Страница 16 из 18
«Да, сэр!» Стражник часто заморгал, на его лбу проблестела капля пота. Его мягкое лицо выдавало аристократа, какого-нибудь второго или третьего сына из забытого уголка Империи, который, без сомнения ненавидел тот факт, что продвижение по службе в ордене было не таким легким, как он того ожидал.
«Отойди в сторону». Она раздраженно махнула рукой; он практически скулил, убираясь с ее пути. Она повернулась к Первому Чародею, который стоял возле нее. «Начнем?»
Маг выглядел так, словно был готов упасть от изнеможения. «Это действительно необходимо, сэра Евангелина?»
«Один из ваших людей пропал, в ночь после покушения на жизнь Верховной Жрицы. Это было вскоре после того, как мы допросили его об убийствах. Я думаю, это служит основанием для подозрений, нет?»
«Допросили, но не обвинили».
«Если вы хотите, мы можем разбудить Лорда-Искателя Ламберта и спросить его мнение».
Плечи Первого Чародея опустились. Тяжело вздохнув, он пошаркал в сторону одной из пластин на стене хранилища и поместил на нее свою руку. Красный свет отреагировал на его прикосновение, пульсируя и меняясь до голубого оттенка. Кивнув, она прошагала к другой пластине и, сняв латную рукавицу, прикоснулась к ней голой рукой. Она направила силу через кожу, которая щекотала, пока пластина медленно меняла свой цвет на голубой.
Хранилище затряслось, издавая грохот, который разошелся эхом по всей комнате. Шестеренки повернулись, и металлические кольца, которые были частью двери, начали скользить в разные стороны. Она в восхищении наблюдала, как медленно каждый слой вставал в линию вслед за другим…пока замок не издал один последний лязг и остановился. Маленькая панель в центре двери плавно поднялась наверх, и на свет показалась ручка двери.
Он прошла к двери, махнув рукой таращившему глаза храмовнику, чтобы он отошел, и потянула за ручку. Дверь открылась намного легче, чем можно было предположить исходя из ее веса, так тихо, словно огромные петли были смазаны маслом вчера, а не несколько веков назад. Эти гномы определенно знали свое дело.
Безоконная комната, располагавшаяся за дверью, была громадной. Шесть высоких колонн доставали до самого потолка – одна, самая большая, в центре и пять по краям комнаты. Каждая колонна окружена металлической лестницей и уставлена тонкими стеклянными бутылочками. Каждая из этих бутылочек содержала несколько капель крови, взятой у каждого мага, когда их принимали в Круг, пропитывали магией, которая заставляла кровь светиться. Они создавали ощущение, что колонны были покрыты сверкающими, темными драгоценными камнями, и все вместе они заливали всю комнату жутковатым бледновато багровым светом. Цветом запретного.
Евангелине никогда не нравилась эта комната. Бутыли издавали вибрацию, которую легче было почувствовать, чем услышать. Это ощущение нарастало, и нарастало все больше, чем дольше вы оставались здесь, пока не начинало сводить с ума. По ее мнению, эти амулеты слишком напоминали магию крови – но раз храмовники считали их полезным, то они были разрешены. Чуточка лицемерия во имя большего добра.
Первый Чародей Эдмонде встал рядом с ней, смотря на колонны с откровенной неприязнью. Он протер лоб дрожащей от усталости рукой и заметил, что она на него смотрит. «Риз – хороший парень», сказал, как бы отвечая на вопрос.
«О Жанно вы сказали бы то же самое?»
«Нет, хотя я сомневаюсь, что сейчас вы мне поверите».
«Вы правы». Она подошла к большой центральной колонне, прикоснувшись к металлическим ступенькам, которые обвивались вокруг нее, чтобы убедиться, что они прочные. Казалось невозможным, что они до самого верха выдержат вес человека, но они ни разу не дрогнули под ней. Все же, для собственного спокойствия, она испытывала их на прочность каждый раз.
Евангелина осторожно взобралась. Она заметила, что некоторые бутыли перестали светиться. Обычно, это означало, что маг, которому они принадлежали, был мертв. Нужно будет вспомнить и предложить, чтобы усмиренные убрали неработающие бутыли, дело, которое уже давно должно было быть сделано. Хотя, кому она скажет? Лорду-Искателю? Она сомневалась, что он заинтересован в обыденных вопросах, таких как управление ежедневными делами в башне.
До фиала чародея Риза оставалось еще полпути. Она проверила по записи ее рунический символ, чтобы точно убедиться. Внезапно ей в голову пришла мысль – ошибались ли когда-нибудь Усмиренные регистраторы. Они были нечеловечески методичны, и их пассивная натура делала их надежными – но не слишком ли доверяли им храмовники? Все они когда-то были магами, и, в то время как они не испытывали эмоций, она гадала, мог ли Усмиренный восстать против них.
Церковь всегда утверждала, что такое невозможно. Но было время, когда Церковь считала невероятным и восстание магов.
«Значит, теперь мы, маги, стали узниками своих комнат?» обратился к ней Первый Чародей. «Обычно нам всегда разрешалось передвигаться по башне. Вы не можете запихивать людей во все меньшие и меньшие коробки, в надежде, что они исчезнут».
«Или начнется восстание? Как в Киркволле?» Голос прозвучал с большим раздражением, чем она намеревалась. Спускаясь по лестницам, с бутылью в руке, она старалась сохранить самообладание. «Я согласна, условия там были жестокими. Учитывая все, что произошло, даже вы, я надеюсь, согласитесь, что это здесь не то же самое».
Он пожал плечами. «Покушение на Верховную Жрицу, вне всякого сомнения, было глупым поступком. Все, чего я прошу, это чтобы мы все не платили за преступление одного человека».
Евангелина достигла конца лестницы и повернулась к нему. «Возможно, чародей Риз, в конце концов, не имеет никакого отношения к делу. Что если прямо сейчас его убивают ножом в сердце, чтобы прикрыть чей-то поступок? Храмовники находятся здесь, чтобы защищать магов, нравится вам это или нет».
«Даже если это убивает нас?». Маг рассеянно отмахнул рукой ее мгновенное возражение. «Я извиняюсь. Уже поздно. У вас есть то, что вам нужно?»
«Да»
«Тогда давайте пойдем».
Они вышли из комнаты, и Евангелина отпустила Первого Чародея. Он неторопливо спустился по главной лестнице без дальнейших комментариев, пока стражник смиренно закрывал за ней дверь в хранилище. Он явно разрывался между желанием притвориться, что ничего не произошло, и угодить вышестоящему начальству. Она намеревалась позволить ему попотеть.
Она поднесла к глазам бутыль-филактерию и изучила ее. Посмотрим теперь, куда же ты делся, подумала она. Сконцентрировавшись, она направила в нее чуточку своей силы. Багровое сияние крови начало пульсировать и потом медленно приобрело более глубокий оттенок.
Значит, все еще в башне. Это уже начало.
Евангелина спустилась по лестницам, не опуская взгляда с бутыли. Чем ниже они спускалась, тем ярче становилось сияние. Это не говорило ей, в каком направлении находился Риз, но зато указывало, становится ли она ближе – и, спускаясь мимо этажей, где находились комнаты магов, она поняла, что он был еще ниже. Значит, определенно есть тайный проход, если только часовой отошел от поста дальше, чем утверждал.
Она продолжала идти по темным коридорам башни, освещая дорогу жутковатым сиянием филактерии. Внутренний двор был пустым, храмовников, обычно тренирующихся там, не было. Часовня была пустынной, лишь Вечное Пламя в священной жаровне давало знать, что она вообще использовалась. Она была совершенно одна, и только эхо ее шагов составляло ей компанию.
В итоге бутыль привела к Яме. Неожиданно, честно говоря. Если мужчина был так близко, как показывала бутыль, и не был на этажах магов, то он должен быть здесь.
Первое, что она сделала, это направилась в подземелья. Не потому что она ожидала найти там Риза – как и следовало ожидать, филактерия подтвердила ее предположения – а потому что она не собиралась бродить в темноте в поисках потенциально опасного мага, не предупредив никого. Столкновение на балу напомнила ей, что даже один маг мог стать опасным соперником.
Подземелья были омерзительным местом. Остаток тех времен, когда эта башня не принадлежала Церкви, а служила главной крепостью Императора Кордиллуса Дракона. Он и основал Церковь, во времена беспорядков, когда культисты были повсюду, а магия опустошала земли. Она предполагала, что когда-то эти подземелья были заполнены, а древние комнаты пыток постоянно использовались. Она вздрогнула от мысли, что, возможно, с этих приспособлений когда-нибудь смахнут пыль.