Страница 25 из 56
Он указал на компьютер на столе:
— Они могут забирать все это. Я поищу других спонсоров. Зря я ввязался в это дело.
— Мы не можем вот так бросить его, — запротестовала Линда. Фрэнкс снимал помятое пальто с вешалки за дверью. — Он нуждается в помощи.
— Это мы будем нуждаться в помощи, если хоть что-нибудь станет известно, — произнес Фрэнкс.
— Подождите минутку, — попросила Линда. — В тот вечер, в доме, когда ваши люди работали в кухне… Что они с ним делали?
Но Фрэнкс уже шел к дверям.
— Спросите тех, кто вас послал, — сказал он. — Сегодня вечером меня здесь не было.
Глава 16
Джим спускался вниз на эскалаторе.
Тоннель на многие тысячи миль уходил в глубь земли. Мотор изношенный, эскалатор двигался рывками. Джим крепко держался за поручни, пошатываясь каждый раз, когда дергалась ступенька или слабело натяжение цепей. Впереди никого не было, а назад Джим взглянуть не мог. Пытался, но не мог.
Большая часть рекламных плакатов на стенах была выдрана из рамок, но иногда попадались уцелевшие. Чем ниже опускался Джим, тем более дерзкими и вызывающими становились эти яркие фотографии. Почти сплошь реклама нижнего белья, которое больше обнажало, чем прикрывало. Во взгляде девушек на фотографиях было что-то провокационное.
Он пытался вычислить, в какую сторону движется, но часть огней была погашена и в полумраке было трудно что-нибудь понять. Он утратил всякое представление о том, когда он пустился в это путешествие и зачем. Эскалатор двигался с лязгом и грохотом. Когда Джим смотрел вниз, он видел какой-то отблеск, который просачивался сквозь щели там, где ступеньки неплотно прилегали к боковинам. Зеленоватый отблеск, казалось, пульсировал. Джим подумал было, что это вереница огней, освещавших механизмы внизу. Но отблеск пульсировал, словно живой.
Джим взглянул на следующий рекламный плакат. Две девушки зверски убиты, их тела подвешены для фотографирования.
Сквозь лязг и грохот машин до Джима доносились какие-то звуки, как-будто кто-то дышал, а может быть, рычал. Казалось, кто-то, закованный в цепи, трудился внизу, зная, что его мучители вне пределов досягаемости. Следующий толчок эскалатора был таким резким, что Джим чуть не упал. Он покрепче ухватился за поручень и попытался выпрямиться. Ему показалось, что внизу кто-то сдавленно фыркнул.
Плакаты на стенах становились все чудовищнее в своем бесконечном разнообразии. Поверх черно-белой фотографии, изображавшей автокатастрофу, кто-то наклеил лозунг протестующих феминисток. Ниже красовался кровавый отпечаток пальца.
Ступеньки подрагивали. Впереди что-то происходило, но Джим не понимал, что именно. Зеленый свет становился все ярче.
При виде следующего плаката у него на миг замерло сердце. Плакат не был похож на остальные. В тех была завораживающая сила катастроф, здесь же привлекало что-то другое. Девушка стояла обнаженная и беззаботная, удлиненное стройное тело, как на картах Таро. Ее рука легко касалась шеи лебедя. Она смотрела прямо на Джима, ее глаза были какого-то необычного цвета.
Джим потянулся было к ней. Но она уже пропала из виду.
Зеленый свет впереди становился все ярче. Джим решил, что приближается к конечной цели путешествия. Он заметил, что пол под ногами округлился в форме буквы «О», а зубцы гребенки эскалатора торчат вверх, словно клыки. Эскалатор нес его вниз, в глубокую яму, стенки которой напоминали ребристое горло. Джим ошибался. Зверь не приводил эскалатор в движение. Зверь сам был эскалатором.
Вдруг скорость резко возросла, и Джима бросило вперед. Он упал, проскочил преддверие и проскользнул в желудок зверя.
Все вниз и вниз среди непереваренных остатков пищи и глистов. Гранди ждет.
Он смотрит вверх, его слепые глаза испускают зеленый свет. Гранди одет в длинный балахон, покрытый причудливыми символами восточных магических обрядов. Его голова обрита, лицо разрисовано под китайца. Джим несется к нему навстречу, не в силах остановить своего падения.
Гранди протягивает руки. Пришло время позабавиться. Он напевает, и постепенно эти звуки перерастают в вой бешеной собаки.
На лету Джим пытается увернуться, но тщетно.
Руки Гранди настигают его.
В темноте Джим приподнялся и сел. Внезапно его пронзила боль в спине — словно дожидалась, чтобы он окончательно проснулся. Он застыл, пережидая приступ.
Никогда еще боль не была такой острой. Но раскладушка в Доме на Скалах была более комфортабельным ложем, чем некрашеные доски товарного вагона и чемодан вместо подушки. Ощущение раскаленной иглы между лопатками сменилось пульсирующей болью. Спустя некоторое время Джим пришел к выводу, что легче уже не станет, придется примириться с тем, что есть. Пора выглянуть наружу и осмотреться.
Путешествие через Ла-Манш пробило изрядную брешь в его сбережениях, но он тут же сообразил, на чем можно сэкономить, когда прибыл в Остенде около 4 часов утра и пришел на вокзал. Станция была открыта, народу в этот час было мало. Единственный служащий билетов не проверял, а направлял путешественников на нужные платформы. Джим прошел вдоль парижского экспресса. Потом залез в вагон, открыл дверь на другую сторону и спрыгнул на железнодорожное полотно. Проделав это, он пошел дальше вдоль поезда, отсчитывая пыльные бордовые товарные вагоны, которые были прицеплены в хвосте поезда. Он искал пустой незапертый вагон. Найдя то, что ему было нужно, он отодвинул тяжелую металлическую дверь и забрался внутрь. Десять минут спустя поезд тронулся.
Отопления и света не было, зато он ехал бесплатно. Джим так измучился, что металлический грохот вагона только усыпил его. Сколько продолжалось это забытье, он не знал. Вагон стоял на месте, можно было предположить, что они уже достигли Северного вокзала в Париже. Джим встал, чтобы приоткрыть дверь и выглянуть наружу. И тут он застонал.
Его джинсы промокли насквозь.
Грязный пол вагона был посыпан старой соломой. Но он проверял его и убедился, что пол, по крайней мере, сухой. Ощупывая пол еще раз, Джим понял, что джинсы промокли изнутри.
О нет! Какой стыд! Такого с ним не бывало лет с шестнадцати. Он попытался вспомнить, что ему снилось, но все образы уже стерлись из памяти.
Что бы ему ни привиделось, подобного финала не могло случиться.
Джим встал. Край рубашки, прилипший к животу, повис, когда он выпрямился. Джим был в ярости, как если бы его изнасиловали во сне. Он не помнил своего сна, но точно знал: что-то было связано со слепым. Каждый раз после таких снов у Джима возникало ощущение, что им попользовались, как резиновой перчаткой.
Он приоткрыл дверь. Это потребовало всех его сил: подшипники сильно нуждались в смазке. Настроение было мерзкое и подавленное. Что бы ни случилось дальше, сказал он себе, ты пойдешь в ближайшее турагентство и закажешь номер в самой дешевой гостинице, где есть вода. Достоинство любого человека можно унижать до известного предела. Свой предел ты уже определил.
Джим выглянул наружу. Никакого Парижа вокруг не было.
На самом деле он был в пути не больше двух часов. Кругом были поля, вдали виднелся лес в серой предрассветной дымке. Было очень тихо. Джим взял чемодан, открыл дверь пошире и выбрался наружу.
Оказывается, его вагон вместе с тремя другими отцепили и отогнали на запасной путь. Ржавые рельсы, мокрый шлак под шпалами, сквозь который пробиваются сорняки. Джим огляделся вокруг. Было холодно, дыхание вырывалось изо рта белыми клубами. Не имело никакого смысла чего-то ждать.
Вдалеке он увидел какие-то постройки. Скорее всего там была дорога. Ничего не поделаешь, надо идти туда, хотя придется долго топать через поля. Взяв чемоданчик под мышку, Джим пустился в путь. Протиснувшись сквозь негустую живую изгородь, он попал на поле, где солому недавно запахали в землю. Там, где раньше были борозды, длинными рядами тянулись лужи. На ходу Джим помахивал чемоданчиком, но настроение все равно было подавленным. Здорово мешала тупая боль в спине.