Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 87

И конгресс, по правде говоря, отказать боялся. Никто не знал, насколько реальны цифры, которыми бросался Вагонер. А тот говорил, что, если Джи-эм подаст на банкротство, Америка в течение года потеряет 3 миллиона рабочих мест, доходы населения снизятся на 150 миллиардов, а государство в течение трех лет потеряет более 156 миллиардов налоговых долларов. Проверять на практике, правда ли это, никому не хотелось.

Кризис, вызванный банкротством «Леман бразерс», перепугал в конгрессе всех, и на то были причины. Экономика страдала, банки прогорали, безработица резко возросла. Министерство труда сообщило, что за ноябрь США лишились 533 тысяч рабочих мест — таких падений рынок труда не знал уже 34 года. Ситуация действительно пугала.

Надвигавшийся кризис даже превратил в соратников Белый дом во главе с Бушем и демократов в палате представителей — хотя ранее эти стороны грызлись по любым вопросам, от Ирака до той же экономики. В выходные 6–7 декабря никем уже не любимые бушисты и демократы-представители пришли к компромиссу по поводу Детройта: экстренный заем в 14 миллиардов на поддержание деятельности Джи-эм и «Крайслера» до 31 марта. А к тому времени назначенный правительством «автоцарь» должен был помочь компаниям составить долгосрочный план реструктуризации.

Сенатор Коркер, сколотивший состояние на застройках и коммерческой недвижимости, всегда дотошнейшим образом исследовал вопросы, которые его касались, и заем детройтцам оказался одним из таких вопросов. После провальных слушаний в сенате 18 ноября он слетал в Нью-Йорк и встретился с каждым автоаналитиком, которого только смог найти. Вернувшись в сенат, он сообщил коллегам-республиканцам, что помогать Детройту без жестких условий, как предлагает Белый дом, значит просто тратить деньги впустую — компании попросят еще.

В среду 10 декабря, когда палата представителей принимала законопроект об экстренном займе, Буш послал главу своей администрации Джошуа Болтена и вице-президента Дика Чейни в сенат, влиять на недоверчивых республиканцев. Болтен и Чейни отправились на Капитолийский холм и присоединились к еженедельному «политическому ланчу» Коркера и его коллег.

Их ждал далеко не теплый прием. Сделка республиканского президента с представителями-демократами не обернулась, как хотелось бы, двойным компромиссом, а привела республиканцев в сенате в полный ступор. Теперь же, когда посланники Буша, явившись, не могли ничего толком сказать в свою защиту, сенаторы разозлились еще больше. «Когда они пришли, у них было 10 наших голосов, — сказал впоследствии Коркер, — а ушли они с двумя». Событие это на следующий день спровоцировало 15 часов игры с очень высокими ставками.

В 7.30 утра 11 декабря помощник Коркера дозвонился на сотовый Фрица Хендерсона, директора по производству «Дженерал моторс». Коркер, выбранный для этой цели представителем республиканцев, взял у помощника трубку и изложил Хендерсону новый план из трех пунктов:

1. В обмен на 14 миллиардов Джи-эм и «Крайслер» должны будут сократить свою задолженность на две трети, убедив держателей своих облигаций обменять их на акции.

2. СРА должен будет принять половину выплат в ДАСБ от Джи-эм и «Крайслера» не наличными, а акциями.

3. Профсоюз должен согласиться в 2009 году снизить заработные платы своих рабочих до уровня зарплат на американских автозаводах японских производителей.

Хендерсон, находившийся в Нью-Йорке, тут же согласился на эти условия, и в 8 утра Коркер позвонил Геттелфингеру. Тот ответил, что профсоюз готов на переговоры. Тем же утром Коркер нанес визит сенатору Додду, а также зашел в офис главы сенатского большинства Гарри Рейда. Они решили вести переговоры с республиканцами (у которых хватило бы голосов «зарубить» будущий законопроект) при условии, что на переговорах будет присутствовать Алан Рейтер. Алан был главным лоббистом СРА, а также племянником Уолтера Рейтера — сама его фамилия будила эхо былой профсоюзной славы.





Около двух часов пополудни демократы, Коркер и Рейтер собрались вместе с сенатскими секретарями и помощниками в богато украшенном зале слушаний сенатского Комитета по международным отношениям. Вскоре к ним присоединился и Стив Фейнберг из «Керберуса», какими-то судьбами оказавшийся в тот момент в Вашингтоне. Секретари конгресса, ожидавшие увидеть надутого крикуна с Уолл-стрит, были удивлены: казалось, инвестиционный магнат был пристыжен тем, как «попала» его компания. Фейнберг сказал, что его инвесторы не могут больше вкладываться в «Крайслер». Он, похоже, очень хотел избавиться от «Крайслера», пока тот не прогорел окончательно.

Переговоры продолжались: представители республиканцев вызвали лоббистов автомобильных компаний в Капитолий, и те рванули со всех ног, каждые пять минут сообщая свои координаты («Я застрял в пробке на перекрестке Коннектикут и Кей-стрит!»). Однако, когда они наконец прибыли, их сначала помариновали в приемной Комитета по международным отношениям, куда был сослан и Фейнберг. За столом переговоров были представители профсоюза, но не самих автопроизводителей, хотя на кону стояло их будущее. Этот факт ярко символизировал конец былого могущества «Детройтской тройки».

А тем временем Фриц Хендерсон находился в аэропорту Ла-Гардия, дожидаясь шестичасового рейса «Нортуэст Эйрлайнз» до Детройта, — вот так он разъезжал теперь, в постслужебносамолетную эру. Кен Коул, главный лоббист Джи-эм, попросил его пока не улетать и оставаться на связи, на случай если ему потребуется срочная консультация. Хендерсон не занимал телефон и ждал… ждал… ждал.

Через три часа в мобильном кончился заряд, а у Хендерсона кончился запал. Забронировав номер в «Ла-Гардия Мариотт», он сел в курсировавшую между аэропортом и отелем маршрутку — словно какой-нибудь коммивояжер средней руки, — в девять был в отеле, заказал ужин в номер и включил капитолийский кабельный канал Си-СПЭН, чтобы быть в курсе событий.

Стороны уже достигли соглашения относительно замены долговых обязательств акциями и финансирования ФАСБ, однако в вопросе уравнивания заработных плат с японскими трансплантатами переговоры забуксовали. Почасовые ставки на японских и детройтских заводах различались мало, но вот навязанный профсоюзом щедрый пакет пенсионных гарантий и льгот занятым и пенсионерам сильно увеличивал разрыв: более 70 долларов в час для членов СРА против 50 у работников трансплатантов.

Коркер предложил компромисс в определениях. Вместо «уравнивания» оплаты труда он готов был согласиться на зарплату, позволяющую компании быть «конкурентоспособной». Размер зарплат должен был определить будущий министр труда, уже утвержденный Обамой кандидат из демократов, который, судя по всему, должен был поддержать профсоюз. Но при этом Коркер настаивал на том, что «конкурентоспособные» ставки должны быть установлены в течение 2009 года и не позже. Демократы и Рейтер возражали, что СРА и так уже пошел на большие уступки и больше позиций не сдаст.

Около девяти вечера, как раз когда Хендерсон заселялся в свой номер, Коркер и республиканцы собрались на совещание, оставив секретарей болтаться поодаль, ужиная в походных условиях подножным кормом — мармеладками и карамельками из автомата. Республиканцы пытались решить, уступить или стоять на своем, рискуя выставить себя бессердечной «партией „нет“» (а такая слава тянулась за ними с самого начала финансового кризиса). И уклониться от решения они тоже не могли, поскольку руководитель группы сенатского большинства Рейд настаивал на голосовании.

Голосовали в 10.42 вечера в сенате. Несколько республиканцев, включая сенатора Сноу от штата Мэн, откололись от собственной партии, но остальные стояли на своем, и законопроект «зарубили». Коркер, явно раздосадованный тем, что целый день переговоров прошел даром, заявил, что республиканцы и СРА были в «одном слове» от соглашения. Гарри Рейд, в свою очередь, с сенатской трибуны сказал несколько ответных любезностей Коркеру.

А вот разозленный Геттелфингер на следующий день был вовсе не так великодушен. В последние годы СРА пошел на огромные уступки автокомпаниям, сказал он, а республиканцам хочется окончательно «пронзить сердце профсоюзного движения». Но когда все страсти улеглись, истинная причина провала переговоров ударила всем в глаза, как свет дальних фар.