Князь орков

— Но закон…

— Да прекрати же ты наконец! — набросился Раммар на брата. — Если ты еще раз что-нибудь скажешь про закон, я убью тебя голыми руками, ты меня понял?

— Да.

— Очень хорошо. Ты просто молчишь и предоставляешь мне слово, уразумел? Тогда все будет в порядке, вот увидишь.

Бальбок уже не спорил, и Раммар посчитал, что дело временно улажено. Он гордо поднял вверх штандарт своры (точнее, то, что оставили от него гномы) и понес его по скалистой дороге в ущелье. По обе стороны узкой тропинки возникли мрачные фигуры — воины, охранявшие вход в больбоуг, и выставили вперед свои сапараки.

— Эй, вы там! Какой пароль?

— Уничтожай, — небрежно ответил Раммар. — Но почему ты спрашиваешь, Ленивый? Что, не узнаешь нас? Я — Раммар, а это — мой брат Бальбок.

— Не знаю я, кто ты такой! — недовольно проворчал капитан стражи. — Не могу же я знать в харю всех, живущих в больбоуге. А что это с вашим штандартом? И где ваш предводитель?

— Мертв, — просто ответил Раммар. — Гномы.

— А где вы дели его голову? Закон говорит…

— Знаю я, что говорит закон, — вздохнул Раммар и укоризненно взглянул на Бальбока, как будто это он допустил этот разговор. — Просто пропустите нас, мы пойдем к Грайшаку и объясним ему ситуацию.

— Вы точно этого хотите? — Капитан поднял бровь над единственным оставшимся глазом — второй он потерял в битве. — На вашем месте я бы как следует подумал. Грайшак в этом деле шуток не понимает.

— Я тоже! — недовольно проворчал Раммар, и стражники отступили, пропуская их. Братья спустились по выдолбленной в скале лестнице и очутились в своей деревне.

Орки архитекторами не были — талант их заключался не в том, чтобы что-то возводить, а скорее в том, чтобы во что-нибудь вгрызаться. Соответственно, жили они либо в пещерах, созданных самой природой, либо в развалинах того, что осталось от других. В больбоуге, где жили Раммар и Бальбок, встречалось и то и другое. Пещеры, зиявшие в отвесных скалах по обе стороны ущелья, были естественного происхождения, но они служили кому-то жилищами задолго до того, как здесь осело племя Грайшака.

Говорили, что тогда пещеры населяли люди-дикари — волосатые, горбатые существа, еще более отвратительные, чем сегодняшние люди с их светлыми глазами и молочными лицами. Что случилось с теми людьми, никто не знал. Возможно, бежали, возможно, их скосила болезнь. Может быть, их племя уничтожил тролль. Главное, что они расширили пещеры и построили висячие деревянные мосты, соединявшие между собой каменные норы по обе стороны ущелья. Поскольку дерево было древним и прогнившим, а орки никогда ничего не обновляли, время от времени один из мостов выходил из строя и кто-нибудь падал, ломая себе шею, что вызывало у остальных орков исключительно приступы веселья.

Хотя Раммар и Бальбок были рады снова оказаться дома — во время их продолжительного марша им то и дело приходилось прятаться от гномьих патрулей, — от них не ускользнули взгляды, которыми награждали их соотечественники. Изодранный штандарт свидетельствовал о том, что они побывали в битве, а факт, что вернулись они одни, красноречиво свидетельствовал об исходе боя. Поскольку орки не поддерживали родственных отношений — братья Раммар и Бальбок были скорее исключением, — не было никого, кто скорбел бы о Гиргасе и других. Больбоуг охватил гнев — гнев на врагов, которые победили орочью свору, а вместе с ней и все племя.

Поскольку Бальбок и Раммар страшно устали, охотнее всего они сначала отдохнули бы, но им обоим было ясно, что они не имеют права делать этого, пока не доложат главному — ведь стражам все уже было известно. Грайшак не любил дурных вестей, но еще меньше он любил узнавать обо всем последним.

Дом Грайшака располагался в конце ущелья. Там сильнее всего пахло гнилью и плесенью, а на нескольких кольях, торчавших справа и слева от входа в пещеру, красовались головы убитых врагов. В основном черепушки гномов, но была среди них и одна человеческая голова, обладатель которой, наверное, был так неосторожен, что решился идти через ущелья и леса Черногорья. Хотя пещера Грайшака была самой большой во всем больбоуге, она была всего лишь прихожей еще одной, более обширной скальной пещеры. Она принадлежала Курулу, темному демону, которого орки, с одной стороны, почитали как своего создателя, а с другой — боялись как своего истребителя. Туда приносили они свои дары, там же хранились и чучела голов предводителей орков, чтобы однажды они вместе с Курулом попали в преисподнюю Лурака, где их сначала будут переваривать целую эпоху, а потом извергнут.

Пещеру Грайшака охраняли орки, сильнее и крупнее тех, что стояли на входе в ущелье. То были файхок'хай, лучшие, самые отчаянные воины племени. Быть избранным в охрану главного было честью для каждого орка (не считая того, что там была также лучшая еда и большая часть добычи во время грабежа).

Из-под кованых шлемов файхок'хай сверкали колючие взгляды, недоверчиво оглядывавшие обоих братьев. Их пропустили только после того, как пришедшие повторно назвали пароль.

— Ну, входите же, — подтолкнул их один из стражников, и взгляд, которым он одарил братьев, совершенно не понравился Раммару. — Вы как раз вовремя, у главного аудиенция.

И, словно в подтверждение опасений Раммара, из освещенной факелами полутьмы показались два орка, несущие труп третьего. Кто-то проломил парню череп.

— Внутренности Торги! — прорычал Раммар. — Что произошло?

— Он перднул в присутствии Грайшака, — ответил один из тех, кто нес труп.

— Но ведь обычно главному это не мешает, — сказал Раммар ничего не понимающим тоном: среди орков считалось абсолютно нормальным громко пускать ветры.

— Обычно — нет, но сегодня его мучают газы, — ответил орк, как будто это объясняло все. А потом носильщики ушли.

— Ой-ой, — прошептал Бальбок. — Похоже, Грайшак в плохом настроении.

— Просто заткнись и предоставь говорить мне, — напомнил ему Раммар. — Что бы ни случилось, молчи, понял меня?

— Похоже, понял.

— Тогда пошли.

С гордо поднятой головой, подняв повыше штандарт предводителя своры, Раммар шел по короткой штольне, которая вела в пещеру Грайшака. За ним шел Бальбок, для верности держась позади брата, чтобы тот в случае чего оказался между ним и гневом Грайшака.

Вонь, поднимавшаяся из пещеры главного, была отвратительной и притягательной одновременно. Запах разложения, сопровождавший орков на каждом шагу, смешивался с соблазнительным ароматом свежего густого супа, и тонкий нюх Бальбока сообщил ему, что в супе присутствует человечина. Орк вспомнил о голове у входа, и, поскольку он вот уже несколько дней толком ничего не ел, в животе у него громко заурчало.

— Тихо! — зашипел на него Раммар. — Я тебе что говорил?

— Но это не я, — шепотом возмутился Бальбок. — Это мой живот.

— Так скажи ему, чтобы вел себя тихо, а не то я его вспорю, дошло?

От этих слов у живота Бальбока отнялся дар речи, и оба они вошли в пещеру главного. Широкий свод, казалось, поддерживали сталактиты и сталагмиты, похожие на огромные колонны. На них были закреплены факелы. В их мерцающем свете стоял обтянутый тролльским мехом трон, по обе стороны которого стояли два охранника. На троне сидел огромный и жирный орк, правая половины головы которого была закрыта пластиной из кованой стали.

Грайшак.

Все орки больбоуга знали, что металлическая пластина была напоминанием о битве: гномья секира раскроила главному череп, и темная магия таинственным образом сохранила ему жизнь, но с тех пор он перестал быть самим собой. Некоторые утверждали, что кто-то оказывал на него магическое влияние, другие говорили, что удар секиры отрезал ему слишком много мозгов. Известно было одно: он вернулся с поля битвы и вызвал на бой Грайшака, тогдашнего главного племени. Оторвав противнику голову голыми руками, он стал его преемником и сам провозгласил себя главным. Тот факт, что он взял себе и его имя, объяснялся традициями орков. Орки не ведут счета своим правителям как люди, не поют песни об их деяниях, не воздвигают памятников — слишком сильно каждое поколение поглощено собой, и, кроме того, орки — ужасные певцы и совсем не придают значения искусству. Тот, кто в присутствии Грайшака отваживался говорить о его предшественнике, должен был быть готов к расставанию со своим языком.