Контрольное вторжение

Мы оба синхронно повернули голову в сторону трупа моего друга.

— Тебе следует знать, что компьютер бункера полностью перепрограммирован, — вкрадчиво сообщил мой двойник. — Поэтому кокон ты создать можешь, а вот уйти в прошлое нет. Из бункера вообще больше никто, никуда и никогда не выйдет.

— Почему? — поинтересовался я и демонстративно запустил на выполнение программу диагностики межвременных контуров.

— Ты знаешь, сколько жизней потерял твой мир? — с нескрываемым пафосом вопросил он.

Я кивнул, не догадываясь, куда он клонит.

— Кроме того, от нашего мира полегло больше двадцати тысяч человек, а кохонов вообще никто не считал. Догадываешься, почему это стало возможным?

— Не говори загадками.

— Война между реальностями никогда бы не случилась, если бы между ними не было никакой связи. — Он сжал кулак и потряс им над головой.

— Тут ты прав, — легко согласился я.

— А связь между нашими мирами возможна только потому, что существуют объединяющие их элементы.

— Объединяющие элементы — это, надо полагать, мы? Те, кто существует одновременно в нескольких мирах.

— Точно. Когда ты убил изначального Васнецова на Марсе, кохоновские порталы начали сжиматься. Они сосали все больше и больше энергии. А после того, как ты сам переместился сюда, последний окончательно схлопнулся. Сис Лавилья так и не успел вернуться.

— Блин!

Самый вонючий и самый лучший агент КБЗ, тот, кому я обязан жизнью, навсегда остался среди торгов и мертвецов.

— Его можно спасти?

— Нет. Солнечная Система и Федерация отныне никогда не пересекутся с Соединенными Штатами Земли. Никто из нас не узнает, что там происходит. Может быть, когда-нибудь какой-нибудь впечатлительный подросток в ночном кошмаре узрит иную реальность, но так и не поймет, что он увидел.

— Зато мы гарантированы от вторжения торгов, которые, надо думать, сильно расплодятся в мире кохонов, — с некоторой долей радости констатировал я, хотя погибший негр не шел у меня из головы.

Кстати, почему погибший? Он все еще жив и ждет помощи в ином мире.

— Ты уверен, что разделенные миры продолжают существовать? Может быть, мир кохонов просто исчез?

— По теориям Титова получается так.

— Титов ошибался. Он доказал это своей смертью. Он убил себя, потому что поверил мне. Тебе нужны другие доказательства? — Мой двойник топнул ногой, голова в холодильнике согласно вздрогнула, нежно зазвенели воткнутые в нее трубочки жизнеобеспечения. — Александр Титов погиб, чтобы устранить возможность войны между мирами.

— Какой войны? Кого с кем? Для войны нужны минимум двое, как, кстати, и для любви. Никакой войны не будет.

— Война начнется между твоим и моим миром в течение ближайших двадцати лет с вероятностью девяносто пять процентов. Твой и мой мир сцепятся в смертельной схватке, в которой не уцелеет никто.

— Бред! — хмыкнул я. — Ты несешь чушь! Какого хрена мы будем…

— У нас есть технологии, позволяющие довольно точно предсказывать будущее. Война неизбежна. Наш долг исключить саму возможность военного столкновения. — Мой двойник побледнел, и его лицо стало напоминать черно-белую фотографию, на которой двумя красными пятнами сверкали налитые кровью белки глаз. — Мы должны навсегда разделить наши миры. Сделать их воистину параллельными. Во имя всеобщей безопасности.

— Каким образом? — спросил я, хотя и без дополнительных объяснений уже все понял.

— Компьютер бункера перепрограммирован. Выйти отсюда нельзя. Чтобы надежно прервать межпространственную связь, необходимо уничтожить все связующие элементы. Поэтому никто не покинет это помещение, и никто сюда не войдет до тех пор, пока мы с тобой не умрем.

— Но зачем? Мы же не враждуем. Наоборот, мы прекрасные союзники. У нас есть уникальный шанс создать огромный прекрасный двойной мир, где всем хватит места.

На его лице я прочитал неподдельную жалость ко мне и со всей очевидностью понял, что силовой кокон не спасет меня. И даже «Спартак», который не раз помогал мне, сейчас абсолютно бессилен. Смерть моего собеседника ничего не изменит. Я могу легко продырявить лоб «братишке», и он даже не станет защищаться. Он давно уже умер. Сюда явился лишь его труп. Пустотелый, лишенный души остов пришел, дабы огласить мне окончательный приговор.

— В том-то и дело, что не хватит нам места, — горестно изрек Петр. — В биологии самая жестокая конкуренция возникает между похожими видами. А мы очень похожи. Мы — практически одно и то же. Как красные и белые в Гражданскую.

— Социальный дарвинизм — антигуманистическая буржуазная теория, — автоматически пробормотал я. — Мы же все-таки люди, брат. Хоть красные, хоть белые.

— Ты на улицу давно выглядывал? Люди… Трупы зарывать негде. Миллиарды мертвецов! А если бы возможности создавать переходы не было, каждый сидел бы в своем болоте и квакал в свое удовольствие, — мой двойник тяжело вздохнул. — Я считаю, что нет смысла растягивать удовольствие, — он горько усмехнулся. — Мой тебе совет: не тяни с последним парадом. Это не больно. Не очень больно. Прощай.

Я думал, что он возьмет лучемет и снесет себе башку выстрелом. Или на манер древних самураев вспорет живот лазерным тесаком. Ну, или в самом крайнем случае, подобно Гитлеру, проглотит гламурную ампулу с ядом. Нет. Предсмертного шоу не последовало. Он просто умер. Его взгляд остановился. Мышцы напряглись, потом расслабились, и мой непохожий на меня двойник застыл и медленно сполз на пол. Все. Конец.

Я выключил силовой кокон и подошел к свежему трупу. Проверил пульс, заглянул в зрачок. Еще один покинул нас… Смерть вырвала из наших рядов… Земля пухом…

— Открыть дверь! — крикнул я.

— Запрещенная операция, — с готовностью отозвался компьютер.

— Кем запрещенная?

— Петром Васнецовым.

— Это я. Запрет снимается. Открыть дверь!

— По условиям запрета необходимо разрешение двух допущенных. Ваше разрешение получено. Ожидаю разрешение от товарища Готлиба или товарища Титова.

— Они мертвы. Ты это знаешь.

— Данное обстоятельство запретом не предусмотрено, — промурлыкало в моей голове.

— А еще одно мое разрешение не подойдет? — попробовал схитрить я.

— Нет, — компьютер был непреклонен.

Мне стало безумно жаль себя. С ощущением полной обреченности в душе я обошел по периметру свою камеру воистину пожизненного заключения. По дьявольской задумке двойника, она должна была стать моей могилой. Отличный будет склеп. Прочный. А ведь в соответствии с моим статусом мне полагалось покоиться на Красной площади. Где-нибудь рядом с Верхними торговыми рядами, ибо у стены мест уже не осталось. Но я не собирался умирать! Даже ради Человечества. Жизнь представляла для меня ценность сама по себе вне зависимости от какого-то там Человечества. И вообще я не уверен, что союзнические миры нужно разделять во избежание некоего гипотетического конфликта, который якобы может произойти в будущем. Титов поверил в эту чушь и убил себя, а я не верю. Имею право не верить кому попало на слово.

Я остановился у двери. Не пробить. Выдержит прямое попадание стомегатонной бомбы. А если коконом шибануть? Я быстро пересчитал преобразование защитного индивидуального поля в ударный конус. Не подозревая подвоха, компьютер помог мне взять пару интегралов. Получилась ерунда. Не хватало двух порядков мощности для удержания направления. Включить такое поле все равно, что взорвать бомбу в ограниченном объеме.

Дверь, может, и сломается, вот только внутри бункера будут расплющены даже бактерии. Может, попробовать сломать замок? По умолчанию он заперт, но если подать на него закодированный сигнал, то он откроется.

Этот волшебный сигнал генерируется или компьютером, или специальным ключом. Компьютер помогать отказывается, значит, нужен ключ. Мне потребовалось пять минут, чтобы обыскать трупы. У мертвых ключа не было. В кармане двойника я нашел использованный презерватив и упаковку с препаратом «для безболезненного умерщвления». Одна капсула отсутствовала.