Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 70

Белка покосилась на нее, потом как прыгнет! Прямо мне на ботинок. Аж я вздрогнул. Вцепилась лапами в шнурок и давай тянуть. Как будто и впрямь кошка. А я сижу и пошевелиться не могу от изумления.

— Стас, а мы, по-моему, заблудились…

— Да здесь негде блудить.

Я попытался скинуть назойливого зверя, поболтав ногой. Это удалось не сразу. Наконец лохматая зверюга спрыгнула на землю и очень быстро умчалась. Ботинок таки она мне расшнуровала.

— Пойдем, а? Есть хочется…

В самом деле, мы уже столько времени гуляем, надо выбираться.

Я завязал шнурок, и мы зашагали по тропинке. Я здесь совсем не ориентируюсь, но в любом случае мы выйдем к девятому району, больше некуда.

Удивительно, что, кроме «шахматных» сосен, совсем не попадались другие деревья. И «эвкалиптовый» запах теперь ощущался яснее.

Лес и не думал расступаться. Я готов был поклясться, что начинает темнеть, а часы на Светином мобильнике — свой я отключил — показывали тринадцать тридцать восемь. Рано еще.

По дороге я рассказал наконец про драку.

— Так вот какую он кошку снимал…

— Что?

— Да так…

Наконец мы заметили, что впереди светлеет. Долетал неясный гул.

— Дорога. Это мы к Малино вышли?

За деревьями угадывалась длинная серебристая лента.

— Я вообще не пойму, если честно. «Железка», что ли?

Но нет. Это совсем не железная дорога.

Даже близко — не она.

Это совсем другое.

Впереди еще маячили редкие деревья, но я уже понял, что там. И побежал.

— Стас, подожди!

Тридцать шагов. Двадцать. Пятнадцать. Десять.

Я выбежал из-за деревьев и остановился.

Под ногами вновь расстилался песок. Чуть серебристый.

Следующие пять шагов я прошел очень медленно.

Какое здесь странное сиреневатое небо. А вода — бледная-бледная. И бурунчики на волнах.

— Море?!

— Да, Свет.

Мы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, пошли к воде.

Так не бывает, я знаю. Но мы ведь здесь?

ГЛАВА 10

Калейдоскоп

— Как это «пропали»? Что значит — пропали? Ваши орлы что, бегать разучились?

Шеф с удивлением разглядывал переминающегося с ноги на ногу начальника охраны.

— Сергей Васильевич… У меня нет объяснений. Фигурант и девчонка бежали по лесу, мои ребята их практически догнали. Но внезапно они словно провалились сквозь землю. Главное, моментально пропал сигнал от радара, и с тех пор так и не появился.

Бывший военный застыл, вытянувшись в струнку.

Шеф почувствовал разливающийся во рту кисловатый привкус. Он даже скривился, глядя на охранника. Ну какого дьявола! Дадут ему пожить спокойно хотя бы полдня или нет?

— В каком районе это было?

Лебедев развернул на экране компьютера карту, все еще надеясь, что ситуация быстро прояснится. Но в этот момент в кабинет ворвался взъерошенный Денис.

— Сергей Васильевич! Беда…

Он резко остановился, переводя полный отчаяния взгляд с шефа на начальника охраны.

— Да вы что, с ума все посходили! — прохрипел Лебедев. — Ну что еще?





Андрей сидел перед монитором, пальцы отплясывали тарантеллу на клавишах. Пот чуть заметными каплями выступил на лбу. Нельзя, ну нельзя бросать проект! Надо увидеть, каким будет воздействие. И если методы машины и эссенциалиста совпадут — надо внедрять прибор. В нашем мире, в этом мире, в других мирах — да какая разница! Люди везде хотят жить и быть счастливыми!

Он остановился, только когда вновь почувствовал острую жажду. Надо было спросить у Зиньковца, не видит ли он причин этому. А сегодня… Эх, сегодня Андрей может не успеть до закрытия медицинского центра. Уж очень хочется доделать первую ступень коррекции…

Андрей совершил паломничество к кулеру, затем вновь погрузился в омут программы…

Лебедев не смотрел на Дениса. Он сосредоточенно изучал «мышку».

Урчал компьютер.

Тикали часы.

Чирикали воробьи за окном.

Завибрировал забытый на столе мобильник, но на него никто не обращал внимания.

Стоя посреди кабинета, прямо в центре перечеркнутого узорчатого круга на ковре, Денис напряженно ждал, что же скажет шеф. Наконец тот поднял голову и, глядя мимо Щемелинского, произнес:

— Иди домой.

Сегодня Зиньковец не ждал больше клиентов. Он в очередной раз тщетно пытался выйти в параллельную сеть, когда дверь отворилась. Вошел незнакомец в темной куртке.

— Одну минуту подождите. — Психотерапевт сделал предупреждающий жест, но посетитель, ни слова не говоря, вынул пистолет.

Увидев направленное на него черное дуло, эссенциалист не успел ни удивиться, ни испугаться. За спиной у злоумышленника возник человек, Зиньковец рефлекторно потянулся посмотреть, кто там, как вдруг резкая боль обожгла грудь…

Ксана не стала дожидаться Дэна. Пропади он пропадом, неблагодарная свинья! По дороге домой она зашла в медицинский центр, к Косте. Как она виновата перед ним! Зачем, зачем она вновь дала одурманить себя мимолетному воспоминанию? Зачем она вообще позвонила Щемелинскому? Пусть бы получил, что заслуживает…

Она вошла в пустой холл — Ирочки-сменщицы нет на месте, безобразие, — быстро миновала коридор. На пороге Костиного кабинета спиной к ней стоял какой-то мужчина. Она слегка тронула его за плечо.

— Разре…

Человек резко обернулся, одновременно с этим раздался хлопок, и неизвестный, отшвырнув Ксану, стремительно бросился к выходу.

Зиньковец пытался зажать рану пальцами. В глазах темнело, силы стремительно уходили…

Ксана вбежала в кабинет и вскрикнула. Костя сидел за столом, согнувшись и схватившись за грудь. Из-под его рук по голубой ткани расползалось темное пятно.

— Оксана… блок… — прошептал он одними губами.

Ксана не сразу поняла, что он хочет, но кинулась к нему. В ту же минуту кабинет непостижимым образом наполнился топотом и криками. Прибежала гинеколог из соседнего кабинета, медсестра ЛОРа, лаборанты и даже старенький подслеповатый окулист.

— «Скорую»! Вызовите «Скорую», кто-нибудь!

Господи, господи! — запричитал высокий женский голос.

— Да они только адрес записывать будут десять минут, и ехать еще пятнадцать, а тут — в сердце! Хирурги где?

— Кто? Трофимов в отпуске, Иванова с утра была.

— Да откройте же перевязочную! — заорал кто-то.

Ксана воспринимала происходящее как сквозь туман. Она лишь видела белое лицо Кости.

— Блок, Оксана. Штопай…

Она поняла. И мелькнувшая было в сознании искра «я не сумею», тут же погасла. Ксана быстро сложила руки, как перед чайной церемонией. Как давно она этого не делала!

— В темноте серебряный свет лучами расходится, — зашептала Ксана. — Свивается каждый луч в тысячу нитей… Затейливая ткется паутина… Кто увидит — познает человеческую сущность…

Она положила обе руки, одну над другой, на рану, прямо поверх холодных Костиных пальцев.

— Первая долевая, вторая поперечная… третья поперечная — в узел… Вторая долевая, вторая поперечная, третья поперечная — в узел…

Произносить это вслух вовсе не обязательно. Но так Ксане было легче.

Люди вокруг суетились, что-то кричали, окулист все-таки вызвал «Скорую» и милицию, медсестра ЛОРа прибежала с целой охапкой перевязочных материалов и ампул с анальгетиками…

Ксана, застыв в неудобной позе, боясь неосторожно шевельнуть руками, «штопала» Костину паутину.

«Вязание узлов корректорами первого звена строго запрещено»…

«Сверхвоздействие запрещено»…

«Эссенциальная хирургия в мирное время запрещена»…

Холод внутри. Темнота и боль. Лишь в глубине непроницаемой бездны трепещет разорванный клубок, рискуя развалиться по ниточкам…

«В случае спасения жизни эссенциалист, оказавший воздействие, считается неподсудным»…

Зиньковец в свое время не успел сохранить жизнь пациенту в ожидании реанимобиля…