ТИК

«Назад».

Водка, между прочим, кончается.

Короче. «Форум». «ТИК».

Чего у нас новенького? Есть новенькое. Но мало и от посторонних.

В Великобритании начался суд над 25-летним Дэниелом Гонзалесом, обвиняемом в убийстве четырех незнакомых ему людей в северном Лондоне и Суссексе в течение трех дней.

Гонзалес сравнил совершенные им убийства с теми, которые показаны в культовом фильме ужасов «Хэллоуин». Также он сказал, что брал пример с Фредди Крюгера — монстра из не менее культовой ленты «Кошмар на улице Вязов». По словам подсудимого, он собирался убить как минимум 10 человек, чтобы прославиться в качестве серийного убийцы.

«На охоту» Гонзалес отправился 15 сентября 2004-го, сообщает Reuters. Прямо на улице он зарезал 73-летнюю Мэри Хардинг. Следующим утром с помощью двух ножей он убил выходящего из паба 46-летнего Кевина Моллоя…

…Будучи помещен в известную психиатрическую больницу Бродмур на юге Англии., где в условиях повышенных мер безопасности содержатся люди, совершившие тяжкие преступления, Гонзалес попытался покончить с собой, перекусив себе вены на руке. Тамошний психиатр признался, что никогда не видел, чтобы кто-то кусал себя с таким остервенением…

От мира снаружи остались только два прямоугольных выреза в глухой черноте — два недалеких окна: желтое напротив-повыше и синеватое (люминесцентное) внизу, втащившее по блату в реальность еще и часть сугроба под собой. Впрочем, там и днем почти ни черта нет: облупленные стены двора-колодца, снег да погребенная под ним «копейка».

…В 1998-м в Америке маленький мальчик напал с ножом на собственную няню. На вопрос «зачем?» он ответил, что «хотел быть как Майкл Майерс…»

Майерс, Майерс… Ничего, блин, не помню.

А мы спросим. Опять.

Телефон? В комнате. Уф-ф… Оставив включенный лаптоп и недобитую «Путинку» на столе, плетусь обратно полуосвещенным бесконечным коридором, прихотливо расчерченным наружной проводкой. У Шохи темно и стоит застарелый дух бомжатника — снова ощутимый даже с кратчайшей отвычки. Серый не храпит, не стонет, вообще звуков не издает. Окочурился?.. Было ведь как-то — только не с торчком, а с бухарем одним… Нажрались мы с мужиками, попадали кто куда, я просыпаюсь с квадратными глазами, время — обедать пора, все уже расползлись, один только лежит еще — как его? Каша. Каширин… Судя по запаху — обоссамшись до кучи. Ну, прежде чем самому свалить, надо, думаю, разбудить чудилу, че он в моче собственной валяется. Пинаю, пинаю — ни фига. Тут я допер, полез пульс трогать — а он остыл уже. Сердце, сказали потом. Бухал по-черному…

Люстру не врубаю: подорвешь Серегу — сам рад не будешь; только дверь открытой оставляю, чтоб из коридора свет проникал. И куда я ее засунул?.. Комната, в натуре, во всей коммуналке самая запомоенная. До меня тут с Шохой жил некий Рашид, работавший продавцом в Апраксином дворе. Сейчас он медитирует в Мариинской больнице с переломами и гематомами: после того как на рынок прикатили на «уазике» крышующие его менты, бухие в говно, схватили — говорят, без малейшего повода — этого Рашида… В общем, как водится. Не знаю, как при Рашиде, но Шохина манера хозяйствования превратила помещение в такую помойку, что даже я местами фигею. Я не вникал, на чем именно он сидит — скорее всего, по смешанной симптоматике судя, обычное сочетание геры с барбитуратами (или что нынче актуально? «Буратино» какое-нибудь?)…

Прикрываю дверь, возвращаюсь на кухню. Посреди нее, по-прежнему темной, стоит этот-кабан-как-его: руки в карманах спортивных штанов, на ноутбук пялится. Поворачивается ко мне — света хватает, чтоб различить выражение: словно я у него под дверью насрал. Смотрим друг на друга. Ну?.. Ничего не говорит, отворачивается к своему холодильнику, открывает его, таращится в светящееся пустое нутро.

Я отвинчиваю кран мойки, глотаю ледяную воду. Кабан захлопывает со звоном дверцу, явно ничего не взяв, и нарочито неторопливо валит восвояси. Но «Путинка» моя цела, и даже вроде не убавилось в ней.

Кладу трубу перед собой на стол.

Ненавижу. Звонить, в смысле. А телефоны — телефонами я когда-то даже торговал! Еще в прошлом веке и в другой стране. Когда был бум мобильников — когда это еще считалось круто, но покупали их уже любые колхозники. Вот колхозникам мы их с пацанами и толкали — тем, что на выходные на Центральный рынок приезжали из районов. Давали в газетах объявления: продаю типа «нулёвую» мобилу по дешевке. Тут главное было красиво упаковать. Поскольку я был самый молодой, непосредственно втюхивать товар клиенту посылали меня. Я, естественно, стремался — а ну как проверят. Ни разу не проверили. Ни один. Всем хватало упаковки и товарного вида. А что там у него под корпусом — он, болезный, уже потом обнаруживал… Так мы их и называли, эти «мобилы» — «втюханцами».

И потом тоже было дело — чуть более законное. Из Финляндии кто-то, не помню, кто из пацанов, возил телефоны, подобранные на тамошних помойках. Финик существо зажравшееся: модель устарела, или мелочь какая заглючила — он ее взял и выкинул… Так наши их мешками возили и продавали, опять-таки, в основном крестьянам заезжим да пенсионерам — за копейки.

Теперь вот сам пользуюсь паленой мобилой. То есть аппарат-то вполне нормальный — но купленный по скидке, раз в двадцать ниже стандартной цены. По акции. Типа покупаешь трубу по дешевке — но пользуешься определенное время услугами именно данного оператора. Ха! Людей надо знать. Идешь к такому мужичку — он тебе ее быстренько разблокирует. И суй в нее любую карту.

Это я в ностальгические воспоминания ударяюсь, потому что звонить не хочется. Не персонально, естественно, этому типу, а вообще… Вроде, че проще — ткнул кнопочки несколько раз… Ненавижу.

Хлебнуть надо, вот что.

Хлебаю, трясу башкой, тычу кнопочки:

— Не поздно?

— Рано…

— Кто такой Майкл Майерс?

— Майк или Майкл? — Судя по бодрости тона и музону на заднем плане, спать он и впрямь не собирается.

— Майк-л.

— Антигерой фильма Джона Карпентера «Хэллоуин», считающегося классикой хоррора. — Он явно развлекается. — Маньяк-убийца, брат главной героини, которую сыграла молодая Джейми Ли Кертис. С 1978-го, когда вышел фильм, и по сю пору было снято, если не ошибаюсь, семь его сиквелов. Что?.. (в сторону) А, вот мне тут говорят, что уже даже восемь… Но это все отстой полный. Зато «Хэллоуин» оригинальный настолько буквально воплотил жанровые штампы и архетипы, что его, например, напрямую цитируют автор и герои знаменитого пародийного постмодернистского ужасника Уэса Крейвена «Крик», который ты, возможно, и сам видел…

Архетипы… Слышно, как он, хмыкая, отвечает в сторону: «Никто…» Это про меня.

— …Кстати, Крейвен и сам патриарх хоррора, что называется, старой формации, автор первого «Кошмара на улице Вязов». — Он явно вошел во вкус. По-моему, тоже поддат. — Ну, про Федю Крюгера с о-от такими когтями, ты в курсе… А также характерной фразы: «Люди — это всего лишь пакетики, наполненные кровью и потрохами». А в «Крике» — вполне умном и ядовитом — он здорово пристебнулся над собой и коллегами. У него там парочка тинов, насмотревшись ужасников, начинает мочить одноклассников — причем строго по всем жанровым канонам…

Во, думаю, — то что надо:

— Кино как э-э… аккумулятор и провокатор насилия… — Я стараюсь ему соответствовать. — Да?

— Вроде того. На эту тему, знаешь, моралисты из числа сторонников цензуры всегда любили распинаться. А также, кстати, сами киношники… Даже понятно, почему больше всего тут грешат именно на важнейшее из искусств. Кино — оно, понимаешь, показало насилие визуально и как процесс. Оно разыграло насилие. Сымитировало. Воспроизвело. Соответственно, велик соблазн представить грань, отделяющую насилие экранное от насилия реального, легко переходимой. Оттого так популярны околокиношные легенды вроде истории Мэнсона и Шэрон Тейт…