Время грешить

Этот человек не походил ни на одного из ее знакомых джентльменов, и не только потому, что приехал из Америки и еще не успел в полной мере освоиться в стране. Возможно, причина кроется в принадлежности к торговому сословию? Нет, это занятие для него слишком мелко и меркантильно: по словам мистера Фаулера, новый знакомый успешно развивает значительные деловые проекты и в Англии, и у себя на родине.

Мысли о мистере Харпере немедленно вызвали в воображении образ, честно говоря, весьма привлекательный. Джульетта позволила услужливой памяти представить твердый, резко очерченный подбородок, синеву глаз, бархатный голос. Недолгое общение с этим человеком оставило в душе впечатление света и тепла.

Добродетельная женщина немедленно осудила бы себя за фривольные мысли и решительно прогнала недозволенные видения. Но миссис Уэнтуорт не пыталась себя обманывать: после четырех лет полного одиночества говорить о добродетели было трудно.

Горькая правда заключалась в том, что она так и не смогла смириться с уделом вдовы. Смерть Генри до сих пор казалась слишком жестоким, слишком несправедливым ударом. И все произошло так внезапно. Однажды вечером муж промок под холодным осенним дождем, к утру началась лихорадка, а уже через сутки его не стало. Несколько месяцев Джульетта жила как в тумане, но когда шок прошел, подступила настоящая боль.

Днем дети постоянно тормошили, требовали внимания и не позволяли ей остаться наедине с тоской, но ночами… ночами тяжким грузом наваливалось одиночество. Даже сейчас, спустя несколько лет, она порой инстинктивно поворачивалась во сне, чтобы прижаться к теплому надежному плечу мужа, а обнаружив холодную пустоту, просыпалась в отчаянии.

Миссис Перкинс убеждала, что единственный способ прогнать воцарившееся в душе уныние – снова выйти замуж, впустить в свою жизнь другого человека. В последние два года Джульетта все чаще об этом думала и в конце концов решила, что в словах экономки присутствует рациональное зерно. Конечно, новый супруг никогда не сможет занять в сердце место Генри. Он был ее первой любовью, и даже если доведется когда-нибудь встретить вторую, светлые воспоминания молодости не сотрутся.

Миссис Перкинс настойчиво повторяла, что новые отношения вполне возможны. Главное – не замыкаться в себе. Но найдется ли на свете человек, способный проявить к ней искренний интерес, принять ее и детей? Для этого потребуется немалое мужество, терпение и… чувство юмора.

Размышления прервала миссис Перкинс собственной персоной.

– Приехал граф Гастингс, требует срочной встречи, – объявила она. – Что ответить?

– Джеральд? – Как всегда, при одном лишь имени деверя по спине пробежал холодок.

– Неужели вы не способны выполнить даже самое простое распоряжение? – послышался в коридоре резкий голос. – Я же приказал не докладывать о визите!

Джеральд Уэнтуорт, граф Гастингс, с такой силой хлопнул дверью, что петли жалобно заскрипели.

Экономка не испугалась и продолжала стоять, твердо глядя на графа. Джульетта поспешила на выручку.

– Миссис Перкинс неуклонно выполняет мои распоряжения, Джеральд. Любой посетитель должен быть официально объявлен. Нельзя ругать служанку за то, что она честно выполняет свои обязанности.

Граф смерил экономку ледяным взглядом. Та посмотрела с равным презрением и невозмутимо удалилась.

– Я специально подчеркнул, что приехал не со светским визитом. – Джеральд негодующе повернулся к невестке. – Намерен немедленно вызволить тебя из той западни, в которую ты только что попала сама и увлекла детей.

– Не понимаю, о чем речь. – Джульетта независимо скрестила руки на груди. Боже милостивый, как же деверю удалось так быстро узнать о продаже дома? Пытаясь сохранить спокойствие, она гордо подняла голову и уверенно выдержала жесткий взгляд. – Никакой западни нет.

– Мистер Фаулер сообщил, что ты пообещала продать дом и землю промышленнику, американскому колонисту. Ни много ни мало! – Джеральд возмущенно нахмурился. – Нетрудно догадаться, что допустить подобный позор я не мог, а потому приказал мистеру Фаулеру немедленно отменить сделку и отправить этого Харпера восвояси.

Сердце Джульетты дрогнуло.

– Ты не вправе так поступить.

– Ошибаешься, милая родственница. Я могу делать все, что взбредет в голову.

Фамильярность деверя покоробила, а откровенное пренебрежение показалось оскорбительным. Разговаривать таким тоном с леди непозволительно в принципе, а тем более с той, которой обещал защиту и покровительство. И все же усилием воли миссис Уэнтуорт сумела сохранить внешнее спокойствие.

Джеральд любил подчеркнуть, что всегда и во всем действует в интересах невестки, и все же, несмотря на красивые слова, Джульетта давно поняла истинное положение вещей. На самом деле деверь был настоящим тираном и испытывал искреннее удовольствие от любого проявления своего превосходства. Личная выгода и собственные желания всегда оставались единственной побудительной причиной его поступков. Эгоистичную натуру пришлось принять как объективную, не поддающуюся изменению реальность, и все-таки в глубине души теплилась наивная надежда на сочувствие если не к вдове брата, то хотя бы к его детям.

Джульетта знала, что внешнее спокойствие жертвы еще больше взбесит самодура, но не могла унизиться до проявления слабости. С трудом сдерживая дрожь в коленях, она медленно вышла на середину комнаты.

– Я уже подписала все документы и получила солидный первый взнос. Мистер Харпер – опытный, прозорливый джентльмен; он ни за что не позволит обвести себя вокруг пальца.

– Мне наплевать на твоего мистера Харпера, будь он даже самим принцем-консортом. Отказываюсь отдавать дом брата в руки какого-то неведомого безродного американца, неотесанного выскочки. – Джеральд разъярился не на шутку: дыхание вырывалось судорожными толчками, а мясистые руки сами собой сжались в кулаки.

– Генри умер четыре года назад, – ровным голосом напомнила Джульетта. – А поместье, как тебе, должно быть, известно, принадлежит Эдварду. Я не только мать, но и официальный опекун, а потому имею полное право решать, каким образом надежнее обеспечить будущее собственного сына. Долги неуклонно растут. Крупная сумма, которую удалось выручить, станет мальчику крепким финансовым подспорьем. Кроме того, с тебя снимаются все финансовые обязательства по отношению к нам. Честно говоря, я надеялась, что ты обрадуешься.

– Обрадуюсь? – Граф побагровел. – Кажется, ты предпочла забыть о том, что я тоже обладаю правом опеки над племянником, а значит, могу в равной степени участвовать в решении его судьбы. Предупреждаю самым серьезным образом: я не намерен стоять в стороне и пассивно наблюдать, как ты разбазариваешь законное наследство.

Джульетта презрительно сжала губы. Вот еще! Как он смеет угрожать? Если бы действительно заботился о детях покойного брата, не держал бы их в нищете!

– У меня не было выбора, – холодно заявила она. – Мало того, что поместье с каждым годом все глубже увязает в долгах, мое содержание даже при самой строгой экономии не способно покрыть расходы семьи.

– Значит, не умеешь вести хозяйство, – высокомерно заключил Джеральд. – Позволяешь себе лишнее, соришь деньгами направо и налево. Надо научиться жить скромнее.

Джульетта вспыхнула. Снова несправедливые обвинения! О каких излишествах можно говорить, когда денег едва хватает, чтобы свести концы с концами?

– Ты, наверное, шутишь. Неужели позволительно экономить на обуви для детей? Или одежде подходящего размера? А может быть, предлагаешь их не кормить? Ни на что другое я деньги не трачу.

– Не смей разговаривать со мной неуважительным тоном! – гневно оборвал граф и с силой стукнул кулаком по столу. Джульетта вздрогнула и зажмурилась.

– Неуважительным тоном? – переспросила она, с трудом приходя в себя. Несмотря на растущий страх, голос прозвучал спокойно, ровно, а Джеральд тем временем распалялся все сильнее.

– Не заходи слишком далеко, Джульетта, а не то – клянусь бессмертной душой брата! – не смогу ответить за свои поступки.