Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 87

Вагонер должен перестать быть «мальчиком для битья», говорили его консультанты, нужно отвечать на удары. Совет был явно не впрок, Вагонер как бывший спортсмен сказал, что хотел бы «набрать очков» перед тем, как защищаться. Но проблема, ответили советчики, в том, что такими темпами его уволят быстрее, чем он наберет эти очки.

Совет собрался 2 апреля для утверждения сделки по Джи-эм-эй-си, когда тема была закрыта, Вагонер объявил, что на повестке дня есть и другой вопрос. Последняя пара недель была для него мучительной, сказал он, поскольку запланированное на 9 апреля собрание для оценки его работы грозило подорвать все его усилия по выводу Джи-эм из кризиса.

Без поддержки совета директоров, продолжил Вагонер, эффективно исполнять свои обязанности он не может и готов уволиться немедленно. За спокойным и уверенным тоном его речи таились высокие ставки и огромный накал страстей. Он ставил совету ультиматум, который так и не смог поставить профсоюзу и дилерам угасающих марок Джи-эм. Бросив эту перчатку, он покинул собрание, чтобы директора могли обсудить вызов между собой.

Совет запаниковал. Истории неизвестно, кто именно был готов 9 апреля проголосовать за увольнение Вагонера, но совет хотел сам определить время, способ и остальные детали этого шага. Совет директоров не был готов действовать немедленно, однако теперь Вагонер, похоже, не оставлял им другого выбора.

И тут, как на заказ, на помощь пришел вечно преданный Фишер. Он объявил, что уже подготовил три черновых варианта заявления в поддержку Рика. Они были как товары в старых каталогах «Сирс»: «хороший», «лучше» и «лучший» — и «лучший», по мнению Фишера, выражал «единодушную» поддержку Вагонера в совете.

Пара директоров опасались, что, даже поддержав Вагонера сейчас, в дальнейшем им все равно придется пойти на попятную и уволить его. Однако Фишер настаивал, что совет должен действовать «в интересах Джи-эм на данный момент». И совет сдался. Они утвердили заявление в поддержку Вагонера. Оно оказалось не совсем единодушным — Джерри Йорк не согласился, — но достаточно сильным. Фишер закрепил свой успех, отменив намеченное на 9 апреля обсуждение эффективности работы Вагонера за «неактуальностью» вопроса.

На следующее утро, в понедельник 3 апреля, Джи-эм объявила о продаже 51 % процента Джи-эм-эй-си, основанной в 1919 году жемчужины своей короны и источника большей части дохода Джи-эм в последние годы. Джи-эм получила по сделке 13 миллиардов, но лишилась контроля над стратегическим «кредитопроводом», соединявшим ее с дилерами и потребителями. Этот поворотный момент в истории компании, однако, стушевался на фоне более важных новостей. «Еще предстоит многое сделать, — заявил в официальном пресс-релизе Джордж Фишер, — но совет директоров Джи-эм верит в Рика Вагонера, его команду и план по восстановлению прибыльности нашей компании, который они проводят в жизнь». Это был второй поворотный момент в истории «Дженерал моторс».

Заручившись публичной поддержкой совета, Вагонер начал серию интервью. На программе «Встреча с нацией» он заявил: «Я не работал бы исполнительным директором, если бы не считал, что подхожу для этой должности». Другим СМИ он добавил, уже скромнее: «Я благодарю за поддержку совет директоров, моих сотрудников, свою жену — и всех, кто готов поддержать меня сейчас». Относительно огрехов в отчетности он покаянно написал в послании акционерам: «Я не могу дать этому оправдания, но от имени руководства компании приношу извинения и уверяю вас, что в будущем мы будем всеми силами стараться заслужить ваше доверие»..

Вагонер был похож на победителя «Последнего героя», изрядно потрепанного, но уцелевшего. Керкорян и Йорк пребывали в удивлении и ужасе. По их мнению, «Дженерал моторс» истекала денежными потоками, теряла рынок жуткими темпами, а также страдала от неряшливой отчетности — все указывало на несостоятельность ее руководства. И чем она на это реагировала? Пиар-кампанией?

В 17.00 в пятницу 5 мая Йорк сел в частный «Гольфстрим III» и отправился из Детройта в Лондон. Он вылетел заранее, чтобы провести там выходные и на свежую голову встретиться в понедельник с человеком, чьего знакомства он давно искал: Карлосом Гоном. На тот момент Гон был уже исполнительным директором и «Ниссана», и «Рено» и практически жил в служебном самолете, курсировавшем между Парижем и Токио, а также другими частями двух его широко раскинувшихся империй. «Ниссан», возглавляемый Гоном уже шесть лет, имел по 8 центов чистой прибыли на каждый доллар, опережая по рентабельности все крупные компании в мире. Джи-эм же, наоборот, теряла по 5 центов на доллар.





В тот понедельник в час тридцать пополудни Йорк и Гон обедали в отдельном зале ресторана отеля «Дорчестер». Они говорили о выходе из кризиса, о стратегиях и механизме взаимодействия между «Ниссаном» и «Рено». Все просто, объяснял Гон: каждый раз, когда одна из компаний планирует новую модель, она приглашает вторую для совместного проекта. За счет эффекта масштаба и отсутствия затрат на индивидуальную разработку схожих моделей экономится масса средств.

Формально от компаний участия в таких проектах не требовалось, но верхушка руководства настаивала на максимальной степени сотрудничества. А поскольку сам Гон был главой обеих компаний, он использовал свое уникальное положение для скрепления этого союза.

Идея захватила воображение Йорка: подобная система, возглавляемая таким человеком, как Гон, могла бы сотворить для Джи-эм то же чудо, что и для «Ниссана». А не хотел бы уважаемый французский бизнесмен добавить еще и американского партнера в альянс «Ниссана» и «Рено», спросил Йорк. Разумеется, ответил Гон, на соответствующих условиях, включающих в себя искреннюю готовность «Дженерал моторс» к подобному сотрудничеству. И Гон отправился в аэропорт Гэтвик, чтобы продолжить свой служебный тур. А «Дженерал моторс» в тот же день в Детройте сделала важное официальное заявление.

Объявленные три недели назад 323 миллиона убытков за первый квартал каким-то чудом превратились вдруг в 445-миллионную прибыль. На деле сумма возникла за счет изменений в отчетности, связанных с прошлогодним уменьшением профсоюзных требований по медицинскому страхованию (разрешенных Комиссией по ценным бумагам и биржам по просьбе Джи-эм). Тем не менее отдел Джи-эм по связям с общественностью не преминул объявить, что прибыль эта доказывает: компания «выравнивает руль».

Йорк в это не поверил. Как бывший финансовый директор двух крупных компаний, он знал, что прибыль зависит от тонкостей системы бухучета; кассовый же оборот не включает в себя амортизацию, затраты на разработку товаров и прочее, а потому лучше отражает прибыльность компании. В Джи-эм он так и остался отрицательным, и Йорк считал, что все это «выравнивание руля» просто попытка заговорить акционерам зубы.

В 7.30 вечера 15 июня Гон снова принял Йорка, на этот раз за ужином в своем личном номере «Вандербильт-отеля» в Нашвилле, где располагался головной офис североамериканского подразделения «Ниссана». К ним присоединился и второй гость — Кирк Керкорян собственной персоной. В атмосфере вечера, разогретой изысканным красным вином, начали складываться планы сотрудничества. Керкоряну и Йорку трехстороннее партнерство нужно было, чтобы избавиться от Вагонера, а Гону — для расширения его глобальной автоимперии.

Вот только следующие шаги были вопросом щекотливым. Йорк и Керкорян отлично понимали, что серьезно нарушают кодекс корпоративного поведения. Йорку следовало бы поднять вопрос о сотрудничестве на собрании совета директоров Джи-эм и попросить совет направить Вагонера для оценки этой перспективы. Однако Йорк посчитал, что, раз уж все это стадо поддалось на речи «Робкого Рика» (как он прозвал Вагонера), то, видимо, оно так и будет брести к пропасти, если его не погнать в нужном направлении. И Йорк записался на прием к исполнительному директору.

В три часа дня 22 июня (в свой 68-й день рождения) Йорк зашел в кабинет Вагонера в небоскребе «Ренессанс-центр 300», высившемся над рекой Детройт и мостом Амбассадор, соединяющим Америку с Канадой. Он рассказал Вагонеру о лондонском обеде, нашвиллском ужине и самой идее сотрудничества, заметив, что, возможно, Рику стоит позвонить Кирку, чтобы лично побеседовать на эту тему со своим крупнейшим акционером. Вагонер выглядел удивленным, но сохранял внешнее спокойствие, однако уже на следующий день в беседе с Керкоряном его раздражение стало очевидно.