Абсолютное правило

Я не понимаю ничего! — ответил я. — Вы все ворвались в мою жизнь всего несколько часов назад и вовсю долдоните, что я скоро умру. Но никто не объясняет, почему и из-за чего. Мне надоело вот так ничего не знать… Я приеду к тебе, и ты мне все расскажешь!

Василий вновь вздохнул. Как-то устало, словно все это ему приходилось слышать уже не один раз.

Решение твое. Вероника, я жду вас в течение часа. Потом пеняйте на себя. — И он замолчал.

Вероника оторвала взгляд от зеркала и повернулась ко мне:

Ты уж извини, но он в последнее время то и дело попадает в различные передряги и немного на нервах. А на самом деле Василий неплохой парень.

«Лапочка», я бы сказал. Почему он назвал меня смертным?

Узнаешь, — коротко бросила Вероника, и я понял, что разговор отложен на неопределенный срок. — Виталий, ты, кажется, хотел что-то взять из дома. Василий ждет всего час.

А потом?

Потом не ждет. Его очень трудно застать на месте, особенно в последние несколько недель. Он может уйти, и тогда мы будем искать его твои последние дни.

Тогда постараюсь поторопиться. — Я распахнул дверцу и неторопливым шагом направился к подъезду.

Вокруг все та же тишина. Серое небо, казалось, напряглось в ожидании, когда его разорвут наконец первые лучи солнца, и недвижимые облака молча и угрюмо провожали меня взглядом, нависая над самой головой.

Только теперь мне уже не было так спокойно, как раньше. Почему-то темнота для меня перестала быть лучшим другом и превратилась в хитрого оборотня, готового показать свои зубы в любой момент. Я вдруг вспомнил, что в подъезде не горит ни одна лампочка, и это могло быть прекрасным поводом затаиться кому-нибудь где-нибудь в ожидании, когда я открою входную дверь. Чтобы убить. Исключить из мира живых. А за что?

Вот это и был главный вопрос, который не давал мне покоя. Можно было бы просто плюнуть и на Веронику и на ее странного друга Васю, и на весь тот бред, которым меня «грузили» почти всю ночь. Я мог бы просто запереться у себя в квартире и посылать всех кое-куда, а то и позвонить в милицию, чтобы странную девушку в «Ландовере» упекли на пару суток. А самому все забыть и продолжать жить дальше, спокойно выслушивая крики Вари, пьяные разговоры Эдуарда Викторовича о нашей никчемной жизни в никчемной стране, поворовывать, чтобы не умереть с голоду и не оказаться на улице, и никогда не думать о завтрашнем дне.

Зачем, когда и так есть то, что нужно, — свобода. Только ее одну я никому и никогда не отдам.

Но мне мешал уйти вопрос — за что? И главное — когда? Не верить целиком во все рассказанное я не мог, но и поверить полностью тоже. Странно все это, что ни говори. Василий и Вероника разговаривали так, словно они в каком-то смысле боги, а я простой человек, да к тому же еще и смертен, приговоренный к уничтожению. Словно они и вправду играли в какую-то игру, правила которой мне не понять. Но я все-таки постараюсь попробовать. Если и вправду меня ожидает смерть, то мне не хотелось умирать, не зная абсолютно ничего.

Зайдя в подъезд, я на мгновение остановился, затаив дыхание и прислушиваясь. Вроде никого, но никогда нельзя сказать наверняка.

Я сделал несколько шагов и, перепрыгивая через три ступеньки, взлетел на четвертый этаж. В кромешной темноте вновь замер.

Тишина.

Как же Вероника умудрилась меня напугать! Сам поражаюсь! Вынул из кармана связку ключей и, стараясь не бряцать ими, долго на ощупь выискивал нужный ключ. Когда нашел, еще Минуты две шарил по двери ладонью, определяя, где ручка, а где замочная скважина. В куртке у меня лежала зажигалка, но вынимать ее я не стал.

Щелкнул замок, и дверь, поддавшись моему напору, со скрипом приоткрылась. Я проскользнул внутрь, неслышно закрыв ее за собой.

Теперь надо было решить, стоит ли включать свет или нет.

Наверное, все-таки придется. Я абсолютно не помнил, куда положил паспорт и кошелек с остатками денег. Возможно, второе и не пригодится, если учитывать, что у Вероники с Васей проблем с деньгами нет никаких, но взять возьму. На всякий пожарный. Свет включу в комнате всего на пару минут, возьму то, что надо, и сразу выключу. Никто и не заметит… Если только кто-нибудь специально не наблюдает за моими окнами.

Яркий свет лампы на секунду ослепил меня, но зато я сразу увидел кошелек на тумбочке и засунул его в задний карман джинсов. Я зашел в комнату. Документы лежали на книжной полке, между Рэем Брэдбери и Стругацкими. Еще в прыщавом подростковом возрасте я накупил всю это, а теперь все никак не доходят руки, чтобы выбросить. Может, правда, отдаю дань уважения безоблачному детству и подсознательно не выкидываю ничего, что с ним связано. Вот, к примеру, до сих пор храню в шкафу старые коньки. Мне довелось прокатиться на них всего раза три, прежде чем одно из лезвий не треснуло ровно пополам, опрокинув меня на лед, следствием чего стала сломанная рука и полтора месяца вынужденных каникул. Спрашивается — зачем они мне? Я не знаю, но все равно не выкидываю. На старом скрипящем диване с выпирающими пружинами я сплю с четырнадцати лет. Думаю, в один прекрасный день диван сдастся и уйдет из мира сего, попросту рассыпавшись в труху. Я мог купить новый несколько лет назад, но что-то меня сдержало. Наверное, все те же воспоминания… Без них мне никуда.

Итак, вроде бы все. Что-то я еще хотел взять, но забыл… Кое-что из одежды, наверное. Что-нибудь легкое! Футболку, к примеру.

Я подошел к шкафу и, распахнув его, критически ocмотрел то, что находилось внутри. Ни джинсов, ни футболки не было. Только старая куртка с меховым дырявым воротником, ватные штаны и пара ботинок в углу. Значит, джинсы с футболкой в стиралке. Что ж, придется обойтись без них. Постояв несколько секунд, раздумывая, что бы еще взять, я все же решил, что больше ничей не нужно и направился к выходу. Вероника уже наверняка вся изнервничалась и сейчас начнет меня упрекать в том, что мы теряем время, а нас уже ищут, и все в тон же пессимистичном духе. Ищут, так пускай ищут. A мы к тому времени, как они (кто бы они ни были) найду мою квартиру, уже смоемся отсюда к этому ее Василию..

Мне показалось или действительно в дверь кто-то тихо заскребся?

Я замер на полушаге с протянутой к выключателю рукой. Прислушался.

Крэ-кх, крэ-кх, крэ-кх.

Похоже было, что кто-то осторожно пережевывает чипсы, но это было не так. Кто-то скребся в мою дверь. Когтями? Возможно.

После тех баек, которыми накормила меня Вероника, я мог ожидать чего угодно.

«Слишком рано я расслабился, — подумалось мне, — все же надо было брать вещи и быстро сматываться, вместо того чтобы выбирать еще и одежду. А свет зачем врубал, идиот?»

Крэ-кх… крэ-кх…

Черт!

Только когда входная дверь тонко заскрипела, приоткрываясь, я сообразил, что уже несколько секунд стою посреди комнаты и совершений ничего не предпринимаю.

Но что делать-то? Не прыгать же с четвертого этажа прямо в машину? Это не ковбойский фильм, а я совсем не Клинт Иствуд. Под стол не спрячешься, тем более, он без скатерти… Что остается?

Совершенно не соображая, что делаю, я тихо отступил к двери, ведущей на кухню. Из головы вылетели все здравые мысли, кроме одной — в холодильнике пусто.

Ну так и что?

А вот что! Я развернулся и, залетев на кухню, распахнул холодильник. Действительно пустой!

Я при желании могу поместиться в нем, свернувшись, правда, в три погибели.

Решетчатые перегородки были быстро, но аккуратно положены под стол. Я выдернул шнур и залез внутрь. С кряхтением. Коленки тотчас уткнулись в подбородок, а твердый уголок кошелька уперся в зад. Приятного мало, но что делать? Жить хочется, как известно, всем…

Ну и напугала же Вероника! А вдруг мне все это показалось? Сижу сейчас, как болван, в собственном холодильнике, а ветер спокойно поскрипывает незахлопнутой дверью.

Но стоп.

Я прислушался… Кто-то действительно вошел в комнату. Что-то едва слышно зацокало по линолеуму. Женщина на каблуках? Может, это Вероника пришла проверить, все ли в порядке? Но тогда бы она позвала меня по имени.