Страница 36 из 50
— Знаю. Читал газеты. Кто такой Гарри Каслтон?
— Чрезвычайно порядочный человек, который зарабатывал на жизнь женитьбой или помолвкой с состоятельными и доверчивыми особами. Они, впечатлившись его знанием делового мира, вверяли ему все свои сбережения, после чего он вскоре испарялся, как туман.
— Не похож что-то он на такого, — сказал я, припомнив лицо Гарри Каслтона.
— На это и был расчет.
— Судим?
— Нет, мы наводили справки, но не так-то просто собрать информацию. Имена он менял довольно часто. И хотя Скотланд-Ярд считает, что Гарри Каслтон, Раймонд Блейр, Лоуренс Делтон и Роджер Байрон одно лицо, доказательств у нас нет. Видишь ли, женщины не любят рассказывать о таких вещах. Им лучше лишиться денег. Имен у него было более чем достаточно, работал он в разных местах — всегда одинаково, но был поистине неуловим. Роджер Байрон исчез в Саутэнде, а потом объявился в Ньюкасле-на-Тайне и обстряпывал свои делишки там. Фотографироваться он не любил, игнорируя попытки друзей и дам сделать снимок на память. И так лет пятнадцать или двадцать кряду. Одно время он, казалось, исчез. Даже пошел слух, будто он умер, но потом кто-то встретил его за границей.
— И никто ничего о нем не слышал, пока его не нашли мертвым на коврике в доме мисс Пебмарш? — спросил я.
— Вот именно.
— Тогда все может быть.
— Все что угодно.
— Например, отвергнутая женщина, которая ничего не забыла, — подбросил я.
— Ты же знаешь, и так бывает. У женщин бывает долгая память. Они ничего не забывают…
— И если такая женщина слепнет — одно несчастье за другим… так?
— Это лишь предположение. Доказательств нет.
— А эта жена, миссис… как ее?.. Мерлина Райвл? Ну и имя! Таких не бывает.
— Ее зовут Флосси Гэпп. Мерлина — псевдоним. Больше подходит для ее жизни.
— Кто она такая? Уличная?
— Время от времени.
— То есть, ежели говорить вежливо, дама легкого поведения?
— Думаю, она была хорошей, порядочной женщиной, винить надо ее друзей. Называет себя бывшей актрисой. Временами подряжается принимать гостей на приемах. Довольно мила.
— Ей можно верить?
— Не больше чем всем остальным. Узнала его сразу. Без колебаний.
— Вот удача-то.
— Да. Я уже почти отчаялся. Сколько здесь перебывало всяких жен! Я даже начал думать, что умной женщиной можно назвать ту, которая сумеет узнать своего мужа. Честно говоря, мне показалось, будто миссис Райвл знает о муже больше, чем говорит.
— А сама она не имеет какого-нибудь отношения к уголовникам?
— В архиве данных на нее нет. Думаю, у нее были и, может быть, есть и сейчас какие-нибудь сомнительные приятели. Но ничего серьезного — мелочь.
— Как насчет часов?
— Говорит, ничего не знает. Вероятно, так оно и есть. Мы выяснили, откуда они, — с Итальянского рынка. Я говорю про бронзовые и про дрезденский фарфор. Но проку от этого никакого. Знаешь ведь, что там творится по субботам. Лавочник говорит, будто их купила какая-то американка, но я не думаю, что он и впрямь ее запомнил. На этом рынке полно американских туристов. Жена его уверяет, будто их купил мужчина. Как он выглядел, она не помнит. Серебряные часы — из мастерской в Борнмуте. Какая-то высокая дама искала подарок для маленькой девочки и купила их. Все, что нам о ней известно, это что дама была в зеленой шляпе.
— А четвертые? Исчезнувшие? Как с ними?
— Ничего, — ответил Хардкасл. Я понял, что он имел в виду.
Глава 23
Рассказывает Колин Овн
Гостиница, где я остановился, была маленьким, жалким заведением рядом с вокзалом. Там подавали неплохое жаркое, и на этом ее достоинства заканчивались. Кроме, конечно, дешевизны.
На следующее утро в десять часов я позвонил в Бюро машинописи и стенографии «Кавендиш» и сказал, что мне нужна машинистка, знающая стенографию, чтобы написать несколько писем и перепечатать деловое соглашение. Меня зовут Дуглас Витерби, остановился я в отеле «Кларендон» (почему-то у самых паршивых гостиниц всегда самые пышные названия). Свободна ли сегодня мисс Шейла Вебб? Ее рекомендовал мне один знакомый.
Мне повезло. Шейла была свободна. Правда, в двенадцать часов ее ждал профессор Пурди. Но я сказал, что мы закончим раньше, так как у меня самого назначена встреча.
Когда Шейла вошла в вестибюль гостиницы, я стоял за распашной дверью. Я выступил вперед.
— Мистер Дуглас Витерби к вашим услугам, — сказал я.
— Это ты звонил?
— Я.
— Как не стыдно, — возмутилась Шейла.
— Отчего же? Я готов заплатить за твое драгоценное и дорогостоящее время бюро «Кавендиш». Так что их совершенно не касается, где мы будем сидеть, здесь или через дорогу, и станем ли мы писать какие-нибудь кошмарные нудные письма, которые начинаются вроде: «Вам необходимо срочно получить» и т. д., или не станем. Пошли, выпьем по чашке паршивого кофе в уютной обстановке.
Вызывающе, отчаянно желтое кафе «Лютик» старалось соответствовать своему названию. Столы, пластиковые подставки, чашки и блюдца — все сияло канареечным цветом.
Я заказал нам кофе и пшеничные лепешки. Час был ранний, и мы сидели почти совсем одни.
Когда официантка, приняв заказ, удалилась, мы посмотрели через стол друг на друга.
— Как дела, Шейла, в порядке?
— Что ты имеешь в виду?
Под глазами у нее залегли круги, отчего глаза казались не синими, а фиолетовыми.
— Досталось тебе?
— Да… нет… не знаю. Я думала, ты уехал.
— Уехал. Но уже вернулся.
— Зачем?
— Ты знаешь зачем.
Она опустила глаза и молчала не меньше минуты.
— Я его боюсь, — сказала она.
— Кого?
— Твоего приятеля, инспектора Хардкасла. Он думает, что я… что я убила сначала того человека а потом Эдну…
— Так только кажется, — успокоил я Шейлу. — Он всегда так смотрит, будто подозревает всех и вся.
— Нет, Колин, мне ничего не кажется. И незачем меня утешать. Он думает, что я с самого начала замешана в этом деле.
— Девочка моя, против тебя нет улик. Просто ты там оказалась в тот день, и оказалась потому, что кто-то тебя подставил.
Она перебила меня:
— А он думает, что это я сама себя подставила. Он думает, я все подстроила, он думает, что Эдна об этом догадалась. Что она узнала меня, когда я якобы прикинулась мисс Пебмарш.
— А это был не твой голос? — спросил я.
— Конечно же нет! Никуда я не звонила. Сколько раз говорить!
— Послушай, Шейла, — сказал я. — Что бы ты там ни говорила всем остальным, мне ты должна сказать правду.
— Ты не веришь ни одному моему слову!
— Да, не верю. В тот день ты могла позвонить по вполне невинной причине. Кто-то мог попросить тебя и сказать, что это розыгрыш, а потом ты испугалась и, солгав раз, уже не могла сказать правду. Это так?
— Нет, нет и нет! Я сказала — нет!
— Хорошо, но ты все же не договариваешь. Я хочу, чтобы ты мне поверила. Если у Хардкасла есть что-то против тебя, что-то, о чем он мне не рассказал…
Она снова перебила:
— Ты уверен, что он говорит тебе все?
— Да. У него нет причин что-либо скрывать. Мы с ним почти коллеги.
В этот момент официантка принесла заказ. Кофе был светлый, как только что вошедший в моду норковый мех.
— Я не знала, что ты тоже из полиции, — сказала Шейла, медленными кругами водя в чашке ложечкой.
— Не совсем из полиции. Это совершенно другой департамент. Но я понимаю так: если Дик что-то знает и не говорит мне, значит, у него есть на то причина. Это потому, что он видит, как ты мне нравишься. И ты мне действительно нравишься. Даже больше. Что бы ты ни сделала, Шейла, я — за тебя. Тогда ты выбежала из дому перепуганная насмерть. Ты действительно испугалась. Ты не притворялась. Так сыграть невозможно.
— Конечно, испугалась. До смерти.
— Ты испугалась только мертвеца? Или чего-то еще?
— А что там еще могло быть? Я набрался смелости.
— Зачем ты взяла часы с надписью «Розмари»?