Астральный летчик

Андрюша натянул на лоб беретку, чтобы мать не пугать. Позвонил, потом еще раз позвонил.

Мать открыла румяная со сна, как девушка, в халатике поверх ночной рубашки.

— Андрюша, я всю ночь не спала…

Пряча от нее лицо, Андрюша сразу прошел в ванную. Заткнул ванну пробкой, открыл воду, сел на бельевой ящик. Мать была еще совсем молодой. Когда в учебке братаны увидели ее фотографию, подумали, что это Андрюшина телка. Он их не разубеждал — телка так телка. Хуже было тем, у кого телки не было, больше доставали, дразнили «белым голубем». Не голубым, а голубем. В ВДВ обзываться голубым опасно, могут быть большие неприятности. В ВДВ голубой — это цвет неба. Только неба и больше ничего!

Андрюша встал, посмотрел в зеркало и не увидел себя. Он думал. Думал о другом.

Накинул на голову полотенце. Прошел в большую комнату. Мать звенела посудой на кухне. Андрюша достал из комода трусы, носки и чистое полотенце. Проходя мимо этажерки, захватил с собой тяжелый черный кирпич «Энциклопедического словаря».

Гудела колонка. Журчала вода. В ванне хорошо думалось. Ничего не отвлекало. Тело в воде становилось почти невесомым. Работала только голова, и Андрюша, как учил ротный, капитан Слесарев, начал приводить мысли в порядок. А чтобы привести мысли в порядок, надо представить, что голова твоя — пустой автоматный рожок. И закладывать надо в рожок мысли, как патроны, по очереди, оставляя напоследок бронебойный. Потому что главная мысль — стреляет первой! Так учил капитан.

Вот с главным патроном и была у Андрюши главная сложность. Андрюша вспомнил весь вчерашний день второго августа. Кошмарный день. Много было всего, слишком много для одного дня. Но главной почему-то лезла в пустой рожок матовая бутылка «Абсолюта».

Андрюша вытер руки о полотенце и взял с бельевого ящика тяжелый черный кирпич словаря. Полистал первые страницы, нашел:

«АБСОЛЮТ, в идеалистич. философии и религ. верованиях — вечная, неизменная, бесконечная первооснова Вселенной (бог, абсолютн. дух, абсолютн. идея и т. п.). Диалектический материализм отвергает мистико-идеалистическое понятие А. и признает единственной объективной реальностью материальный мир, находящийся в вечном движении и развитии».

Вот что было написано в старом словаре про абсолют. Коротко и ясно. Било по мозгам, как бутылка водки с тем же названием.

Андрюша хотел уже захлопнуть черный том, но взгляд его остановился на соседней колонке. Он прочитал:

«АБСОЛЮТНОЕ ДВИЖЕНИЕ, движение тел относительно др. тел, считаемых неподвижными. Т. к. абсолютно неподвижных тел в природе нет, то понятие А. Д. условно».

Андрюша даже захохотал:

— Эврика!

Он захлопнул черный том. Отбросил его на бельевой ящик. Лег затылком на пологую стенку ванной.

Допустим, мы признаем единственной объективной реальностью материальный мир, — размышлял он. Допустим, мир этот находится в вечном движении и развитии.

Но куда же движется и куда развивается этот объективный мир, если в соседней колонке доказывают, что любое движение — это условность, потому что по отношению к одному предмету ты движешься вперед, а по отношению к другому — назад! По отношению к одному предмету ты развиваешься, а по отношению к другому — деградируешь!

Полная чепуха!

Как же можно развиваться без цели? Куда развиваться? В кого? Капитан учил: «Прежде чем начать, реши — куда бежать, в кого стрелять!» Куда же бежит человечество? Если оно не имеет цели… Куда оно движется?

Только по отношению к смерти человек движется. Только по отношению к смерти человек развивается. Развивается в покойника…

Андрюше стало тоскливо. Он постучал кулаком в кафельную стенку:

— Ма-а, который час?

— Четверть девятого, — ответила мать из кухни.

Андрюша быстро домылся. Выдернул пробку из ванны. Уу-х-р — утробно заурчало в трубе. Закрутился водяной водоворотик, такой же, в который ушла расстрелянная Аликом бутылка «Абсолюта».

Андрюша вытерся чистым, только из прачечной, полотенцем. Чистое полотенце не сушило, а сдирало кожу, как мелкая шкурка.

Андрюша поглядел на себя в зеркало. После мытья лицо стало красным. Не сразу разберешь ссадины и следы ударов. И глаза открылись. И губы стали четче. Андрюша схватил «Энциклопедический словарь» и понес его на этажерку.

— Иди кофе пить, — сказала мать из кухни.

— Сейчас, оденусь, — ответил Андрюша из большой комнаты.

Он быстро натянул свои еще студенческие джинсы, полосатую рубашку с коротким рукавом, причесался и понял, что рожок в голове оставался по-прежнему пуст. Отвратительно пуст, без единого патрона, а в «Ариадну» надо идти все равно. Надо отдать двадцать долларов. Не надо ему чужих подачек. Может быть, это и есть главный патрон?…

Андрюша сунул двадцатку в карман джинсов. Удивился, что в камуфляже остались еще триста от Алика, он и забыл про них.

Андрюша достал из дембельского альбома неиспользованный солдатский конверт без марки, положил туда деньги, заклеил, написал вместо адреса: «Алику с приветом» и сунул конверт обратно в дембельский альбом. Он успокоился. Стало легко и свободно.

Вот же его главный патрон! Вот! Пошли они по всем этажам! Туда, куда ушел кошмарный вчерашний день второго августа. Он уже никогда не вернется! Никогда. Это и есть единственная объективная реальность в этом движущемся и развивающемся материальном мире. К счастью, умирает не только человек, умирает и вся шелуха, все неприятности, все загадки, условности. Все умирает, остается только свобода двигаться и развиваться, как ты сам пожелаешь! Пускай неизвестно куда! Можно ведь получать кайф от самого этого процесса, от движения и развития, а на все остальное плевать!

— Андрей, кофе стынет, — крикнула мать из кухни.

— Иду.

Андрюша глянул на себя в зеркало. Лицо после ванной остыло. Следы ударов проступили отчетливей. Все равно от матери не скроешь. Он поглядел на часы на серванте. Без четверти. Он рванулся к двери и замер на пороге. Рядом с часами в деревянной рамке стояла фотография матери. Точно такая же, какую она прислала в учебку. Мать стояла в белом платье, с цветами в руках. Стояла и смеялась тому, кто ее фотографировал.

Так вот почему Андрюше показалось, что он знает Марину давным-давно. Чуть не с детского сада… Вот почему…

Андрюша медленно прошел на кухню. Залпом выпил остывший кофе.

— Что у тебя с лицом? — нахмурившись, спросила мать.

— Ударился, — ответил Андрюша.

Мать покачала головой:

— Неужели такой пьяный был?

Андрюша промолчал.

— Надеюсь, это кульминация твоего отдыха?

— Все. Иду на работу устраиваться. Благослови,— сказал Андрюша и поднялся.

Мать испугалась. После своего увольнения она относилась к работе трепетно.

— С ума сошел?! С таким лицом на работу устраиваться?!.

— А я, ма, в цирк, клоуном, которого все лупят. Пока.

— Ключи не забудь!

— Я скоро приду, — крикнул он уже с лестницы и захлопнул дверь.

Магазин «Ариадна» был пуст. Андрюша прошел прямо к стойке. Свеженамазанная барменша Наташа недоверчиво поглядела на него. Не узнала.

— Вам чего?…

— Мне бы с Сергеем Николаевичем поговорить. Мы вчера договорились на девять.

Барменша узнала, всплеснула руками:

— Господи! Где это вы так?…

Андрюша сел на табурет у стойки:

— Несчастный случай. Иду себе, иду. Вдруг кто-то по морде шарь! Открываю глаза — асфальт… Смешно?

Барменша пожала плечами, нажала кнопку звонка под стойкой и отвернулась от него. Зазвенела бутылками на полках.

Из черных дверей, красиво улыбаясь, вышел Сергей Николаевич в светлом кремовом костюме.

— Все-таки пришел, — не то похвалил, не то расстроился Сергей Николаевич.

— А как же, — сказал Андрюша. — Мы же договорились. Не люблю людей подводить.

Сергей Николаевич опустил глаза, наморщил лоб, задумался.

— Извини. Не могу вспомнить, о чем мы с тобой договаривались?

— Как о чем? — Андрюша не ожидал от него такой наглости. — О долге.