Часы

— Ты что, хочешь сказать, что эта субтильная девица зарезала здоровенного мужика, спрятала нож — да так, что ни одной твоей ищейке не найти, — а потом нарочно выскочила из дому и разыграла для меня эту сцену с воплями?

— Я на своем веку еще и не такое видал, — проворчал Дик.

— Как ты не понимаешь, — воскликнул я с негодованием, — что я имел дело с сотнями очаровательнейших шпионок всех национальностей! Посмотрел бы ты на их антураж! Даже американские частные сыщики забывали на миг о заначенной в комоде бутылке! Нет, меня теперь никакими женскими чарами не проймешь.

— На всякого Наполеона найдется свое Ватерлоо, — изрек Хардкасл. — Все зависит от типа. А Шейла Вебб как раз твой тип.

— Все равно не понимаю, почему ты на нее взъелся. Хардкасл вздохнул. — Да я не взъелся, просто надо же с чего-то начать. Труп нашли в доме у Пебмарш. Значит, надо заняться ею. Нашла девица. Не мне тебе объяснять, как часто человек, первым обнаруживший труп, оказывается последним, кто видел покойника в живых. Пока не появятся новые факты, обе представляют особый интерес.

— Когда я попал в комнату, сразу после трех, он был мертв уже минут тридцать, если не больше. Что ты на это скажешь?

— С половины второго до половины третьего у Шейлы Вебб был обеденный перерыв.

Я посмотрел на него с кислой миной.

— А что ты выяснил про этого Корри?

Хардкасл ответил с неожиданной злостью:

— Ничего.

— То есть как ничего?

— Только то, что такого человека не существует. Нет, и все тут.

— А что говорят в страховой компании «Метрополис»?

— Ничего не говорят, потому что это такая же выдумка. Нет никакой страховой компании «Метрополис». Что же касается мистера Корри с Денверской улицы, то нет никакого мистера Корри, никакой Денверской улицы и, соответственно, нет на ней никакого дома номер семь.

— Занятно, — сказал я. — Значит, у него была фальшивая карточка с фальшивым адресом, именем и названием компании?

— Похоже на то.

— И что же все это значит?

Хардкасл пожал плечами.

— Пока можно только гадать. Возможно, он собирал деньги за фальшивую страховку. Возможно, был мошенником «на доверии». Возможно, просто тащил, что плохо лежит, или, например, занимался частным сыском. Мы пока не знаем.

— Ничего, скоро узнаете.

— Узнаем в конце концов, можешь не сомневаться. Мы отдали его отпечатки пальцев на проверку — нет ли на него какого материала. Если да, это сильно облегчит дело. Если нет, все будет куда сложнее.

— Частный сыщик, — сказал я задумчиво. — Мне это нравится. Какие открывает широкие возможности.

— Боюсь, у нас пока только одни возможности и есть.

— На какой день назначено предварительное слушание?

— На послезавтра. Чисто формальная процедура, нам заведомо понадобится отсрочка.

— Что сказал врач?

— Рана нанесена острым режущим предметом. Вроде ножа для резки овощей.

— Это исключает виновность мисс Пебмарш, не так ли? — спросил я задумчиво. — Вряд ли слепая могла зарезать мужчину. Она-то, надеюсь, действительно слепая?

— Вне всякого сомнения. Я проверил. Все, как она говорит. Она работала учительницей математики в одном северном графстве, шестнадцать лет назад потеряла зрение, освоила шрифт Брайля и все такое и в конце концов устроилась в школу Ааронберга.

— А она нормальная?

— Думаешь, свихнулась на часах и страховых агентах?

— Ну, все настолько невероятно, даже слов не подберешь… — я помимо воли заговорил возвышенным стилем, — как в самых провальных романах Ариадны Оливер или в лучших пассажах покойного Гарри Грегсона…

— Ну да, тебе бы все смеяться. Не ты же инспектор уголовного управления, не тебе поручено расследование. Тебе-то не надо крутиться, чтобы угодить непосредственному начальнику, старшему констеблю и всем прочим.

— Да, задачка! Ну ничего, может, мы чего-нибудь добьемся от соседей.

— Не уверен, — горько отозвался Хардкасл. — Даже если бы его зарезали прямо в саду и два негодяя в масках средь бела дня потащили бы труп в дом, и то никто бы не потрудился выглянуть из окна. Это, к сожалению, не деревня. Вильямов Полумесяц — благопристойная городская улица. В час дня поденщицы, которые могли бы что-то заметить, уже заканчивают работу. Хоть бы какая мамаша с коляской…

— Или престарелый инвалид, который с утра до ночи глазеет в окно.

— Ни одного, как назло!

— А кто живет в восемнадцатом и двадцатом домах?

— В восемнадцатом — мистер Вотерхауз, управляет делами в юридической конторе у Гейнсфорда и Светтенхема, а с ним его сестра, которая на досуге управляет им. Про двадцатый дом я знаю только, что дама, которая там обитает, держит штук двадцать кошек. Я лично кошек не люблю…

Я сказал ему, что жизнь полицейского вообще тяжела, и мы отправились в путь.

Глава 7

Мистер Вотерхауз нерешительно топтался на ступенях дома номер восемнадцать по Вильямову Полумесяцу, тревожно оглядываясь на сестру:

— Ты уверена, что все будет в порядке?

Мисс Вотерхауз возмущенно фыркнула:

— Не понимаю, Джеймс, о чем ты.

На лице мистера Вотерхауза появилось виноватое выражение. Впрочем, появлялось оно там столь часто, что могло уже рассматриваться как нормальное состояние.

— Ну, видишь ли, дорогая, вчера в соседнем доме такое случилось…

Мистер Вотерхауз собирался уходить на работу, в контору. Он был опрятно одет, седоват и слегка сутул. Лицо его тоже имело какой-то седоватый, хотя и вполне здоровый оттенок.

Мисс Вотерхауз, высокая угловатая женщина, отличалась похвальным здравомыслием и жестоко порицала отсутствие здравомыслия в других.

— Джеймс, то, что вчера по соседству кого-то убили, еще не значит, что сегодня убьют меня.

— Но, Эдит, — возразил мистер Вотерхауз, — ведь это зависит от того, кто убийца, верно?

— Короче говоря, ты полагаешь, что по Полумесяцу разгуливает убийца и в каждом доме намечает себе по жертве? Ну, знаешь, это настоящее богохульство!

— Богохульство, Эдит? — искренне изумился мистер Вотерхауз.

Ему самому ни за что бы не пришло в голову рассматривать свое замечание с этой точки зрения.

— Сразу приходит на ум иудейская Пасха, — проговорила мисс Вотерхауз, — а это, позволь тебе заметить, из Священного Писания.

— Ну, это, по-моему, слишком вольное сравнение, Эдит, — рискнул возразить мистер Вотерхауз.

— Попробовал бы кто сюда сунуться и попытаться меня убить, — проговорила мисс Вотерхауз внушительно.

Про себя ее брат подумал, что это действительно была бы рискованная затея. Если бы ему самому понадобилось наметить себе жертву, он вряд ли остановился бы на своей сестре. Результат покушения он брался предсказать заранее: непредусмотрительный убийца получил бы удар кочергой или чугунной задвижкой, после чего, окровавленный и униженный, был бы доставлен в полицию.

— Я просто хотел сказать, — пояснил он с еще более виноватым видом, — что в окрестностях появились… э-э… крайне подозрительные личности.

— Мы ведь даже не знаем толком, что там вчера случилось, — сказала мисс Вотерхауз. — Каких только сплетен не услышишь. Миссис Хед сегодня утром рассказывала совершенно несусветные вещи.

— Может быть, может быть, — пробормотал мистер Вотерхауз и поглядел на часы. У него не было ни малейшего желания выслушивать небылицы, которые приносила в их дом не в меру разговорчивая поденщица. Его сестра каждый раз разоблачала ее буйные фантазии, однако выслушивала их с удовольствием.

— А еще говорят, — продолжала мисс Вотерхауз, — что убитый был казначеем или попечителем в школе Ааронберга; что-то там не сошлось в счетах, и он пришел выяснить этот вопрос с мисс Пебмарш.

— А она его убила? — Мистеру Вотерхаузу эта мысль явно показалась забавной. — Слепая? Да ведь…

— Набросила ему провод на шею и задушила, — пояснила мисс Вотерхауз, — он ведь, как ты понимаешь, совсем ее не остерегался. Кто бы стал опасаться слепой? Впрочем, я этому, конечно, не верю, — добавила она. — Мисс Пебмарш очень славная женщина. Мы с ней расходимся в некоторых вещах, но это еще не значит, что я стану подозревать ее в убийстве. Просто она фанатичка, и взгляды у нее очень странные. Но, в конце концов, образование ведь еще не все. Возьми хоть эти нынешние школы, которые построены чуть ли не из одною стекла. Как парники для огурцов или помидоров. Я уверена, что летом детям просто вредно там находиться. Миссис Хед жаловалась, что ее Сюзанне очень трудно привыкнуть к новой школе. Девочка говорит, что совершенно невозможно слушать на уроках, все тянет смотреть в эти огромные окна.