Страница 32 из 101
Понимая, что Гурьев чем-то огорчен, Скорняков тоже шел молча, но в конце концов не вытерпел и сказал улыбаясь:
— А я письмо сегодня получил!
Скорняков не мог не поделиться радостью с товарищем. Семья Скорнякова жила в маленьком уральском городке. Жена его, как и многие другие женщины, перестав быть только домохозяйкой, работала теперь на новом, эвакуированном с Украины заводе. Письма от нее Скорняков получал очень редко, но зато они были длинные, теплые, полные любви и с трудом скрываемой тоски.
— Поди, опять на шести страницах? — улыбнулся Гурьев. — Дома все в порядке?
— Пишет, все хорошо. Но я не очень этому верю. В госпитале был — видел, как в тылу живут. Работает — неделями домой, поди, не приходит. Нехватки всякие, на рынке цены лютые, сын, наверное, без присмотра. Просто не хочет меня расстраивать.
— Понятно. Ты вот тоже: сидишь в окопе, с той стороны хлещут по тебе изо всех видов, не знаешь, куда и деться. А домой строчишь: «Живем спокойно».
— Да, выходит, взаимно обманываем…
— Я это не обманом, а мужеством назвал бы.
— Да, тяжело нашим женам сейчас, — сказал Скорняков. — Я думаю, как война кончится, всем им медали дадут. Ты считай, сколько на шее у них: работа, дом, ребята, да о тебе еще день и ночь в постоянной тревоге. Нет, нам здесь легче!
— Смотри! — вдруг остановился Гурьев.
Впереди в чуть посветлевшее к утру небо одна за другой взлетели две красные ракеты.
— Противник в наступление пошел? — спросил Скорняков.
— Да. Сигнал разведчиков, — встревоженно проговорил Гурьев. — Разворачивай на всякий случай роту… Я — к комбату.
Гурьев торопливо зашагал вперед и скрылся в мутноватом сумраке.
Рота Скорнякова быстро развертывалась. Слышно было, как начинают звякать о стылую землю солдатские лопатки. И уже кто-то сипло и басовито, стараясь говорить шепотом, поминал лихом Гитлера, неподатливую землю и хлопотливую эту ночь.
В тот час, когда капитан Яковенко, получив доставленное Булагашевым донесение от старшины Белых, повел свой батальон к Комаровке, ударная группа немецкой пехоты, составленная из солдат дивизии СС «Викинг» и остатков четвертой панцер-гренадерской дивизии, скрытно вышла по лощинам южнее Комаровки. Эта группа развернулась для наступления и двинулась по степи на юго-запад. Немцы, оставившие было Комаровку и отошедшие севернее, изменили свой прежний замысел. Теперь они хотели, прикрываясь темнотой, внезапным броском пробиться через наш передний край, ударить с тыла по частям, обороняющим внешнюю сторону кольца окружения, и вырваться из него.
Дозоры сообщили, что по степи движутся большие группы вражеской пехоты. Яковенко, уже успевший развернуть батальон к бою, приготовился встретить врага огнем.
Противника подпустили близко. И только когда в сотне шагов замаячили в предрассветном полумраке темные согнутые фигуры гитлеровцев, был дан приказ открыть огонь. Фигуры впереди сразу же исчезли, слившись с землей. Немцы залегли и открыли ответную стрельбу.
Яковенко приказал Гурьеву быть на правом фланге батальона и принять меры, чтобы противник не смог просочиться там. Отдав это распоряжение, Яковенко уже не беспокоился о правом фланге. Он знал: там, где Гурьев, все будет в порядке.
Гурьев вернулся в роту Скорнякова в тот момент, когда перестрелка уже шла вовсю. Гурьев нашел командира роты в неглубокой, занесенной снегом промоине, образованной, вероятно, еще осенними дождями. Скорняков, припав к краю ямы, старался разглядеть, где враги и сколько их. Но впереди все застилала серая предрассветная муть, прорезываемая огненными линиями пулевых трасс.
— Оттяни фланг, поверни южнее, как бы не обошли! — сказал Гурьев. — Да связного мне дай!
Он вынул из сумки блокнот и, осторожно посвечивая фонариком, стал набрасывать краткое донесение командиру полка.
— Вот и «сапожок» пришел! — сказал Скорняков.
«Сапожками» в полку прозвали связных. Это были обычно самые молодые солдаты. Некоторые старые фронтовики звали их «малышками». Бересов строго следил за тем, чтобы в связные назначались прежде всего шустрые «малышки». Может быть, просто потому, что Бересов жалел молодых ребят и старался держать их подальше от опасности.
Маленький солдатик, круглолицый и пухлогубый, с пытливыми и живыми глазами, в великоватой шинели, сидел на корточках перед Гурьевым и ждал, пока тот кончит писать. Через минуту Гурьев передал ему донесение, тот звонко сказал: «Есть!» — и колобком выкатился из ямы наверх.
Через несколько минут Гурьев был в минометной роте. Ее командир уже ставил свои «самовары» на огневые и с нетерпением ждал указаний, когда и по каким целям стрелять.
В ту минуту, когда связной бежал к штабу полка, Бересов находился в поле на наблюдательном пункте, наскоро оборудованном саперами по его указанию еще с вечера. О том, что в той стороне, куда ушел первый батальон, начался бой, Бересову уже доложили. Сначала подполковник обрадовался: наконец-то полк вошел в соприкосновение с противником и началось настоящее дело. Но тут же чувство радости сменилось тревогой: не захвачен ли Яковенко врасплох? Продержится ли его батальон до тех пор, пока подтянутся остальные? Какими силами действует противник?..
Бересов приказал второму и третьему батальонам продвигаться вперед и как можно скорее установить фланговую связь с Яковенко.
Встреченные огнем первого батальона, гитлеровцы все же не отказались от своего замысла. Полагая, что основные силы русских стянуты юго-западнее, где идут сильные бои, немцы рассчитывали встретить здесь только слабый заслон.
Но все попытки врага вырваться из смертельного кольца были заранее предугаданы советским командованием. Гитлеровцы не знали, что на этот участок с вечера была введена новая дивизия. В нее входил и полк Бересова. Соседняя дивизия, все эти дни отражавшая контратаки противника, теперь, имея более плотный фронт наступления, продвигалась вперед. Передовые дозоры левого соседа шли совсем недалеко от фланга полка Бересова.
Советские войска в эту ночь начинали следующий этап операции: закрывали врагу последние ходы, смыкали фланги наступающих частей. На многих десятках километров фронта кольца под покровом темноты занимали новые рубежи стрелковые дивизии, выдвигалась артиллерия. Петля вокруг многотысячной группировки врага неумолимо стягивалась.
Увидев, что противник замешкался, Яковенко отдал приказ усилить огонь. Станковые пулеметы, поставленные на флангах, обрушили на залегших гитлеровцев всю мощь своего огня.
«Выгодный момент. Не терять его!» — решил Яковенко.
— В атаку! — приказал он.
Атака, поддержанная пулеметами и минометами, шла успешно. Противник, огрызаясь, откатывался обратно к Комаровке. Село было совсем недалеко. Светало. Яковенко уже видел выступающие над дальним краем снежного поля крыши крайних хат.
Командир правофланговой роты доложил ему, что подразделения второго батальона подтянулись, идут рядом и тоже успешно продвигаются к селу.
«Шалишь! — с неудовольствием подумал Яковенко, мысленно обращаясь к командиру второго батальона. — Раньше меня в Комаровку войти метишь? Не выйдет!»
Нетерпение охватывало капитана: «Чтобы меня да обогнали? Сейчас буду в селе! Вот оно, близенько, рукой подать! Эх, орлы, еще, еще немножечко — и там!.. Завтра в газете будет: «Батальон капитана Яковенко первым ворвался в населенный пункт, сломив отчаянное сопротивление врага…» Хорошо!»
— Соединить с командиром полка! — приказал капитан телефонисту, сидевшему рядом в наспех вырытом окопчике, и порывисто схватил трубку.
— Выше к южной окраине! — торопливо, уже подымаясь на ноги, доложил он. — Переношу свой КП вперед!
— Молодец! — ответил довольный Бересов. — Жми! Соседи тебя поддержат.
Положив трубку, Яковенко вдруг смущенно подумал: «Поторопился малость. Ну да ничего. Раз уж доложил, значит, обязан выполнить. В селе я все равно сейчас буду».