Черная река

В небе кружили стервятники; мимо «лендровера» со стоном проезжали по холмам пропыленные грузовики.

Майя опустила окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.

— У меня с собой евро и доллары, — обратилась она к Петросу. — Если я сделаю священникам небольшой подарок, это поможет?

— О, деньги помогают решить многие дела, — ответил Петрос. — Но это конкретное дело касается Ковчега Завета, а он для эфиопов чрезвычайно важен. Священники ни за что не позволят взятке повлиять на свое решение.

— А что вы скажете? Ковчег реален?

— Он влияет на нас, вот что я скажу.

— А правительство Израиля в него верит?

— Большинство евреев, которые жили здесь, давно вернулись на историческую родину. Израилю не выгодно оказывать помощь Эфиопии. Однако, — Петрос слегка улыбнулся, — помощь продолжается. Любопытный факт, смею заметить.

— В легенде говорится, что Ковчег в Африку перевез сын царя Соломона и царицы Савской.

Петрос кивнул.

— По другой легенде, Ковчег вывезли из Иерусалима, когда царь Манассия установил в храме царя Соломона идол. Некоторые ученые полагают, что сначала Ковчег доставили в еврейское поселение на острове Элефантина в Верхнем Ниле. Через несколько столетий, когда на поселение напали египтяне, Ковчег перевезли на остров посреди озера Тана.

— И теперь реликвия в Аксуме?

— Да. Она хранится в особом святилище, и доступ к нему имеет только один священник. Он входит в святилище раз в год.

— Думаете, они разрешат мне войти туда?

— Я уже говорил, что у нас знают воинов, защищающих Странников. Думаю, священники поймут ситуацию, однако вы сами можете стать причиной затруднений.

— Потому что я — иностранка?

— Потому что вы — женщина, — смущенно произнес Петрос. — А женщин среди тэкэлаккай не было лет триста — четыреста.

Когда они, преодолев горы, въехали на территорию Северной Эфиопии, начался ливень. Пейзаж был унылый, без растений, только иногда попадались террасированные поля да эвкалиптовые деревья, посаженные для защиты от ветра. Дома, школы и полицейские участки здесь были построены сплошь из песчаника; на крышах из листового железа кучами лежали камни. Вдоль холмов в бесполезной попытке остановить эрозию тянулись каменные стены.

Смотреть было абсолютно не на что, разве только на людей. В одной деревне все поголовно носили синие калоши. В другой Майя увидела рядом с дренажной канавой трехлетнюю девочку, которая держала в руке яйцо. Была пятница, и крестьяне шли к открытому рынку; вверх по холму будто маршировала армия разноцветных грибов — так казалось из-за того, что люди прикрывались зонтиками.

До древнего города Аксума добрались к вечеру. Дождь перестал, но в воздухе повис туман. Петрос нервничал, посматривал то на Майю, то Ламброзо.

— Приготовьтесь. Священники знают, что мы едем.

— А что может случиться? — спросил Ламброзо.

— Первым говорить буду я. Майе следует держать меч на виду, пусть покажет, что она — тэкэлаккай. Но ни в коем случае нельзя доставать клинок из ножен — священники могут убить. Помните: они умрут, защищая Ковчег. Силой к нему не пробиться.

Храм посреди города сочетал в себе современную архитектуру и каменные внешние стены церкви Девы Марии Сионской. Петрос провел «лендровер» в центральный внутренний двор, и все вылезли из машины. Они стояли в тумане; по небу проплывали тучи.

— Вон там… — прошептал Петрос. — Ковчег…

Слева Майя увидела бетонное здание в форме куба с эфиопским крестом на крыше. На окнах были стальные ставни и решетки; дверь закрывала красная полиэтиленовая пленка.

Вдруг из всех зданий разом стали выходить эфиопские священники в разноцветных ризах поверх белых ряс и самых разнообразных головных уборах. По большей части они были старые, очень худые, но попадались и юноши — трое со штурмовыми винтовками взяли «лендровер» в живой треугольник.

Наконец отворилась боковая дверь в церкви Девы Марии, и во двор вышел человек в белоснежной ризе и скуфейке. Сжимая в руках посох с резной рукоятью, он сделал один неторопливый шаг, затем — второй, шурша по плитняку сандалиями.

— Это Тэббаки, — пояснил Петрос, — хранитель Ковчега. Он единственный, кто может входить в святилище.

Остановившись фугах в двадцати от «лендровера», хранитель сделал жест рукой. Петрос торопливо подошел к нему и, поклонившись три раза, разразился пламенной речью на амхарском. Время от времени он указывал в сторону Майи, как будто перечислял ее достоинства и заслуги. Речь Петроса длилась минут десять, в конце его лицо покрылось испариной. Священники ждали, что скажет хранитель. Голова Тэббаки дрожала, пока он обдумывал решение; затем старец что-то коротко произнес по-амхарски.

Петрос поспешил назад к Майе.

— Пока нам везет, — прошептал он. — Очень. Старый монах, который живет на озере Тана, предсказал, что в Эфиопию должен прибыть могучий тэкэлаккай.

— Мужчина или женщина?

— Мужчина… или женщина. Есть разногласия. Хранитель рассмотрит вашу просьбу. Скажите что-нибудь.

— Но что?!

— Объясните, зачем вам в святилище.

«Что сказать? — думала Майя. — Наверняка оскорблю их традиции, и меня пристрелят». Стараясь не касаться рукояти меча, Арлекин шагнула вперед. Поклонившись хранителю, она вспомнила фразу, которую произнес Петрос еще тогда, в аэропорту.

— Egziabher Kale, — произнесла Майя. «Если на то будет воля Божья». Поклонившись еще раз, она вернулась к «лендроверу».

Петрос расслабился, расправив плечи, будто только что избежал катастрофы. Ламброзо стоял за спиной Майи; хихикнув, итальянец похвалил девушку: «Brava».

Хранитель некоторое время обдумывал слова Майи. Затем, сказав что-то Петросу, он вернулся в главное строение церкви, а вместе с ним — остальные священники. Остались только трое с винтовками.

— Что сейчас произошло? — спросила Майя.

— Ясно одно: нас не убьют.

— Ну, — произнес Ламброзо, — это уже результат.

— Мы в Эфиопии, — напомнил Петрос. — Обсуждать вопрос будут долго, пока Хранитель не выслушает мнение каждого.

— А нам что делать, Петрос?

— Прежде всего поесть и отдохнуть. Вернемся сюда ночью и узнаем, допустят вас или нет.

Есть в отеле Майя не захотела — попадаться на глаза туристам не следовало. Тогда Семо отвез их с Ламброзо в бар-ресторан за городом.

После обеда народу прибавилось, и на небольшую сцену вышли два музыканта: один с барабаном, второй — с масинко, однострунной скрипкой, на которой играют изогнутым смычком. Музыканты начали игру, но никто не обращал внимания, пока маленький мальчик не вывел на сцену слепую длинноволосую женщину массивного телосложения. На ней было длинное белое платье; на шее — медные и серебряные ожерелья. Сев на стул посередине сцены, женщина чуть раздвинула ноги, как бы укореняясь, взяла микрофон и запела сильным голосом.

— Она поет хвалебные песни. Очень знаменита здесь, на севере, — пояснил Петрос. — Если заплатите, споет что-нибудь и о вас.

Не прекращая играть, барабанщик отправился по залу. Приняв деньги у того или иного клиента и выслушав что-нибудь о нем, он возвращался на сцену и шепотом на ухо передавал все слепой певице. Та, не снижая темпа, начинала петь о человеке, который пожелал, чтобы его восхвалили. Заслышав песню, друзья заказчика начинали смеяться и хлопать ладонями по столу.

Примерно через час музыканты взяли небольшой перерыв. Барабанщик подошел к Петросу.

— Может, спеть что-нибудь о вас и ваших друзьях?

— Нет, не нужно.

Развернувшись, барабанщик хотел уйти, но Майя окликнула его:

— Постойте! — Как Арлекин, она жила под фальшивыми именами — если погибнет, на свете ничего не останется в память о ней. — Меня зовут Майя, — сказала девушка, передав барабанщику пачку быров. — Возможно, вы с друзьями споете песню обо мне?

Барабанщик прошептал что-то на ухо слепой певице, потом вернулся к их столику: