невольно содрогнулся. Вздувшиеся вены, короткие мясистые пальцы… Все это говорило о чудовищной силе. Не могу передать, как нехорошо мне вдруг стало. Такие же руки, наверное, были у ее отца, задушившего свою жену.
…Это был последний раз, когда я видел Фелицию Баулт. Вскоре я уехал в Южную Америку и вернулся только через два года после ее смерти. Кое-что о ее жизни и внезапной смерти я прочел в газетах. Остальное — благодаря вам, мосье! — услышал сегодня. Фелиция-три и Фелиция-четыре, говорите? Что ж, она была прекрасной актрисой…
Поезд начал замедлять ход, и мужчина принялся застегивать пуговицы своего пальто.
— А как вы сами все это объясняете? — спросил адвокат, подавшись вперед.
— Не могу поверить, что… — начал было каноник Парфитт и смешался.
Доктор молчал, но не сводил глаз с Рауля Летардью.
— «Мой хлеб, мою одежду и мою душу», — весело напомнил тот, поднимаясь. — Я же говорил вам, мосье, что история Фелиции Баулт — это рассказ об Аннет Рэйвл. Вы не знали ее, мосье. Я знал. Она очень любила жизнь…
Уже взявшись за дверную ручку, он внезапно повернулся и, наклонившись, похлопал каноника Парфитта по плечу.
— Мосье доктор говорил недавно, что все это, — каноник поморщился от довольно чувствительного тычка в живот, — чье-то жилище. Скажите, мосье, а что бы вы сделали, обнаружив в своем доме вора? Пристрелили бы его, верно?
— Нет! — возмущенно вскричал каноник. — Только не я! И не в этой стране…
Последние слова, однако, прозвучали, когда дверь уже захлопнулась.
Священник, адвокат и врач остались втроем.
Цыганка
Макферлейн не раз замечал у своего приятеля Дика Карпентера непонятную неприязнь к цыганам. Причины ее он никогда не знал. Но после того, как расстроилась помолвка Дика с Эстер Лоэс, отношения мужчин сразу же приобрели более откровенный характер.
Макферлейн сам уже около года был помолвлен с младшей сестрой Эстер — Рэчел. Он знал обеих девушек с детства.
Медлительный и осмотрительный по натуре, он долго сам себе не мог признаться в том, что детское личико Рэчел и ее честные карие глаза все больше притягивают его. Не такая красавица, как Эстер, нет! Но зато куда более искренняя и нежная! Сближение между мужчинами началось, пожалуй, после помолвки Дика со старшей сестрой.
И вот теперь, через каких-то несколько недель, помолвка снова расстроилась, и Дик, простодушный Дик, тяжело переживал это. До сих пор его жизнь текла гладко. Он удачно выбрал профессию, уйдя во флот. Любовь к морю была у него в крови. Обладая натурой, не склонной к глубоким размышлениям, очень простой и непосредственный, Дик чем-то напоминал викинга. Он принадлежал к тому типу молчаливых юных англичан, которым не по нраву проявление каких-либо эмоций и крайне трудно облекать свои мысли в слова.
Макферлейн — суровый шотландец, в сердце которого таилась мечтательность его кельтских предков, молча курил, в то время как его друг беспомощно барахтался в потоке слов.
Макферлейн понимал, что тому надо выговориться. Но он ожидал, что речь пойдет совсем о другом. Однако имя Эстер Лоэс поначалу даже не упоминалось. Скорее, это был рассказ о детских страхах.
— Все началось с того сна, который я увидел в детстве. Вовсе не ночной кошмар. Понимаешь, она — эта цыганка могла появиться в любом моем сне, даже хорошем, ну в тех, что дети называют хорошими, — с весельем, сластями, игрушками. Я мог веселиться до упаду, а потом вдруг почувствовать, знать, что стоит мне поднять голову, и я увижу ее — как она стоит в обычной позе и глядит на. меня… И знаешь, такими печальными глазами, будто знает обо мне что-то такое, мне самому еще неизвестное… Не могу объяснить, почему это меня так пугало, но пугало, да еще как! Каждый раз! Я просыпался с криком, и моя старая нянька обычно говаривала: «Ну вот! Нашему хозяину Дику опять приснилась цыганка!»
— А тебя никогда не пугали настоящие цыганки?
— Никогда и не видел их до одного случая. Вот тоже странно. Я разыскивал своего щенка — он убежал. Вышел через садовую калитку и направился по лесной тропинке. Знаешь, мы тогда жили в Новом лесу. Я оказался у опушки, где деревянный мостик над рекой. Около моста стояла цыганка! На голове — красный платок — точь-в-точь как во сне. Тут я испугался! А она смотрела на меня… Так, как будто знала обо мне что-то, чего не знал я, и отчего жалела меня… Кивнув мне, она чуть слышно сказала: «Лучше бы тебе не ходить здесь». Не знаю почему, но я здорово струхнул, помчался мимо нее прямо на мостик. А он, наверно, был непрочный. В общем, я оказался в воде. Течение было таким сильным, что я чуть не утонул. Черт возьми, почти утонул! В жизни не забуду. И уверен, что все это из-за цыганки…
— Возможно, хотя она ведь предупреждала тебя?
— Считай, что так. — Дик помолчал, затем продолжил: — Я рассказал тебе об этом сне не потому, что он связан со случившимся — думаю, даже, никак не связан, — а потому, что с него-то все и пошло. Теперь ты поймешь, что я подразумеваю под этим «цыганским наваждением». Начну с моего первого вечера у Лоэсов. Я тогда только вернулся с западного побережья. Такое удивительное ощущение — снова в Англии! Лоэсы — старые приятели моей семьи. Их девочек я не видел с тех пор, как мне было семь лет, хотя их младший брат Артур стал моим закадычным другом, и после его смерти Эстер начала писать мне и высылать газеты. А какие веселые письма она писала! Они здорово ободряли меня. Мне всегда хотелось уметь отвечать ей так же. Я ужасно радовался, что увижу ее, даже странным казалось, как это можно так хорошо узнать девушку только по письмам. Итак, я первым делом направился к Лоэсам. Эстер еще не было, ее ждали к вечеру. За ужином я сидел рядом с Рэчел, но всякий раз, когда поднимал голову и оглядывал стол, меня охватывало странное ощущение. Как будто кто-то наблюдал за мной и это беспокоило. А потом я увидел ее…