Страница 65 из 98
Некоторые женщины рождаются на свет, чтобы играть извечную роль сестры. Мэгги именно такова. Это пухленькая девушка, милая и улыбчивая, с очень белой шейкой, серыми глазами и симпатичными веснушками на носу. Она чем-то неуловимо напоминает маленькую самочку снегиря.
Мне нравится наблюдать, как Мэгги в одиночку управляется с целой толпой мужчин (а это, полагаю, нелегкое дело) и при том умудряется не выйти за рамки доверительно-дружеских отношений. Она обладает истинным талантом ненавязчиво заботиться обо всех и быть любящей и любимой сестрой. О таких девушках обычно говорят «свой парень» и с легким сердцем поверяют им любовные тайны.
— Мэгги, поди сюда! — орут они, словно находятся у себя на кухне.
Никому из приходящих сюда холостяков даже в голову не придет мучиться с иголкой и ниткой — ведь рядом всегда есть Мэгги, которая быстро и споро пришьет отлетевшую пуговицу. Я помню собственные ощущения, когда мне довелось поранить запястье и обратиться за помощью к Мэгги. Она вполне профессионально обработала рану йодом и, вложив ватный тампон, аккуратно перебинтовывала ее, приговаривая: «Ну вот, теперь все в порядке!» От ее тихого, успокаивающего голоса у меня возникло чувство, что со мной и в самом деле все будет в порядке, и никакой столбнячный микроб не посмеет на меня покуситься. Где ему сражаться с магией Мэгги!
«О, Мэгги отличная девчонка… Мэгги одна из лучших… Давайте сегодня вечером разыграем Мэгги! Я войду, пошатываясь, и скажу…»
При этом никому и в голову не придет испытывать к ней какие-то сентиментальные чувства. Все относятся к Мэгги как к члену семьи. Полагаю, современные кинорежиссеры сказали бы, что она полностью лишена сексапильности. Другими словами, она из тех девушек, которые долго дремлют, а потом в одночасье вдруг вспыхивают и становятся героинями самых невероятных романтических историй: то неожиданно выясняется, что она тайно повенчана с газовым инспектором, то поутру весь городок обсуждает новость — «Слыхали, а Мэгги-то сбежала с заезжим священником!»
Пока же у нашей Мэгги обнаруживается лишь одна неодолимая страсть — к музыке. Она обожает играть на пианино. Ей удается воспроизводить на этом инструменте невообразимую мешанину звуков. И делать это неограниченно долго. В данном занятии Мэгги нет равных! Обычно по вечерам она появляется в курительной комнате — цветущая, неотразимо элегантная в своем платье из черной блестящей тафты. После шумных приветствий и дружеских подшучиваний ее начинают упрашивать «что-нибудь сыграть». Немного поломавшись для приличия, Мэгги подходит к пианино — этому постыдно-порочному старичку, тщеславно щеголяющему красной шелковой манишкой времен королевы Виктории (надо думать, изделию какого-нибудь покойного мюнхенского мастера). Плюхнувшись на круглый бархатный стульчик, Мэгги долго перелистывает замусоленный сборник «Шотландские песни для начинающих», а затем начинает играть вечные, неустаревающие мелодии.
Для меня остается загадкой, каким образом ее пальчики — столь искусные и ловкие в пришивании пуговиц, накладывании сложных повязок и поддержании порядка в необъятном гостиничном хозяйстве — вдруг оказываются такими тяжелыми и неуклюжими на клавишах пианино. Увы, девушка искренне верит, что играет вполне прилично, и это сильно осложняет дело! Тем не менее Мэгги настолько мила, что мы охотно закрываем глаза на все те вольности, которые она допускает в обращении с нотами. Более того, мы прощаем ей этот маленький недостаток, как прощаем лучшему другу его заикание.
В одном из абердинских магазинчиков я приобрел великолепное первое издание Хогга. У книги длинное название — «Якобитские реликвии Шотландии: сохранившиеся стихи, песни и предания истинных приверженцев династии Стюартов». Старинные песни мятежников приводятся здесь вместе с нотами. И вот как-то вечером я принес эту книгу с собой и попросил Мэгги сыграть что-нибудь вроде «Маленький немецкий лэрд» или «Свиной хвостик для Джорди»[42].
Полагаю, в 1728 году это было бы небезопасное занятие — мы все вполне могли бы угодить в тюрьму! Слава богу, на дворе стоял 1928 год, и у нас выдался потрясающий вечер! В тот вечер в курительной комнате собралась замечательная компания. С нами были Чарли — самый настоящий хайлендер, что называется, до мозга костей; Сэнди — высокий, худой шотландец, быстрый, как летящий дротик, и такой же острый; Ангус — огромный смешливый здоровяк из Абердина; Джок — необыкновенный парень, обладающий внешностью одного из отцов-пилигримов и сердцем католика, особенно если сердце это согрето капелькой виски; а также один йоркширец, имени которого я так и не узнал (он то ли был коммивояжером, то ли занимался постройкой нового дока). Английский характер здорово осложнял ему общение: даже находясь в легком подпитии, бедняга не умел изливать душу в песне. Но ему нравилось скромно сидеть в уголке со своей трубкой и стаканчиком виски и наблюдать за нами со стороны.
Боюсь, нашему пению недоставало слаженности, зато мы вкладывали всю душу в исполнение: горланили громко и самозабвенно. Одна якобитская песня следовала за другой — до тех пор, пока вся крышка старого пианино не оказалась заставленной пустыми стаканами. И в тот миг на нас снизошло озарение: каким-то таинственным образом мы поняли, что в игре Мэгги заключена особая магия. Ее обычно неловкие пальцы вдруг обрели долгожданную ловкость и умудрялись извлекать из старой мюнхенской развалины поистине божественную музыку. Это еще больше нас раззадорило.
— Ай молодца, Мэгги! — кричал Сэнди. — Сыграй нам «Красавчика Чарли»!
— «Красавчика Чарли»? Пожалуйста… Вы готовы?
— Подожди, я только встану на свое место. Теперь поехали!
Финальный аккорд оказался несколько смазанным, но нас это нисколько не огорчило. Мы были во власти слезливо-сентиментального настроения.
— Давайте споем «Лодку с острова Скай»! — предложил кто-то.
— Нет-нет, это уже сто раз пели. Лучше что-нибудь, про красную кровь… Например, «Белую кокарду»!
— О нет, только не это.
— Ну тогда «Файфских вигов»?
— Ни в коем случае! Давайте споем «Маленький немецкий лэрд»!
— Отлично! Вперед, парни!
— Мэгги, сегодня ты играешь, как ангел!
Мы все теперь носили белые кокарды в своих сердцах. Единственное, что нас печалило — то, что мы не родились на двести лет раньше. Неужели бы мы не обнажили свои мечи за принца Чарли? Разве мы бы не последовали за ним на Куллоденское поле и не бросились на вражеские штыки?
На мой взгляд, Хогг, собравший и записавший эти старые песни, оказал Хайленду не меньшую услугу, чем Вальтер Скотт своему любимому Приграничью. «Песни шотландской границы» и «Якобитские реликвии» — обе книги исключительно важны для Шотландии: в одной запечатлен дух Лоуленда, в другой живет душа Хайленда. В тот вечер между строк якобитских гимнов мы разглядели смутные очертания далекого 1745 года: старые стены, обшитые деревянными панелями… колеблющееся пламя свечей… давно умершие люди молча поднимают тост за отсутствующего короля.
Уникальность этих популярных песен в том, что они живо воспроизводят политическую атмосферу якобитской эпохи. Благодаря им мы можем перенестись на два столетия в прошлое и ощутить дух того времени, складывающийся из ожидания близких перемен, яростных предрассудков, примитивной ненависти, презрительного неприятия, озорного юмора и безрассудной искренности. Эти якобитские песни производят впечатление чего-то очень живого и личного — подобно тому, что возникает при чтении «Дневника» Сэмюела Пипса. Мне показалось, что от них исходит какой-то неуловимый аромат — как от старых любовных писем. Они трогали наши души и заставляли воспарить над повседневными делами и заботами. Трудно было поверить, что сочинившие их мужчины и женщины уже давным-давно лежат на старых церковных кладбищах Шотландии. Если авторы приграничных баллад выглядели далекими и чужими, то этих людей мы воспринимали как братьев по духу. В тот вечер в маленькой хайлендской гостинице мы думали и чувствовали так же, как авторы якобитских песен.
42
«Немецкий лэрд» и «Джорди» — прозвища английского короля Георга I. — Примеч. ред.
43
Перевод И. Ивановского.