Страница 24 из 102
— Анатолий Самойлович вообще не пьет. Не пил, извини… А тут вдруг с тобой, с мальчишкой, идет в вонючую забегаловку рюмку тяпнуть. Странно, правда, Славик? Но еще более непонятно для меня то, что он тебе «Толей» представился… «Толей» его только друг детства зовет — его директор… Делаем вывод — Анатолий Самойлович тебя очень испугался, Славик…
— Не понимаю, — начал я.
Но Константин не дал мне договорить:
— Не мог Анатолий Самойлович простому мальчишке «Толей» представиться… и пить с ним не мог…
— Он пил, — нехотя признался я. — И не одну рюмку. Мы с ним бутылку усидели.
— Да ты что? — откинулся на спинку стула Константин. — Целую бутылку? Значит, вы с ним долго сидели?
Я вспомнил тот синий зимний вечер, столик на двоих у огромного окна бывшего магазина, седую склоненную голову оценщика.
— Да… часа два, наверное, сидели…
— Часа два,— мрачно констатировал Константин. — И о чем же вы с ним говорили так долго?
— О бароне…
— О каком бароне? — насторожился Константин.
— Об этом… Геккерне… чей гарнитур-
Константин долго смотрел на меня, улыбаясь. Влажно блестела фикса.
— Что ж ты молчал, падло?
Я рассердился:
— Да мне-то что?! Да мне-то какое дело до этого старого педераста!
Константин опять насторожился:
— Это ты про кого?
— Про барона.
— Он разве педерастом был?
В свое оправдание я не пожалел барона:
— А как же! Когда барон Дантеса усыновил, весь Петербург об этом шептался…
— Значит, и Дантес педераст? — осторожно спросил Константин.
— А как же!
— А что ж Наталья Николаевна? Не знала об этом что ли?
— Не знаю. Дантес был красавец.
— Облом! — тихо сказал Константин.— Кому же она нежные письма писала? Кого любила?! За что я деньги плачу?
Я обрадовался, что разговор ушел с его непонятных мне подозрений.
— Она могла и не знать. Жоржа Дантеса любили многие женщины. Не одна Натали… Крутой был паренек. Бисексуал, как теперь говорят…
— Стоп! — перебил меня Константин.— Вернемся к теме! Мы установили достоверно, что Анатолий Самойлович тебя испугался… Согласен?
Я пожал плечами.
— И что же ты бедному Анатолию Самойловичу по пьянке про старого пидора рассказал, что он тебя так испугался?
— Да ничего особенного. Материалов о Геккерне очень мало… — я встал, — я тебе сейчас мою картотеку принесу.
— Сиди! — грубо усадил меня за рукав Константин.
— Я не понимаю, чего ты хочешь. И чем я перед тобой виноват…
Константин звонко цокнул фиксой.
— Сейчас поймешь. Эпизод с оценщиком пока опустим. Ты все равно ничего толкового не скажешь. Пойдем дальше…
Константин вздохнул, долго доставал из пачки сигарету, звонко чиркнул «ронсоновской» зажигалкой.
— Подходим к главному… Когда я понял, что ты будешь следующим по очереди, я решил устроить «подставу». Все было продумано железно. По телефону я все объяснил Игорьку, что делать, как и когда. Дал исчерпывающие инструкции. Потом позвонил Мише в магазин и сказал, что в одиннадцать мы будем у тебя на Мойке. Оба. Значит, струна тут уже не проходит. В тебя будут стрелять. Как вчера в тебя стреляли. И не ошибся. Они приехали за полчаса. Та же бригада, на той же машине… Наглость, конечно… Но они ничего не боятся. Приезжают как на работу. Отмазаны четко.
Я его не перебивал, я чувствовал, что он мрачно и уверенно клонит к чему-то очень серьезному и неприятному для меня.
— Ровно в одиннадцать подъезжает моя «подстава». Игорек — это я. Захар — это ты. Я решил так: стрелять будут только в тебя…
Константин пронзительно смотрел на меня, а я молчал, боялся даже пошевелиться. Константин сам ответил на мой не заданный вопрос.
— Почему я решил, что стрелять будут только тебя? Да потому, что они бы меня самого первого убрали. Я понятно излагаю?
Я молчал.
— Захар — это ты. Он в бронежилете. И Игорек, кстати, тоже, на всякий случай. У Захара на башке твоя шапочка. Не наденешь же на башку сферу. Смешно… Я приказал Игорьку прикрыть Захару голову. Он его левой рукой за шею обнял. Прикрыл. Помнишь? Киллеру остается стрелять только в корпус. Там бронежилет. Игорек с Захаром идут к арке. Охрана в «ауди» сидит до первого выстрела, чтобы киллера не вспугнуть… Я понятно излагаю?
Константин уже не смотрел на меня, уставился в дубовую дверцу чулана.
— Я рассчитал так. Ребята поворачиваются к киллеру спиной… Грамотный киллер стреляет только в спину… Если, конечно, сблизи. Он так и стрелял… Значит… Киллер стреляет в спину Захару, потому что голова его прикрыта рукой Игорька. Игорек уже ждет. Он уже готов. Он спецназовец. Его учить не надо. После первого выстрела киллера он разворачивается и открывает огонь на поражение. Живой Захар пробивает колеса джипа. Им не уйти! После первого выстрела из «ауди» выскакивает охрана. И завершает захват. Один из киллеров обязан остаться живым. Это приказ. Живой выводит нас на Покупателя…
Я внимательно слушал. Все выглядело очень убедительно. Хотя я, конечно, в этом не специалист. Особенно убедительным был тон Константина. До этого места включительно… Потом он вздохнул, отвернулся от двери и в упор посмотрел на меня.
— Но получилось все не так, Славик… Совсем не так…
— А как? — спросил я растерянно, будто я был виноват, что все не так получилось.
— А вот как, — сверлил меня глазами Белый Медведь. — Первые две пули попали в голову Игорьку. Он повис на Захаре. Захар обернулся и вторые две пули влетели ему в лоб. Охрана ждала нашего первого выстрела. Его не было… Дальше ты все сам видел… Так в чем я просчитался, советник?
Ответ напрашивался сам собой.
— Ты не учел, что в Игоря, то есть в тебя… он будет стрелять…
— Это ежу понятно. Ты ответь мне лучше, почему он в меня стрелял? Я понятно излагаю? По-че-му?
Я не понимал, зачем он на меня так смотрит, чего он хочет от меня.
— Как это почему?
— А так! — почти прошептал Константин. — Меня первого давно могли убрать и не убрали. А сегодня с меня начали. Ты мне не объяснишь почему?
Что я ему мог объяснить? Я отвернулся от его взгляда. Константин наклонился ко мне над столом.
— Тогда я тебе объясню. Меня не трогали, пока рядом со мной тебя не было… Я понятно излагаю? Только ты появился рядом, и с меня первого начинают. Вот ты какой опасный человек… Не объяснишь почему?
Вот, оказывается, к чему он вел! Я честно признался:
— Костя, я ничего не знаю… Что ты хочешь от меня?
— Правды!
— Какой?
— Что ты наболтал оценщику?
— Ничего особенного… Честное слово…
— Ты мне тоже какими-то парижскими тайнами мозги засирал! Что это за тайны?
— Ничего я не знаю. Просто предположения. Гипотезы…
— Из-за твоих гипотез за один день четыре трупа! Блин! Тайный историк! Тайный советник! X…! -. и он выругался очень длинно.
Мне стало грустно. Мне казалось, что у меня уже нет выхода… Но вдруг я вспомнил то место… То место, где меня никто никогда не найдет… И я успокоился.
Константин все крутил головой, цокал фиксой и длинно ругался. Я сказал ему спокойно:
— Костя, подожди. Есть мысли.
— Мысли? — взревел Белый Медведь. — От твоих мыслей уже четыре трупа, падло!
— Я тут ни при чем, — убеждал я его. — Я ничего… Я ничего не знаю. Честное слово…
— А кого это е…?! Они начали стрелять и уже не остановятся, пока все твои мысли из башки не выбьют! Я понятно излагаю?
— Подожди! Дай сказать!
Он замолчал, чтобы достать из пачки новую сигарету. И я сказал:
— Давай прощаться, Костя.
— Чего? — не понял меня Константин.
— Ты не волнуйся, Костя. У меня деньги есть, — я достал из кармана и показал ему баксы. — Я ухожу туда, где меня никто не найдет… Прощай, Костя…
Я впервые увидел Белого Медведя пораженным. Он долго смотрел на меня, а потом блеснул коронкой.
— Ты совсем дурак или прикидываешься?
Я машинально отвел его второе предположение.
— Почему это прикидываюсь? Я действительно не знаю, что я мог сделать? Почему я такой опасный че— ловек? Честное слово… Но если так получилось… Если из-за меня в тебя стреляют, я уйду, я исчезну. И все будет хорошо… Разве я не прав?