Страница 40 из 68
А Петра? Петра улыбнулась. Даже не нахмурив бровей. Не нахмурила она бровей и тогда, когда Марчелло просительно потянулся к ее рукам.
Джо Кавон зажмурил глаза. Когда он снова открыл их, любовники смотрели на него. Кавон-Новак вознамерился сделать каменное лицо, но, поскольку это ему не удалось, он ограничился мрачным полупоклоном. Засим он со стальной решимостью сосредоточил свое внимание на дирижере. Музыка, устав от лирики, снова начала грохотать громами и вспыхивать молниями. Наш посетитель концерта без труда распознал в этом грохоте музыкальное воплощение конца света. Он не стал бы возражать, если бы действительно наступил конец света.
Последний грохочущий удар литавр выбросил его в антракт, перейти к которому сразу он был не в состоянии. С трудом преодолев ощущение глубокой скованности, вынуждавшей его сидеть неподвижно, он вышел в тесную аванложу, постоял там несколько минут перед зеркалом, разглядывая гримасы своего отчаяния, и лишь постепенно овладел собою настолько, чтобы поправить галстук и отереть пот со лба.
Произошло ли дальнейшее потому, что глубоко сидящий в нем Новак, склонный к мучительному самоуничижению, перечеркнул холодную решимость более близкого к поверхности Кавона, потому ли, что с ним сыграла шутку запутанная архитектура здания, но, так или иначе, несколько раз поднявшись и спустившись по лестницам, он оказался не у выхода, а у дверей курительного салона и — могло ли быть иначе? — столкнулся лицом к лицу с Петрой Штейнвальд. Она только что послала своего спутника в буфет за лимонадом.
Она улыбнулась.
Джо Кавон сдержанно поклонился.
— Добрый вечер, госпожа Штейнвальд, — проговорил он с враждебным сарказмом в голосе. Чрезвычайно трудно окрасить эти слова враждебностью и иронией, но Джо Кавон сделал все, что мог. Так как повод для его сарказма остался скрытым, не удивительно, что такая красивая женщина вообще не заметила сарказма.
Напротив, она даже намеревалась задать услужливому молодому человеку несколько ласково-благожелательных вопросов, например, спросить его, как он поживает и согласен ли он с тем, что господин Пейхель очень-очень славный человек. Она не задумалась бы при этом, сколь двойственным будет чувство, вызванное в душе скромнейшего из служащих самим опущением титула генерального директора, ибо таким образом признала бы его достойным общения с его богом и повелителем, так сказать на равной ноге, как если бы имена Пейхель и Новак были равноценны и могли безнаказанно заменять одно другое.
Но так далеко дело не зашло. Пепи едва успел очнуться от первого в его жизни поцелуя руки, едва не расцарапав себе нос о филигранные украшения изумительного золотого кольца, от чего никак не предостерегал соответствующий параграф учебника хорошего тона, как в еще не существующую, но уже успевшую подвергнуться таким испытаниям связь госпожи Петры и Джо Кавона, эсквайра, ворвался другой нарушитель спокойствия в лице мужа вышеназванной дамы, который, внезапно вернувшись из Линца, обнаружил, что не может войти в собственный дом, где, как это часто случается в частных домах, не было привратника, а ключи остались в Линце. К счастью, сказал он со смехом, когда Пепи отошел в сторону, он вспомнил о концерте, поспешил сюда, чтобы взять у Петры ее ключи, он просто не станет запирать наружную парадную дверь… нет, он вовсе не собирается остаться на второе отделение концерта.
Джо Кавон с немалым изумлением увидел, с какой невозмутимостью Петра порылась в сумочке, так что оставшиеся ключи не звякнули при этом, и сделала вид, что ничего не нашла. Он увидел — и горестное разочарование Кавона смешалось со злорадством Новака, — с каким присутствием духа Марчелло Мастрояни с двумя бокалами лимонада в руках незаметно повернулся в другую сторону и скрылся за широкими дверьми фойе.
— Я только что уронила сумочку, она раскрылась, и все высыпалось. Ключи, наверно, лежат под креслом, — спокойно проговорила Петра.
Джо Кавон был замечен лишь после третьего поклона.
Но это никак не могло умалить изгиб его бровей, поднятых с чувством превосходства, ироническую улыбку в углах его губ, спокойное sang froid,[33] струившееся по его жилам.
— Это господин… — начала Петра, делая жест представления.
Джо Кавон ответствовал такой сардонической улыбкой, что она не знала, как продолжить начатое.
— Иосиф Новак, — произнес он, пренебрежительно пожимая протянутую пухлую руку и не глядя на того, кто ее протянул.
— Если вы, сударыня, дадите мне ваш билет, я принесу ваши ключи.
— Господин Новак — сотрудник господина Пейхеля, — объяснила Петра.
Джо Кавон спокойно, не моргнув глазом, принял и это. Петра приоткрыла сумочку. По тактическим соображениям он подошел к ней поближе, и связка ключей, даже не звякнув, вместе с билетом перекочевала из рук в руки, Кавон удалился.
Марчелло Мастрояни стоял в коридоре и озабоченно смотрел сквозь стеклянные двери в курительный салон. Джо Кавона сейчас не устрашил бы даже Тарзан.
— Попрошу ключ фрау Штейнвальд, — сказал он и требовательно покрутил связку ключей на пальце.
Марчелло словно язык прикусил.
— Какой ключ? — спросил он, заикаясь и теряя самообладание.
— Полагаю, что это ключ от парадной двери, — холодно ответствовал Джо Кавон.
— Ах, вот что, — проговорил Марчелло, улыбаясь с облегчением. Он охотно отдал ключ.
Джо Кавон не ответил на его улыбку. Он не станет подмигивать этому человеку и как мужчина мужчине по-товарищески ухмыляться в адрес этой женщины. Он пренебрежительно надел ключ на кольцо.
— Всего доброго, — произнес он ледяным голосом.
— Минуточку, — снова улыбнулся Марчелло.
Джо Кавон, уже собиравшийся открыть двери, полуобернулся, чтобы бросить еще два взгляда, полных пренебрежения и превосходства, — два взгляда, подобных двум выстрелам.
— Спасибо, милейший, — сказал Марчелло и, даже не глядя на него, быстро всунул ему что-то между уголками платочка, торчащего из кармана пиджака. Он удовлетворенно кивнул, повернулся и исчез.
Джо Кавон, стоя в полуоткрытых дверях, не решился потрогать рукой то, что ему положили. Но он уже все знал. И потому к чете Штейнвальд приблизился уже не Джо Кавон, а бледный Пепи Новак. Петра улыбнулась, ее супруг засмеялся.
«Меня — прочь?» — Была ли это еще мысль Джо? Была это уже мысль Пепи?
— Ваши ключи, сударыня.
— Спасибо, господин Новак, — сказала госпожа Штейнвальд.
— Весьма вам признателен, молодой человек, — благодушно проговорил господин Штейнвальд.
— Разрешите откланяться, — пробормотал Джо Кавон, не сомневаясь, что умирает.
— Вы так побледнели, — озабоченно проговорила Петра.
— Я поеду домой, — объявил умирающий и бросил леденящий душу взгляд, значения которого никто не понял. — Сегодняшний концерт меня очень разочаровал, очень.
— Да, эти современные композиторы действительно пишут не для всех, — согласился господин Штейнвальд. — Я вас хорошо понимаю, молодой человек. На меня они действуют так же. Где вы живете? У вас есть машина?
Молодой человек покачал головой. Он живет недалеко.
— Значит, по дороге. Вы позволите отвезти вас домой?
Господин Штейнвальд получил позволение.
И вот Джо Кавон сидит на краю кровати и разоблачается. В полном смысле этого слова. Обнаружив дыру на носке, из которой торчит грязный палец, он окончательно и без остатка превращается в Пепи Новака.
Не беремся утверждать, воспринял ли он дыру и палец как некий символ. Известно только, что рядом со своим карманным платочком он нашел купюру в пятьдесят шиллингов, которую он вполне удовлетворенно развернул и переложил в свой бумажник. Известно и то, что он перевел стрелку будильника вперед, чтобы поспать на полчаса дольше. И впредь он всегда поступал так.
Рейнгард Федерман. Преступление следователя Будила[34]
Разнесся слух, что судебный советник Будил не в себе. Чей это был домысел, не известно, но вскоре об этом проведали все свободные обитатели Первого земельного суда. Во всяком случае, они смотрели на него, разговаривали и были осторожны с ним так, будто он и впрямь сумасшедший. Чиновники перемигивались, когда Будил, растерянно озираясь по сторонам, пробирался по длинным коридорам, словно переходил шумные перекрестки улиц. Рассказывали, что он частенько после работы остается в суде и долго сидит в одиночестве в своем кабинете. Да еще запирается при этом на ключ. Секретарша Кунерт слышала однажды, как старик сторож, посмеиваясь, говорил, что не иначе как Будил его боится, вот и запирается на все запоры.
33
Хладнокровие (франц.).
34
Перевод В.Милютина.