Берег удачи

Доктор Клоуд выглядел усталым и измученным. Его глаза, светло-голубые, с крошечными зрачками, неопределенно блуждали по комнате.

— Как поживаете, мосье Пуаро? Возвращаетесь в город?

«Боже милостивый! Еще один выпроваживает меня обратно в Лондон», — подумал Пуаро.

Вслух он сказал:

— Нет, я остаюсь на день-другой в «Олене».

— В «Олене»? — Доктор Клоуд нахмурился. — Так полиция хочет, чтобы вы здесь немного побыли?

— Нет, я сам этого хочу.

— В самом деле? — Доктор вдруг взглянул быстрым острым взглядом. — Значит, вы не удовлетворены дознанием?

— Почему вы так думаете, доктор Клоуд?

— А разве не так?

Хлопоча о чае, миссис Клоуд вышла из комнаты. Доктор продолжал:

— Очевидно, вы чувствуете что-то неладное?

Пуаро был поражен.

— Странно, что вы говорите об этом. Значит, вы сами это ощущаете?

Клоуд заколебался.

— Н-нет… Скорее… возможно, это просто ощущение нереальности. В романах шантажистов всегда убивают. А как в действительной жизни: да или нет? Логический ответ — да. Но это кажется неестественным.

— Что-нибудь неубедительно с медицинской точки зрения? Я спрашиваю неофициально, конечно.

Доктор Клоуд задумчиво сказал:

— Нет, не думаю.

— Да, что-то есть. Я вижу, что-то есть.

Когда Пуаро хотел, его голос приобретал почти гипнотическую силу.

Доктор Клоуд нахмурился, а затем сказал с некоторым колебанием.

— Конечно, у меня нет опыта в уголовных делах. Во всяком случае, медицинское свидетельство не есть нечто точное и бесспорное, как думают профаны и писатели. Мы можем ошибаться — медицина может ошибаться. Что такое диагноз? Догадка, основанная на очень немногих фактах и на неясных предположениях, которые указывают не одно, а несколько решений. Я вполне уверенно произношу диагноз «корь», так как за свою жизнь видел сотни случаев кори и знаю все разнообразие ее многочисленных признаков и симптомов. Чрезвычайно редко встречается то, что учебники называют «типичный случай кори». В моей практике мне попадались странные случаи. Я видел женщину уже на операционном столе, приготовленную к удалению аппендикса, а в последнюю минуту распознали паратиф! Я видел, как ребенку с кожным заболеванием серьезный и знающий молодой врач поставил диагноз тяжелого случая авитаминоза, а пришел местный ветеринар и разъяснил матери, что у кошки глисты и что ребенок подхватил их! Доктора, как и все другие, могут быть жертвами предвзятой идеи. Вот мы видим человека, по всей вероятности, убитого, и лежащие рядом с ним каминные щипцы со следами крови. Было бы бессмысленно говорить, что его убили чем-то иным, а не щипцами. И все же, будучи совершенно незнаком с другими случаями, когда человеку проламывали голову, я предположил бы, что это сделано чем-то иным… О, я не знаю чем, но чем-то не таким гладким и круглым, с более острыми гранями… чем-то вроде кирпича.

— Но вы об этом не говорили на дознании?

— Нет, потому что я не уверен. Дженкинс, судебный врач, не сомневался в выводах, а он человек, с мнением которого считаются. Но это была предвзятая идея — оружие, лежащее рядом с телом. Может ли быть, что рана нанесена этими щипцами? Да, может быть. Но если бы вам показали только рану и спросили, чем она нанесена… Ну, я не знаю, быть может, вы не сказали бы этого вслух, так как это звучит бессмысленно, но… можно было бы предположить, что их было двое: один стукнул его кирпичом, а другой — щипцами…

Доктор остановился, с сомнением покачал головой.

— Звучит бессмысленно, да?

— А не мог он упасть на что-нибудь острое?

Доктор Клоуд покачал головой.

— Он лежал вниз лицом посреди комнаты на толстом старом ковре.

Доктор замолчал, так как вошла жена.

— А вот и Кэтти с бурдой, — сказал он после паузы.

Тетушка Кэтти несла поднос, на котором была посуда, половина хлебца и немного варенья на дне вазочки.

— Я думаю, чайник кипел, — с сомнением заметила она, поднимая крышку чайника и заглядывая в него.

Доктор Клоуд снова фыркнул, пробормотал: «Бурда!» — и вышел из комнаты.

Тетушка Кэтти сказала:

— Бедный Лайонел, его нервы ужасно расшатаны после войны. Он слишком много работал. Так много врачей тогда уехало. Он не давал себе отдыха. Выезжал к больным днем и ночью. Удивительно, как он совсем не свалился. Конечно, он рассчитывал уйти на покой сразу же по окончании войны. Это было условлено с Гордоном. Вы знаете, любимое занятие моего мужа — ботаника, и особенно лечебные травы, применявшиеся в средние века. Он пишет об этом книгу. Он так ждал спокойной жизни, возможности заняться исследованиями. Но затем, когда Гордон умер при таких обстоятельствах… Ну, вы знаете, как обстоят сейчас дела. Налоги и прочее. Он не может оставить практику, и это делает его желчным. И в самом деле, это несправедливо. То, что Гордон умер, не оставив завещания, пошатнуло мою веру. Я хочу сказать, что не вижу в этом какого-то высшего промысла. Ничего не могу поделать, но мне это кажется ошибкой.

Она вздохнула. Затем немного оживилась.

— Но, с другой стороны, я получила отрадное заверение из потустороннего мира: «Мужество и терпение — и будет найден выход». И в самом деле, когда сегодня этот милый майор Портер встал и сказал таким твердым мужественным голосом, что бедняга убитый — Роберт Андерхей, тут я увидела, что выход найден! Удивительно, не правда ли, мосье Пуаро, что все оборачивается к лучшему?

— Даже убийство! — сказал Эркюль Пуаро.

Глава 7

Пуаро вошел в гостиницу «Олень» в задумчивом настроении и слегка поеживаясь, так как дул резкий восточный ветер. Холл был пуст. Он открыл дверь направо. В комнате пахло застоявшимся дымом, и огонь почти потух.

Пуаро на цыпочках подошел к двери в конце холла, на которой была надпись «Только для постоянных жильцов». Здесь огонь горел хорошо, но в большом кресле, уютно грея ноги у огня, сидела монументальная старая леди, которая взглянула на Пуаро так яростно, что он с извинениями ретировался.

Некоторое время он стоял в холле, глядя то на застекленную дверь пустой конторы, то на дверь с надписью «Кофейная». По собственному опыту Пуаро хорошо знал, что кофе в деревенских гостиницах подается неохотно и только к завтраку, и даже тогда его главной составной частью является водянистое горячее молоко. Здесь маленькие чашечки мутной жидкости, называемой «черным кофе», подавались не в кофейной, а в гостиной. Виндзорский суп, бифштекс по-венски и паровой пудинг, составлявшие обед, можно было получить в кофейной ровно в семь. А до тех пор в просторных помещениях «Оленя» царила полнейшая тишина.

Погрузившись в размышления, Пуаро пошел вверх по лестнице. Вместо того чтобы свернуть налево, где была его собственная комната номер одиннадцать, он свернул направо и остановился перед дверью пятого номера. Огляделся.

Тишина и пустота. Пуаро открыл дверь и вошел.

Полиция в комнате больше не появлялась. Видно было, что здесь недавно сделали уборку. На полу не было ковра. Очевидно, старый толстый ковер пошел в чистку. Одеяла были сложены на кровати аккуратной стопкой.

Прикрыв за собой дверь, Пуаро обошел комнату и осмотрел ее меблировку: письменный стол, старомодный, хорошего красного дерева комод, высокий гардероб из того же материала (вероятно, тот, который маскировал дверь в четвертый номер), большая металлическая двуспальная кровать, умывальник с холодной и горячей водой — дань современности и недостатку прислуги, большое, но довольно неудобное кресло, два стула, тяжелый мраморный камин с прямыми углами и старомодной викторианской решеткой, кочерга и совок, принадлежащие к тому же набору, что и каминные щипцы.

У камина Пуаро наклонился и осмотрел его. Послюнив палец, он провел им по правому углу камина. Палец слегка почернел. Он повторил эту операцию другим пальцем у левого угла камина. На этот раз палец был совершенно чист.

«Так», — сказал себе Пуаро.

Он осмотрел умывальник. Затем подошел к окну. Оно выходило на какую-то плоскую кровлю (крыша гаража, догадался он) и на маленькую улицу. Отсюда нетрудно забраться в номер и уйти незамеченным. Впрочем, так же легко подняться сюда незамеченным и по лестнице. Он только что сам это проделал.