Наступление продолжается

Несмотря на отвратительную погоду, Зину не покидало радостное, светлое настроение. Ведь больше года она ждала, когда вновь увидит Бориса!.. Как крепко сжал он ее руку!

Но сейчас ей не хотелось, особенно в присутствии других выходить из рамок служебных отношений: ведь на этот раз они встретились совсем в иных условиях, чем раньше…

Повозка поравнялась с девушками.

— Стой! — сказал капитан ездовому и спрыгнул с повозки. Ольга и Зина встали при виде начальства, но Яковенко, улыбаясь, махнул им рукой: — Сидите, девчата! — Он присел рядом с ними на подстеленную ездовым плащ-палатку и сразу же спросил: — Ну как, нравится вам у нас в батальоне?

Ольга пожала плечами:

— Мы еще и оглядеться не успели.

— Понравится! Наш батальон в полку первый. И по номеру, и по делу. Про нас даже в газете напечатано. Читали?

— Не помнится что-то, — ответила Ольга, — в газетах про многих пишут.

— Про многих?

Щеки Яковенко покрылись румянцем, и он сдвинул свою кубанку на затылок, как делал всегда, когда его что-нибудь задевало за живое. Он был большим патриотом своего батальона. И ему хотелось, чтобы эти девчата сразу почувствовали, что они попали не в обычный, а в его, капитана Яковенко, батальон.

Командовать батальоном Яковенко начал недавно, вместо капитана Гродчина, погибшего в декабре под Житомиром. Яковенко был воспитанником Скорнякова и Гродчина. Он получил звание младшего лейтенанта два года назад без окончания училища за умение командовать, проявленное в боях. А воевать Яковенко начал рядовым, но по службе продвигался быстро: этому способствовали его находчивость и храбрость.

Всю лестницу повышений, которую в мирное время командиры по положению проходят в несколько лет, Борис Яковенко на фронте прошел немногим больше чем за год: ему приходилось сменять тех, кто ранен или убит. Но ему казалось, что быстрым повышением своим он обязан исключительно собственным достоинствам. Правда, он был на хорошем счету у командования как офицер смелый, находчивый. Таких в полку было немало. Но он словно бы не замечал этого. Втайне считая себя лучшим офицером в полку, он часто не мог удержаться, чтоб не намекнуть на это.

Увлекшись воспоминаниями, он рассказал девушкам о славных делах батальона, не забывая при этом довольно часто упомянуть и про свои заслуги.

Зина молчала, глядя на его оживленное лицо, на кудреватый чуб, выбившийся из-под щегольской кубанки, и вспоминая того прежнего лейтенанта Яковенко, у чьей койки она провела не одну ночь в палате для тяжелораненых. Но потом она все же не утерпела:

— Мы и не знали, что вы такой заслуженный!

По ее голосу нельзя было понять, с иронией она говорит или серьезно. Но Яковенко сразу же прервал свой рассказ.

Время привала кончилось. Взбираясь на повозку, капитан предложил девушкам:

— Садитесь, подвезу немного.

Зина быстро взобралась на повозку.

Мимо, плюхая по лужам, шли солдаты.

Ольга, которая тоже хотела сесть на повозку, вдруг раздумала, резко повернулась и быстрым шагом пошла вперед.

— Куда ты? — удивленно крикнула Зина.

Но Ольга уже затерялась где-то на дороге, в колыхавшихся рядах.

Догоняя свой взвод, шедший впереди полковой колонны, Никита Белых шагал по пустынному шляху. В свете неяркого зимнего дня тускло поблескивали лужи на дорогах. Степь, несмотря на оттепель, оставалась по-зимнему безжизненной.

Какой похожей показалась сейчас Никите эта украинская степь на его родные забайкальские степи! Ему даже показалось, что и в Забайкалье сейчас тоже весна, пришедшая раньше времени.

Он шел, жадно вдыхая влажный, волнующий запах оттаявшей земли. Запах этот был до боли сердечной родным, знакомым: так пахнет в поле перед началом посевной, в пору, когда бригады начинают выезжать на участки.

Освобожденная от зимних оков земля лежала, подставляя свою обнаженную грудь теплому, влажному ветерку. Медленно покачивались под этим ветерком коричневые, жухлые стебли прошлогодних трав. Чуть заметные прозрачные испарения подымались из лощин и от опушек реденьких кустарников, как первое, еще слабое дыхание ожившей земли. По степи уже прошлась весна, хотя по календарю еще стоял январь. Казалось, подражая людям, совершающим то, что прежде по человеческим правилам и понятиям считалось невозможным, природа тоже совершила то, что раньше было немыслимым по ее собственным законам. Весна не ждала, пока время откроет ей дорогу. Она внезапно атаковала зиму и победила ее…

Обгоняя повозки и пушки, Никита перевалил через пригорок, по которому шла дорога. Внизу, в огромной луже, около нагруженной минными ящиками повозки, сгрудились солдаты.

Багровые от натуги, минометчики старались вытащить повозку. Вместе со своими солдатами старался пожилой, плотный, не по летам подвижной капитан — командир роты.

От мокрой шерсти измученных лошадей валил пар. Они струной натягивали постромки. Но повозка не двигалась с места. Одна из лошадей зашаталась и в изнеможении села в лужу по-собачьи, на задние ноги. Кое-как ее удалось поднять.

Никита молча подошел к повозке сзади и вместе со всеми навалился на нее плечом.

— Взяли! — крикнул командир роты, обрадованно взглянув на Никиту.

— Давай, давай! — дружно нажали солдаты.

Люди и лошади рванулись вперед. Повозка громко затрещала и еще глубже осела в грязь.

— Ось — к черту! — с сокрушением вздохнул командир роты и тут же скомандовал: — Выпрячь лошадей, груз на вьюки и на руки!

— Ребята, получай витамины! — хлопотливо покрикивал усатый ездовой, с треском вскрывая ящики.

— Витамины? — переспросил кто-то.

— Точно! — ухмыльнулся усач. — Вита — это означает жизнь. Вот и будем этими минами фрицам жизни давать. Забирай быстро!

Минометчики разобрали боеприпасы с повозки. Лошадям на спины взвалили перевязанные пополам мешки, наполненные тяжелыми чугунными грушами. Командир роты связал веревочкой за стабилизаторы две мины и повесил их себе через плечо. Его примеру последовали солдаты.

Медленно переступая пудовыми от налипшей грязи сапогами, минометчики пошли вперед.

Белых догнал свой взвод и повел его дальше, изредка сверяясь по карте и внимательно наблюдая за местностью. Долго на дороге впереди не было видно ни души. Но вот слева, из-за опушки леса, показалась густая, беспорядочная толпа. От нее отделились несколько человек и, размахивая руками, побежали навстречу разведчикам.

— Товарищ старшина, гражданские это! — сказал солдат Булагашев, самый зоркий из разведчиков.

— Эй, хлопцы, гляньте: девчат-то! — восторженно воскликнул вихрастый озорной Федьков. — Сплошные девчата! И откуда столько?

Девушки окружили солдат, жали им руки.

— Наши! — послышались обрадованные девичьи голоса. — Здравствуйте, родненькие!

— Откуда вы? — спрашивал старшина, едва успевая пожимать протянутые со всех сторон девичьи руки.

Высокая складная дивчина, со спокойным взглядом больших темных глаз, пояснила:

— С под Шполы идем. У нас тут и каневские, и кировоградские, и с Мироновки, и со Смелы. Немцы, как отступали, всю молодежь с собой погнали. По шляху на Умань нас вели, чтобы потом — в Неметчину. А тут как ударили наши танки! Немцы оружие покидали — и кто куда. Наши хлопцы подобрали кое-какие винтовки, нас охраняют. Идем, а не знаем, где свои, где злыдни. Вас увидели — испугались спервоначалу, а потом… А вот и наши хлопцы!

Подошел паренек лет шестнадцати, с немецким карабином на черном ремне за плечом.

— Товарищ командир! — сказал он, подойдя к старшине и взяв карабин к ноге. — Нас тридцать шесть военнообязанных. Шесть винтовок. Разрешите присоединиться к вашей части? Хотим фашистов бить!

У Белых не сразу повернулся язык, чтобы отказать ему. Зачислять кого-либо в подразделение старшина права не имел.

Поздно вечером полк сосредоточился на окраине разоренного боями местечка, возле сахарного завода, сожженного немцами совсем недавно. Развалины еще дымились и отдавали жаром, и солдаты подходили к горячей каменной россыпи подсушить портянки или прикурить от тлеющей головни. На стене у заводских ворот еще уцелел немецкий плакат. На нем был изображен Гитлер в расшитой фуражке, а под портретом было напечатано: «Освободитель». Кто-то из солдат уже написал углем: «Будет морда бита у Гитлера-бандита!»