Страница 24 из 98
Макгонагалл был уникальным пережитком Старого Эдинбурга. В его биографии присутствовала таинственная поездка в Нью-Йорк — как и зачем он там оказался, мне не удалось выяснить. Известно, что ряд состоятельных покровителей оплатили поэту его пребывание за океаном — а вернее сказать, его отсутствие в Эдинбурге. Однако через подозрительно короткое время Макгонагалл — все в том же нелепом сюртуке — вновь появился в здании суда и стал терзать присутствующих новым шедевром, посвященным Нью-Йорку:
Ничто не могло остановить его! Бедный неутомимый сэр Топаз!
Когда-нибудь я еще вернусь в Эдинбург — свободный, не обремененный писательским долгом — и тогда уж вволю поброжу по Кэнонгейт, исследую все местные тупички и переулочки. Правда, полагаю, мне понадобится шапка-невидимка, чтобы скрыться от не в меру шустрой местной детворы.
Как-то раз я зашел в обычный средний дом на Кэнонгейт. Внутри висел неизбывный кухонный чад и запах переуплотненного жилья. Прямо на полу играли дети, через всю комнату была протянута бельевая веревка, на которой сушились нехитрые постирушки. Но зато на каминной доске красовался вырезанный в камне герб шотландского графа! То же самое я наблюдал и в Голуэе. Старые городские дома, где складывалась история Шотландии, переданы в пользование семьям, которые — будь то в Глазго или Манчестере — жили бы в лучшем случае в тесных комнатушках многоквартирного дома. И эти люди вольготно расположились в старинных залах, даже не подозревая об их славном прошлом. Мне они напомнили шайки арабов, оккупировавшие развалины предыдущей цивилизации. Прохаживаясь по улицам Старого Эдинбурга, я набрел на место, которое, несомненно, следует посетить каждому поклоннику гольфа. Модернизированный рыночный крест был установлен У. Ю. Гладстоном на месте старого креста, того самого, который являлся средоточием городской жизни в древние времена. Именно там, в окрестностях креста, некогда объявились первые кадди.
История этого слова восходит к французскому «каде», которым обычно обозначали младшего отпрыска в семье. Кадди — или «кауди», как их называли в Старом Эдинбурге — образовывали совершенной особую касту. В нее входили мальчишки различного возраста, которые целыми днями слонялись вокруг креста в надежде встретить заплутавшего и сбитого с толку иностранца. Кстати сказать, заблудиться в лабиринте эдинбургских улиц было совсем несложно. Ведь городская планировка — до появления адресных справочников и услужливых полицейских — была покрыта мраком тайны, возможно, величайшей в Европе.
С первого взгляда кадди не внушали доверия, ибо выглядели диковатыми и злобными бездельниками. Тем не менее у них имелся собственный кодекс чести — подобный тому, что существует в тайном обществе берберов, этих извечных каирских слуг. По сути, кадди были сообществом в обществе. Во главе их стоял Главный кадди, и власть его безоговорочно признавалась всеми мальчишками. Главный кадди мог назначить наказание или наложить штраф на членов шайки, совершивших проступок. В его же ведении находился и общий капитал, из которого выплачивались компенсации иностранцам, пострадавшим от рук кадди.
Эти мальчишки знали всех и вся в Эдинбурге. Не успевала в городе появиться какая-нибудь сплетня, как она сразу же становилась известна кадди. Городским сорванцам не требовалось адресных книг, они и так знали, где живет любой горожанин. И если вам доводилось проводить время в обществе кадди, то уж будьте уверены — за пару часов он узнавал о вас больше, чем знали вы сами.
Они могли провести вас через лабиринт скученных домишек и доставить по такому адресу, который вы ни за что бы не отыскали самостоятельно. Посему, если у приезжего человека было какое-то дело в Старом Эдинбурге — скажем, предстояло деловое свидание, — то ему неминуемо приходилось обращаться за помощью к энциклопедистам-кадди.
Майор Топэм, в 1774 году написавший книгу о шотландской столице, называл кадди ангелами-хранителями города и утверждал, что «только благодаря этим мальчишкам в Эдинбурге стало меньше уличных ограблений и квартирных краж, чем в любом другом городе».
Существует легенда об одном судье, проповедовавшем весьма оригинальные взгляды на воспитание. Так вот, этот достойный джентльмен отправил собственных сыновей вместе с кадди бродить по эдинбургским улицам. Он считал, что подобная закалка окажется весьма полезной для их дальнейшей карьеры.
Каким образом имя кадди оказалось связанным с площадкой для гольфа? Увы, у меня нет ответа на этот вопрос, возможно, вы найдете его в специальной литературе.
Лично мне кажется вполне вероятным и естественным, чтобы кадди — этот вездесущий мастер на все руки — увидел человека с клюшками и предложил ему свою помощь. А эдинбуржцы начали играть в гольф еще в 1457 году и предавались этому занятию с таким рвением, что шотландский парламент был вынужден в том же году принять специальный акт — дабы ограничить игру в «гольф», мешавшую проведению учений на стрельбищах. Мария Стюарт стала первой женщиной, освоившей игру (во всяком случае так утверждают шотландские хронисты). Всего через несколько дней после убийства лорда Дарнли ее видели игравшей в гольф на площадке Сетона — факт, которые недоброжелатели королевы не преминули отметить и использовать против нее.
История сохранила для нас имя первого мальчика-кадди. Эндрю Диксон, известный изготовитель клюшек для гольфа, в юности таскал эти самые клюшки для герцога Йоркского (впоследствии Джеймса II). Можно не сомневаться, что как только блестящая компания покидала Холируд с намерением поиграть в гольф на полях Лейта, это немедленно становилось известно в окрестностях рыночного креста. И ватага кадди, воодушевленная перспективой предстоящих заработков, тут же двигалась вслед за придворными.
Еще одна эдинбургская достопримечательность, представляющая интерес для любителей гольфа, — это высокое каменное здание на Кэнонгейт. Оно носит название «Голферс-Лэндз», и на стене его красуется примечательный девиз: «Нет человека, которого бы я ненавидел». Здание построено на призовые деньги, выигранные в самом дорогом матче любительского гольфа.
Рассказывают, что вовремя своего пребывания в Холируде Джеймс, герцог Йоркский (носивший позднее титул Джеймса VII, короля Шотландии, и Якова Второго, короля Англии) не на шутку увлекся гольфом. Должно быть, и окружение у него было под стать, потому что как-то раз во дворце разгорелась жаркая дискуссия: чья это национальная игра — Англии или Шотландии? Спор — на мой взгляд, довольно бессмысленный — требовал разрешения, и с этой целью было решено провести состязание между двумя странами (по сути первый международный матч). Джеймс вызвался — и это, пожалуй, его единственный по-человечески интересный поступок — разыскать себе достойного партнера-шотландца и сразиться с двумя английскими игроками. На кону стояла огромная сумма денег.
Итак, пари было заключено, Джеймс, как и собирался, приступил к поискам самого лучшего в Эдинбурге гольфиста. К делу подключились эдинбургские кадди и очень скоро выяснили имя нужного человека. Им оказался сапожник по имени Джон Патерсон — по слухам, ему не было равных в городе. В таком составе они и выехали на Лейтские поля — наследник трона и сапожник, оба страстные любители гольфа. За ними последовал весь двор, чтобы болеть за свою команду. История не сохранила подробностей этого выдающегося матча (а очень жаль!). Известно лишь, что шотландцы «успешно провернули дельце», продемонстрировав высокий класс.
Патерсон получил половину призовой суммы и потратил деньги на строительство вышеупомянутого «Голферс-Лэндз», элегантного здания на Кэнонгейт…
Полагаю, было бы неправильно распрощаться с темой гольфа, не процитировав на прощание Смоллетта. Вот отрывок из его романа «Путешествие Хамфри Клинкера», написанного в 1770 году:
Тут же поблизости, на лугу, который называется Линкс, эдинбургские жители забавляются игрою, именуемою гольфом, причем употребляют особые клюшки с роговым наконечником и маленькие упругие кожаные шарики, набитые перьями; они поменьше наших теннисных мячей, но более тверды. По ним они ударяют с такой силой и ловкостью, перегоняя из одной ямки в другую, что мячи летят невероятно далеко. Шотландцы так любят это развлечение, что в погожий день вы можете увидеть множество людей всех сословий, от главного судьи до последнего лавочника, которые с превеликим воодушевлением бегают все вместе за своими мячами.
Показали мне, между прочим, компанию игроков в гольф, из которых самому молодому стукнуло восемьдесят лет. Все эти люди имеют независимое состояние и большую часть столетия забавлялись сей игрой, никогда не чувствуя никакого недомогания или скуки и не ложась спать без того, чтобы не влить в себя полгаллона кларета[18].
18
Перевод А. Кривцовой.