Страница 53 из 102
— На Каменном острове Дантес бывал у Пушкиных. Он стал чуть ли не другом семьи. Очаровал всех трех сестриц Гончаровых. Когда они переехали с дачи в этот дом, он просто не мог у них не бывать. До конца октября…
— Почему до конца октября? — спросила Натали.
Историю первой дуэли Пушкина с Дантесом я помнил смутно.
— Что-то произошло у Дантеса с Натальей Николаевной в конце октября…
Натали загадочно улыбнулась.
— В жену Пушкина влюбился сам император. Николай. Да? И Наталья Николаевна отказала Дантесу. Он очень переживал. Он заболел даже. Да?
Такой крутой поворот в любовной истории Дантеса и Н. Н. оказался для меня полной неожиданностью.
— Интересно… — сказал я. — Откуда тебе известны такие интимные подробности?
Натали поправила свою короткую юбочку и уселась в низкое кресло, сдвинув набок ноги в русалочьих колготках.
— Это сенсация. Да? Это заслуга профессора. Мсье Леон долго работал в архиве Геккернов. Он нашел записную книжку Жоржа Дантеса. Его дневник, о котором не знает никто. Сегодня вечером в лекционном зале этого дома профессор сделает свой сенсационный доклад… Да?
Я думал о своем и спросил невпопад:
— Неужели он хочет отмазать Дантеса?
Натали сморщила носик.
— Что значит «от-ма-зать»? От чего «отмазать»?
— Ну, выгородить Дантеса, — объяснил я, — реабилитировать его, что ли?
Натали пристально посмотрела на меня.
— Жоржа Дантеса не надо реабилитировать. Да? Он ни в чем не виноват. Он любил ту женщину. Очень любил… Да?
— А как же Пушкин? — спросил я опять невпопад.
Она мне трезво объяснила:
— Разве Жорж виноват, что эта женщина оказалась женой вашего великого поэта? И все закончилось так трагично? Да? Представь себе на минуту, Слава, что Наталья Николаевна была бы женой какого-нибудь чиновника. Да? Никакого скандала бы не было. Не было бы никакой трагедии. Жорж увез бы ее с собой во Францию. Да? То, что она оказалась женой Пушкина, — это роковая случайность… Да?
Опять «роковая случайность»! Я уже выяснил для себя, что такое случай и с христианской, и с марксистской точек зрения.
А Натали, откинувшись на спинку кресла, рассказывала мне почти без акцента. Только иногда на букве «р» словно маленький шарик обольстительно перекатывался у нее во рту.
— Ведь Жорж полюбил женщину, а не жену Пушкина. Он Пушкина и не читал никогда. Потому что почти не говорил по-русски. Со своими друзьями по полку, со знакомыми женщинами он общался только на французском языке. Тогда вся мыслящая Россия говорила по-французски… Да? Даже любимая гер-роиня Пушкина, «русская душой», Татьяна. Да? Жорж полюбил Наталью Николаевну безумно. Слава, ты читал его письма? Они у вас уже опубликованы. Да?
Пришлось ей признаться, что до писем Дантеса я еще не дошел. Натали шумно удивилась — «о-ля-ля!» — схватила со стола свою кожаную торбочку, сосредоточенно порылась в ней и достала небольшую книжицу в мягком голубом переплете.
— Вот. Почитай. Она на русском языке.
Я кивнул и отложил книжку в сторону, но Натали взяла ее, нашла нужную страницу и прочитала мне как стихи:
— «Я безумно влюблен! Да, безумно, ибо не знаю, куда преклонить голову… И всего ужаснее в моем положении то, что она тоже любит меня, но мы не можем видеться, так как ее муж возмутительно ревнив…» Красиво, да?
Я думал, как мог ревнивый Жорик отпустить ее одну. Но спросил я не об этом:
— А откуда знает Дантес, что она его любит? Ведь ему все это могло только померещиться.
— По-ме-р-ре-щиться? — переспросила она, перекатывая во рту звонкий шарик, и перелистнула страницу. — Слушай дальше, Слава! «Если бы ты знал, как она утешала меня, видя, что я задыхаюсь и в ужасном состоянии; а как она сказала: Я люблю вас, как никогда не любила, но не просите большего, чем мое сердце, ибо все остальное мне не принадлежит, а я могу быть счастлива, только исполняя все свои обязательства, пощадите же меня и любите всегда так, как теперь, моя любовь будет вам наградой…"».
Натали положила книгу на колени и победно посмотрела на меня.
— Это очень большая любовь, Слава. Да?
Я засмеялся. Она вздрогнула.
— Что-то не так? Да?
Я попробовал ей объяснить мелькнувшую у меня догадку:
— Помнишь, как заканчивает Татьяна свой монолог к Онегину?
Натали откинула голову на спинку кресла, прикрыла глаза и процитировала, перекатывая шарик:
— Но я др-ругому отдана и буду век ему вер-рна… Да?
Я взял с ее колен голубую книжку, открытую на нужной странице.
— А теперь давай сравним, как заканчивает свой монолог Наталья Николаевна. «Любите меня всегда так, как любите теперь, моя любовь будет вам наградой…» Татьяна ставит жирную точку в отношениях с Онегиным, а Наталья Николаевна обещает Дантесу любовь! Как говорится, почувствуйте разницу!
Натали рассердилась.
— Ты не прав, Слава! Она говорит совсем о другой любви. Она отдает Дантесу свое сердце! Которое принадлежит только ей… О плоти тут не сказано ни слова!
Я посмотрел на дату в письме и посчитал на пальцах:
— Март, апрель, май…
— Что это? — не поняла Натали.
Я объяснил:
— Этот пылкий разговор произошел у них в феврале. А уже в мае Наталья Николаевна родила дочь. Значит, во время любовного разговора с Дантесом она на седьмом месяце беременности… Ее уже подташнивает, уже ребенок стучится ножками в живот… А она, танцуя с Дантесом мазурку, обещает ему свое сердце?…
Натали уперлась подбородком в ладонь.
— Ты не веришь в ее любовь, Слава?
Я пожал плечами.
— Ей очень приятно, что за ней ухаживает первый красавец Петербурга…
— А в любовь Дантеса ты веришь? Да?
Она спросила это так трогательно и так хитро… Я понял — она меня проверяет в чем-то… Я поглядел в книжку и сразу же наткнулся на первую фразу следующего письма Дантеса к Геккерну от 6 марта 1836 года. И прочитал ее вслух:
— «Мой дорогой друг, я все медлил с ответом, ведь мне было необходимо читать и перечитывать твое письмо. Я нашел в нем все, что ты обещал: мужество, для того чтобы снести свое положение. Да, поистине, в самом человеке всегда достаточно сил, чтобы одолеть все, с чем он считает необходимым бороться, и Господь мне свидетель, что уже при получении твоего письма я принял решение пожертвовать этой женщиной ради тебя…»
Натали смотрела на меня, склонив голову набок:
— Слава, что ты этим хочешь сказать?
— Это говорит сам Дантес, — поправил я ее.
Натали прищурилась.
— Но Жорж говорит совсем не то, что ты думаешь. Ты думаешь, если он пожертвовал ею ради своего приемного отца, он не любил, — она взяла из моих рук книгу. — Ты не дочитал дальше, Слава. «Решение мое было великим! Но и письмо твое было столь добрым, в нем было столько правды и столь нежная дружба, что я ни мгновения не колебался; с той же минуты я полностью изменил свое поведение с нею: я избегал встреч так же старательно, как прежде искал их; я говорил с нею со всем безразличием, на какое был способен». Жоржу было очень тяжело принять такое решение… Да?
Я молчал. И она спросила:
— О чем ты думаешь, Слава? — И сама же за меня ответила: — Ты думаешь, что у Жоржа с Геккерном была мужская любовь, да?
— Дело не в этом, — думал я о своем.
— А в чем же?
— Где в это время находится Геккерн? Куда ему пишет Дантес?
— Барон с мая месяца 1835 года находился на лечении в Европе. Он вернулся в Петербург ровно через год. Да?
Я задумался.
— Барон бросил своего красавца на целый год…
— Он не бросил его,— сказала Натали.— Он в Европе хлопотал об усыновлении Дантеса. И добился этого у нидерландского короля. С трудом добился. Он писал Жоржу. Наставлял его… Да?
— И наставил,— кивнул я.— Жорж пожертвовал ради него своей любовью…
Она поняла, что я еще не все сказал.
— И что? Что дальше, Слава?
Я улыбнулся ее нетерпению.
— А дальше самое интересное… Летом барон уже в Петербурге. А Дантес на Каменном острове начинает с