Меморист

Джереми был поражен тем, что в конце концов наткнулся на реликвию, абсолютно идентичную той шкатулке, которую рисовала его дочь, но все же в это совпадение он еще мог поверить. Однако то, что содержалось в письме, обнаруженном в ларце сегодня утром, оказалось настолько непостижимым, что Логан помчался к своим коллегам, спеша поделиться с ними своей находкой.

— Шкатулка принадлежала Антонии Брентано… — начал он.

Увидев, что это имя для Эрики ничего не значит, Фремонт объяснил, что речь идет об одной из близких подруг Бетховена, возможно, его «бессмертной возлюбленной».

— Среди друзей Бетховена имелись также двое основателей нашего общества; он был знаком с Каспаром Нидермайером и Рудольфом Толлером, — добавил Джереми. Изучая историю общества, он исследовал все документы, хранящиеся в подземном архиве. — Подготавливая шкатулку к торгам на предстоящем аукционе, я установил, что ее передал Антонии сам Бетховен.

— Хоть меня и восторгают рассказы о тех запутанных дорогах, которыми вам приходится бродить в своих расследованиях, честное слово, мне бы не хотелось опоздать. Вы говорили, в шкатулке было что-то спрятано? — спросил Брехт. — Что именно?

— Письмо, написанное Людвигом ван Бетховеном.

В камине треснул и зашипел уголь. Джереми посмотрел в ту сторону, затем перевел взгляд на нишу с коптской вазой. Всем присутствующим было известно, что в 1813 году Каспар Нидермайер вскоре умер, после того как получил в свои руки древнюю флейту, вырезанную из кости и привезенную из Индии. В 1814 году его друг Рудольф Толлер передал эту флейту Людвигу ван Бетховену, попросив его восстановить мелодию, якобы записанную таинственными знаками, вырезанными на поверхности музыкального инструмента.

— Согласно нашим документам, в этой урне хранятся истолченные в порошок куски, возвращенные Бетховеном… все, что осталось от «флейты памяти» после того, как он ее уничтожил.

— Но в письме говорится о другом? — нетерпеливо спросил Фремонт.

— Бетховен написал, что он только сказал обществу, будто уничтожил инструмент. На самом деле он вернул нам кость животного, высушенную и раздробленную молотком. Настоящую же флейту Бетховен сохранил, посчитав ее слишком ценной, чтобы уничтожить, и в то же время слишком опасной, чтобы доверить кому бы то ни было. Он написал, что спрятал флейту. «Ради того чтобы защитить всех нас и всех тех, кто придет после нас» — вот его точные слова.

— Письмо подлинное? — бросил Фремонт.

— Заключение эксперта-графолога будет готово в понедельник.

— Бетховен сказал, где спрятал флейту? — спросила Эрика.

— Точное место он не назвал.

— Ничто и никогда не бывает просто, — заметил Фремонт.

— Если не брать некоторые виды смерти, — печально усмехнулась Эрика.

— Бетховен написал, что разослал своим близким друзьям по одной части ответа, по одному ключу, если хотите, так, что если в этом когда-либо возникнет необходимость, они смогли бы объединить свои знания и найти и флейту, и мелодию.

— Вы хотите сказать, Бетховен восстановил музыку? — затаив дыхание, спросила Эрика.

— Он пишет, что восстановил, и, упреждая ваш вопрос, — да, я проверил у двух специалистов-музыковедов, не сказав им ничего определенного, нет ли каких-нибудь законченных и незаконченных произведений для флейты, относящихся к нужному периоду. Ничего такого нет.

— Предпринять столько усилий… — задумчиво промолвила Эрика. — Судя по всему, Бетховена здорово напугало то, что он обнаружил… или же… а может быть, он просто страдал манией преследования?

— Бетховен был осторожен, вспыльчив, но нет, в иррациональной подозрительности его никто никогда не обвинял, — объяснил Фремонт, ценитель музыки, из троих лучше всех разбирающийся в подобных вопросах. — Хотя можно предположить, что до герра Бетховена доходили слухи, взбудоражившие музыкальный мир, когда Моцарт умер всего через шесть недель после первой постановки его «Волшебной флейты». Сторонники теории заговора утверждают, что молодого композитора отравили, поскольку он в своей опере раскрыл секреты масонов. Возможно, Бетховен предположил, что если Моцарта отравили за разглашение тайны легенды о флейте, обладающей необычными свойствами, связанными с циклом жизни и смерти, то и ему следует держаться от такой флейты подальше.

Он отпил глоток бренди.

Эрика снова наморщила лоб, но теперь ее глаза зажглись огнем.

— А что, если Бетховен выяснил, как действовала эта «флейта памяти»? Что, если те, кто слушал ее мелодию, ощущал ее вибрацию, вспоминал свои прошлые жизни? Возможно, именно это он подразумевал, говоря об опасности, — задыхаясь от волнения, закончила она.

Фремонт с такой силой опустил стопку на мраморную столешницу, что от ножки откололся кусок. Отголоски зловещего звона разнеслись по всей библиотеке.

— До тех пор пока мы не узнаем наверняка, что это письмо написал сам Бетховен, все это лишь досужие рассуждения.

— И время тоже полностью соответствует. — Эрика уже настолько была увлечена своей гипотезой, что не могла остановиться.

— Соответствует чему? — уточнил Джереми.

— Гениальному открытию бинауральных ритмов, совершенному Генрихом Вильгельмом Дове[7] в 1839 году…

— Эрика! — со смехом вмешался Фремонт. — Это же одни предположения!

Но Джереми думал иначе. Когда Меер начала слышать музыку, которую не мог разобрать никто, кроме нее, он первым делом вспомнил о том, что бинауральные ритмы — низкочастотные звуки, воздействующие на волновую активность головного мозга, — возможно, вызывают регрессии воспоминаний из прошлой жизни. И вот теперь последние работы Эрики позволяли сделать вывод, что эта возможность перерастает в вероятность. Более половины испытавших ОКС, с кем ей довелось поработать, слышали во время путешествия в иной мир музыку, и на предложение выбрать из десятка отрывков мелодию, больше всего напоминающую эту музыку, все сто процентов выбрали отрывок, наполненный бинауральными ритмами.

— Это не предположения. Имеется большое количество научных данных, доказывающих воздействие религиозных песнопений, музыки, барабанного ритма и других звуков на рассудок и тело.

Эрика говорила быстрее, неслась вперед, опьяненная все новыми предположениями. Она не сомневалась в том, что частоты, схожие с теми, которые слышали люди, испытавшие ОКС, способны открыть канал и перейти на уровень сознания, необходимый для того, чтобы вспомнить прошлые жизни.

— Если мы бы нашли флейту и доказали, что воспоминания о прошлой жизни можно вызвать каким-то воздействием на слух, это стало бы революционным переворотом в теории перевоплощения. И не только в ней, — настаивала Эрика, — но и в теории взаимосвязи пространства и времени тоже. Это явилось бы грандиозным прорывом в науке.

— И все благодаря нашему несгибаемому герою-еврею, — указал на Джереми Фремонт.

— Еврею? — удивился Джереми. — А это тут при чем?

— Вас будут поносить как Понтия Пилата XXI века за доказательство того, что человек один несет ответственность за свое вечное упокоение, и в руках каждого обеспечить себе дорогу на небеса. Каббалу снова предадут проклятию. Повсюду опять начнутся гонения на еврейских мистиков. — Уставившись в рюмку, Фремонт крутанул ее раз, другой, затем поднес ко рту и залпом допил бренди, словно это был фруктовый сок.

— Каббала ни в коей мере не является единственной религиозной доктриной, выступающей в поддержку переселения душ, — возразил Джереми. — Почему евреи должны взять на себя всю вину только потому…

— Фремонт, — вмешалась Эрика, — вы действительно предлагаете отказаться от расследования из-за возможных религиозных последствий? — Ученая была в ужасе.

— Разумеется, нет, — успокоил ее Фремонт. — Я просто хочу сказать, что на карту поставлено слишком много, и мы должны двигаться медленно, осторожно, не привлекая лишнего внимания.

— Что ж, если письмо окажется подлинным… — Голос Эрики снова наполнился надеждой и воодушевлением. — Тогда сама шкатулка может быть указанием на то, где спрятана флейта. Не следует ли нам приготовиться выкупить ее и письмо на аукционе, намеченном на следующую неделю?

7

Дове, Генрих Вильгельм — немецкий физик, метеоролог.