Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 25

Лейтенант умело принял боксерскую стойку. Левое плечо вперед, подбородок на грудь. Глаза, как у кабана-секача: прямо и упрямо. Пудовые кулаки натруженно водил перед собой, готовясь к атаке. Подшагнул к парню. Тот неподвижно стоял, немного выставив обе руки перед собой, ладонями вперед.

Удар правой прямой. Вместе с рукой американца голова воспитанника плавно отошла назад. Удар левой. Снова голова без толчков и соударений переместилась прочь на длину вытянутой руки лейтенанта. Впечатление, будто чугунные кулаки Маккоя только отодвигали восковое лицо аморфного монаха.

Янки размахнулся шире и сильное двинул в голову. Но она, будто намагниченная, держалась на расстоянии нескольких миллиметров от руки и вместе с ней послушно отходила назад. Резче. Резче. Лейтенант мощно выбрасывал кулаки вперед и упорно шел следом. Удары были такой силы, что заставили бы замертво упасть быка-трехлетку. Но они повисали в воздухе. Физиономия Маккоя набычилась, и он уже разошелся, как танцор. Удар следовал за ударом, но парнишка, словно издеваясь, совершал однообразное. Наконец, стараясь действовать незаметно, лейтенант попробовал садануть ногой.

Тело юноши скрутилось в бедрах, и армейский ботинок последних размеров шаркающе прошелестел рядом.

— Яа-га!! — рявкнул во всю мощь грудухи Маккой и изо всей силы стукнул другой ногой,

Как в железную перегородку уперлась она в предплечье монаха. Американец взвизгнул, но виду, что больно, старался не подавать. Немного пригибаясь, продолжал вымахивать огромными кулаками, но уже без всякого старания и техники. Вот он как молотом грохнул рукой сверху, снова хрипло рявкнул. Предплечье его плотно и с болью втерлось в кость руки монаха. Лицо исказилось, но глаза продолжали упорно злиться. Серия размашистых ударов — только воздух. Американец теснил соперника к краю пропасти. И, наверное, догадался, что сможет отыграться. С отчаянным воплем бравого морпеха шумно набросился, стараясь достать и загнать к краю. И в этот миг как подкошенный плюхнулся лицом в траву. Вскочил. Но мальчишка стоял уже в стороне, и коротко двинул открытой ладонью прямо в ухо Маккою. Тот дико взвыл, схватился за ушибленное место. Короткий удар ногой, и вся стокилограммовая масса лейтенанта рухнула на землю.

Монах отошел в cторону.

К Маккою подбежали двое офицеров, помогли ему переместиться на край поляны.

Динстон недовольно морщился. Он не понял, почему можно упасть от короткого, внешне не увесистого толчка воспитанника. Его подчиненный и выше на голову, и тяжелее раза в два. Но дело сделано. Лейтенант повержен, и это факт, который не оспоришь.

Все это удручающе действовало на полковника.

— Господин полковник, у вас имеются еще вопросы?

Динстон поднял глаза на спрашивающего. Это был настоятель.

— Да. Имеется среди нас инструктор по фехтованию. Хочется знать степень владения холодным оружием.

Тот охотно кивнул.

Полковник повернулся, пригласителытым жестом показал на капитана.

— Возьмите саблю, дорогой Дэртон. Раскройте мастерство монахов так, чтобы нам полнее было видно. И заодно докажите, что ваши угрозы не беспочвенны, когда уверяете своих собутыльников, что отрубите им уши, если они не поверят в наше мастерство.

Капитан живо встал, коротко кивнул.

— Какие условия, сэр?

— Никаких. Не петушитесь. Без крови. Поиграйте техникой, и я оценю.

Дэртон отошел в сторону, скинул защитного цвета куртку. В это время двое подростков прибежали с тренировочными саблями. Воткнули их в землю.





Капитан подошел, осмотрел все шесть сабель, которые немного отличались между собой длиной и шириной лезвия. Выбрал потоньше и подлиннее. Сделал несколько разминочных махов оружием. Рубанул ветку дерева, развернулся к монаху. Выразительным жестом клинка показал, что готов к поединку.

Юноша стоял уже с саблей, короткой, но более широкой. В ответ легко поклонился, выдвинул вперед правую ногу, клинок переместил вниз.

Капитан, судя по движениям, с какими он приближался к схимнику, имел большой опыт и проявлял высокое мастерство владения оружием. Сабля описывала выразительные линии, указывая направления атак и уколов. По мере приближения, все его внимание заострялось на противнике. Сблизившись до трех шагов, в неожиданно длинном выпаде нанес круговой удар, описав дугу под соперником, целясь в левый бок стоящего. Мах пришелся по сабле, коротким движением жестко встретивший соперника. Затем последовала серия быстрых ударов: в голову, правый бок, голову, колющий в грудь, круговой в голову, колющий в ногу. Но все атакующие выпады встречались хладным опережающим блокированием сабли. Последний колющий был ловко направлен в землю. Оружие капитана легко вошло в мягкий грунт. Не успел он выдернуть клинок, как тот мгновенно был сломан ногой ученика.

Американцы выпрямились. Динстон раздосадованно махнул рукой:

— Капитан, вы не продержались и минуты. Американец в свою очередь язвительно заметил, метнув обломанный кусок сабли в ствол дерева:

— Джентльмены не ломают оружие. Но я, ко всему прочему, не слаб руками драться.

— О, сэр, — не на шутку вспылил полковник, — не нужно оправданий. Вы биты вашим оружием. А миф о джентельменстве оставьте для газет и романтиков. Возьмите другую саблю. Я ничего не понял. Не успел сосредоточиться.

Капитан постоял несколько секунд в позе судьи с правом решающего голоса, широко расставив ноги и решительно подперев руками бока, утвердительно кивнул и подошел к воткнутым землю саблям. Взял не глядя одну из них.

Теперь его движения стали осторожнее, но более резки, опасны. Заметно стало, что он стремился придавить парня психологически. Заставить бороться. Но глядя на молодого монаха, трудно было сказать, что попытки имели успех.

Несомненно, Дэртон фехтовал красиво, изящно, с грацией и достоинством средневековых дворян. Его упражнения смотрелись. Техника, отработанная перед зеркалом, восхищала, доставляла видимое удовольствие. Шаги, подходы, выпады, движения и жесты могли принадлежать с одинаковым успехом как кавалеру высшего света, так и немногим наставникам изящного фехтования. Что-то блистательно-известное от восхитительного Арамиса.

Но при всем этом в нем нe было чего-то именно бойцовского, строгого. То, что делалось на зрителя, сейчас выглядело неубедительным, во многом лишним и ненужным.

Изящество видимого столкнулось с простотой, кистевой мощью, безошибочно направленными движениями, опережающей скоростью удара, безэмоциональностью ведения.

С виду монах фехтовал очень просто. Клинок его сабли редко описывал большие дуги. Точность остановки лезвия чуть ли не ювелирная. С удивляющей легкостью тяжелая тренировочная сабля вращалась в кисти воспитанника. Но его элементы боя выстраивались в высокую убедительную достоверность владения искусством фехтования.

Заметно: его клинок опережает оружие американца. Вращающийся блеск сабли озорно метался по воздуху, издеваясь над попытками капитана догнать, достать. Иногда клинки долго извивались друг около друга, не оставив искры от соприкосновения.

Полоснув рубаху Дэртона в одном месте, отражение луча на лезвии протыкало ее уже в другом, тогда как янки еще защищал уже продырявленное место. Рябило в глазах от скоростных махов блестящих сабель. Послушник не водил рукой, как его оппонент: почти одной кистью вращал оружие, защищаясь и нападая. Удары, быть может, были менее сильными, но более скорыми, экономными, с жестким сцеплением лезвий при соприкосновении. Пошла вторая минута. Лицо Дэртона раскраснелось, вспотело. Но он не желал признавать превосходство противника. Цветастая рубаха висела клочьями. Тяжелые выпады следовали с настойчивостью обиженного бизона. Вперед. Наотмашь.

Забыты слова полковника.

Наконец произошло то, что никто не ожидал и не каждый до конца понял. Монах, остановив боковой удар жесткой подставкой сабли, успел схватить рукой за лезвие и выдернуть ее из рук изрядно уставшего и опешившего американца.

Обреченно махнув рукой, Дэртон пошел к онемевшим зрителям. Оправдывающимся тоном устало выговорил: