Меморист

Закрыв одно отверстие, она губами выдула воздух в трубку из кости, исполняя ноту до, затем соль и ре. Ноты прозвучали грубовато — первобытный зов земли, звук, наполненный дождем, дымом, огнем и холодом, заполнившим комнату, а затем выскользнувшим на улицу и поглотившим город, потом всю страну, целую планету, расширяясь на галактику. Вот какими пугающими и сложными получились первые три ноты. Меер отложила древнюю флейту. На протяжении веков люди исполняли эти самые ноты на самых разнообразных музыкальных инструментах. Так что дело было не только в самих нотах, но и в особых неповторимых колебаниях, производимых флейтой. Меер по-прежнему чувствовала их отголоски в уголках комнаты, поражаясь тому, как же долго они затихают по сравнению с обычной музыкой. Неужели это те самые бинауральные ритмы, о которых говорил ее отец?

Ровный шум душа напомнил о том, что времени у нее мало.

Она должна сделать это прямо сейчас.

Снова взяв флейту, Меер подула в нее более уверенно, задержав ноту до дольше, а затем исполнила вторую ноту, и этот звук смешался с остаточными колебаниями, все еще висящими в воздухе. Затем к ним добавились третья и четвертая ноты; наложившиеся одна на другую вибрации напоминали сложный, не поддающийся описанию шум.

Меер отняла флейту от губ. Это не игра. Не теория, изложенная на бумаге. Бетховен был прав. Меер исполнила две следующие ноты, затем еще одну. Вокруг нее сгустился гнетущий мрак. Ей показалось, она погружается в коварную топь. Начало получалось зловещим, но она должна была довести дело до конца… покончить с этим раз и навсегда.

Вернувшись к началу мелодии, Меер снова выдула первую ноту, затем вторую, а потом…

— Что ты делаешь? — послышался голос Себастьяна.

ГЛАВА 71

Четверг, 1 мая, 08.52

Он стоял в дверях ванной, обмотав талию полотенцем, с мокрыми волосами. Его сильные плечи, рельефные мышцы рук и груди напряглись.

— Ты раскрыла тайну?

Меер молча кивнула.

— Пожалуйста, исполни мелодию.

— Мы не знаем, к чему это может привести.

— Мне все равно.

— Бетховен был полностью убежден в том, насколько это опасно, и предпринял столько усилий, чтобы спрятать…

Себастьян не дал ей договорить.

— Бетховен жил больше ста пятидесяти лет назад, и ты не можешь знать наверняка, почему он поступал так или иначе.

— Нет, я знаю, Бетховен был уверен в том, что мелодия обладает пагубной силой. Он ее слышал. И он знал, на что она способна. Он был прав.

— В письме этого нет. Бетховен ничего не объяснил.

— Но я это знаю. Ты мне не веришь?

— Если бы я тебе не верил, неужели бы я пошел на все это? Неужели мы сейчас были бы здесь? Тебе и вправду удалось разгадать мелодию? Пожалуйста, Меер, я не стану тебя винить, если со мной что-нибудь произойдет. Просто исполни мелодию.

Мольба в его глазах была еще более отчаянной, чем в голосе, и Меер очень хотелось ему помочь, но она сама столько раз испытывала воспоминания, не будучи к ним подготовлена… Она так долго пыталась от них бежать, что в конце концов это ее искалечило.

— Только в том случае, если мы будем в полной мере сознавать возможные последствия этого. И еще — сейчас мы с тобой одни. Нам по-прежнему угрожает опасность. Помоги мне выбраться отсюда вместе с флейтой… встретиться с отцом и Малахаем… и тогда мы все вместе придумаем, что делать дальше.

Себастьян снова начал было возражать, но Меер не дала ему договорить.

— Знаю, ты хочешь исполнить эту мелодию Николасу — и я хочу помочь тебе в этом. Я буду бесконечно счастлива, если мелодия окажет действие и вернет тебе сына, однако тут нужно соблюдать предельную осторожность. Нам нельзя рисковать. Мало ли что может случиться с твоим сыном или с тобой, и тогда я всю свою жизнь буду винить себя в этом.

Последние слова Меер повисли в воздухе, и ее захлестнула безмерная печаль. Она винила себя, и не одну жизнь, а несколько, но почему? И как только она задала себе этот вопрос, то сразу же поняла ответ. Она была виновата в его смерти. Но в чьей смерти?

Закрыв глаза, Меер всмотрелась в бесконечный мрак и, наконец, увидела силуэт мужчины. Но ей так и не удалось рассмотреть, кто он такой и кем была она сама, когда они были вместе. Оставалась только сводящая с ума боль, вызванная сознанием того, что по ее вине погиб тот, кого она любила, и флейта со своей мелодией имела какое-то отношение к этой трагедии.

ГЛАВА 72

Четверг, 1 мая, 09.00

Через девять часов, после того как они расстались в этом же самом месте, Люсиан Гласс и Алекс Калфус встретились перед зданием гостиницы «Захер», расположенным по адресу Филармоникерштрассе, 1010.

— По сообщению вспомогательной группы, наблюдавшей за Меер Логан, в гостиницу она так и не вернулась, — первым делом сообщил Калфус, когда в девять пятнадцать Люсиан подсел к нему в машину.

— Вы можете узнать у горничной, ночевала ли Меер в своем номере? Возможно, ваши люди ее пропустили.

Калфус ощетинился.

— Маловероятно. — Но все же достал телефон. — Сейчас горничная заглянет в номер, — доложил он, окончив разговор.

Наблюдая за входом в гостиницу, Люсиан с жадностью наркомана потягивал кофе, вторую чашку за утро, в надежде на то, что на этот раз чудодейственный эликсир более успешно справится с задачей его разбудить.

— В кровати фройляйн никто не спал, и полотенцами и туалетными принадлежностями никто не пользовался, — сообщил Калфус, выслушав ответ.

— Думаю, нам нужно позвонить в больницу и выяснить, не навещала ли сегодня утром Джереми Логана его дочь, а затем постараться выяснить местонахождение Себастьяна Отто.

Телефон Калфуса снова ожил чьим-то трескучим голосом.

— Ja?[26] — Полицейский, кивая, выслушал звонившего, затем снова повернулся к Люсиану. — Итак, вчера вечером к Джереми приходил только один посетитель, и это был Малахай. Данные журнала посещений больницы совпадают с тем, что есть у нас. Самюэльс пришел в пять часов вечера и оставался до восьми, до окончания времени посещения.

Люсиан все равно сверился со своими записями. Малахай вышел из больницы в 20.05 и отправился на такси в Общество памяти, где пробыл три часа пятнадцать минут. Оттуда он вышел в 23.22 в сопровождении Фремонта Брехта. Они сели в машину Брехта, которой управлял шофер. Малахая высадили у гостиницы «Захер» в 23.52.

— Ему кто-нибудь звонил?

— Джереми Логану звонили один раз вчера вечером и еще один раз сегодня утром.

— В какое время?

— В 20.15.

— Откуда?

— Звонок поступил через общий коммутатор, поэтому проследить его было невозможно. Сегодня Джереми позвонили в 8.15 утра, но он еще спал, и его не стали будить. Этот звонок удалось проследить — звонили из телефона-автомата в районе Шпиттльберг.

— Кажется, именно там находится дом Джереми?

— Да.

— Быть может, Меер провела ночь там. Или в гостинице в том районе. Вы можете поручить патрульной машине объехать все гостиницы?

Калфус взял было телефон, но затем указал на вход в «Захер».

— Вот он.

Они увидели, как Малахай Самюэльс вышел на улицу и осмотрелся по сторонам. Калфус повернул ключ в замке зажигания, собираясь трогаться. Люсиан понимал, что им нужно следить за Малахаем, не дожидаясь возвращения Меер, но все равно злился на свою добычу, решившую уйти именно сейчас. Вот только Самюэльс никуда не уходил. Пока что не уходил.

— У него в глазах есть что-то такое, словно он всегда просчитывает все на два хода вперед, — заметил Люсиан.

— Не могу определить, то ли это говорит о его уме, то ли о нечистой совести.

— И о том, и о другом, и он гораздо умнее, чем вы думаете; а что касается его совести, то на ней, думаю, не найти и чистого пятачка. За девять месяцев этот человек не сделал ни одного неверного шага.

— И определенно ни одного за все то время, что он здесь. Встречи с друзьями и знакомыми, визит в археологическое общество, ужин в ресторане… все совершенно безобидно.

26

Да? (нем.)