Страница 21 из 24
Ох, да когда же наконец эта вер… ши… на…»
Ой.
Вот она.
А вон и пещера. И не пещера даже, а просто неглубокая ниша в стене с уступом, похожим на сиденье, на котором и лежала — руку протяни — зо…
Струя жидкого пламени ударила в камень над головой Иванушки, и огненные капли разлетелись, поджигая сухую редкую траву.
Он успел кинуться за одного из «слонов», и только это спасло его от погибели, а царя Ксенофоба — от преждевременного разочарования, потому что при прямом попадании даже костей бы от незваного гостя не осталось.
Над головой скрючившегося в тени глыбы Ивана, низко-низко, медленно-медленно поворачивая башкой цвета нечищеного медного самовара и раздувая ноздри, как бы принюхиваясь, проплыло золотисто-зеленое чудовище. На мгновение царевичу показалось, что один огромный желтый глаз остановился на нем, и сердце, просвистев мимо озадаченного желудка, ухнуло прямо в правую пятку.
Дракон, медленно ухмыльнувшись, стал заходить на второй круг.
«Гадская ящерица, — выругался сквозь зубы Иванушка, пытаясь одной трясущейся рукой развернуть бумажку, на которую еще вечером выписал заклинания трех волшебников, а другой стянуть сапог. — Могла бы и не заметить… Ну зачем нужна ей эта дурацкая шкура, а? Ладно, план „А“ провалился. План „Б“… Криббль, Краббле, Круббле!»
Прицельный залп из сапога-огнемета, кроме видимого удивления на лице кровожадного ящера, других результатов не принес и, не выскочи царевич вовремя из своего укрытия, у дракона появился бы слегка пережаренный, но вполне съедобный завтрак.
Третий, четвертый, пятый и шестой заходы последовали до отчаяния быстро один за другим, и оглушенный, ошарашенный Иван метался с места на место среди всплесков огня, лавы и горящей земли, не соображая больше, что делать и куда бежать.
Перед последним заходом дракон, похоже, решил сделать круг побольше, и у Ивана появились бесценные секунды, чтобы прийти в себя.
Поднявшись с трудом на непослушные ноги, он, к ужасу своему, увидел, что коварный ящер выгнал его на самую вершину скалы — ровную лысую площадку, на которой не было ни одного укрытия крупнее и прочнее человеческого черепа.
Где он?.. Где он?.. Где…
Проклятая рептилия появилась слева.
У царевича оставался последний вариант и последняя надежда. Тем более что однажды это уже сработало.
Краббле! Криббль! Круббле!
«Внутренний объем подпространства хранения переполнен, — приятно перекрывая торжествующий рев дракона, прозвучал из голенища слегка гнусавый женский голос. — Приложение выполнило недопустимую операцию и будет закрыто без сохранения всех размещенных объектов».
И не успел Иванушка опомниться или хотя бы спросить «Чё-о?», как сапог в его руках судорожно дернулся, и из него выпали «Инструкция пользователя» к волшебным сапогам, полбуханки черного хлеба, флакон средства для чистки ковров и дракон.
Новый, вернее, хорошо забытый старый дракон растянулся на брюхе, растопырив все четыре лапы, и по обалделости взгляда смело мог бы посоревноваться с самим Иваном.
Или с золотистым зверем наверху, если уж на то пошло.
Атакующая злорадствующая бестия поперхнулась собственным пламенем и, от неожиданности икнув, просвистела мимо и снова взмыла ввысь, заходя на восьмой круг.
Дракон из сапога зашевелился и, хотя Иванушка все еще оставался невидимкой, обернулся, набрал полную грудь воздуха и безошибочно злобным янтарным оком зафиксировал своего недавнего тюремщика.
А вот это был конец.
Это понял даже Иван.
Он бессильно опустился на колени, закрыл голову руками и стал смотреть короткометражный документальный фильм под названием «Моя жизнь».
А гаттерийский дракон, круживший заполошно в безоблачном небе, вдруг пронзительно затрубил.
Услыхав голос своего золотистого собрата, сине-фиолетовый сморгнул, закрутил головой, мгновенно позабыв про Иванушку, не дожидаясь, пока найдется источник этих раздирающих барабанные перепонки звуков, подпрыгнул, мощно взмахнув громадными крыльями, и взлетел.
Волной воздуха Иванушку отшвырнуло далеко в сторону, пребольно шмякнуло об скалу, а сверху на него свалилось и полностью прикрыло что-то горячее, жесткое и тяжелое, вроде ворсистого кольчужного одеяла.
Он вытер рукой с лица холодный пот, смешанный с гарью и желтой пылью, и осторожно выглянул из-под обгоревших ресниц.
В глаза ему сразу же ударил ослепительный золотой блеск фамильной реликвии царских семей двух стран.
Вот оно.
То, ради чего десять храбрецов приплыли сюда, рискуя свободой и жизнью.
От чего по всей правой стороне тела через несколько минут будет такой незабываемый обширный синяк.
Золотая шкура священного барана.
Или священная шкура золотого барана?
Ладно, оставим религиозные вопросы теософам. Пока эти мерзкие твари были заняты пожиранием друг друга, надо было бежать отсюда со всех ног.
Но где же они? Еще не хватало, чтобы они объединились, решив, что одного маленького тощенького лукоморца им вполне может хватить на двоих!
Иванушка с тревогой высунулся из-под шкуры и замер.
Целующиеся голубки на приглашениях на свадьбу мгновенно канули бы в Лету, если бы хоть один художник хоть один раз увидел бы целующихся драконов.
Золотистое и синее чудовища парили в небесах, бережно переплетя длинные чешуйчатые шеи, и, задыхаясь от нежности и безумной страсти, протяжно трубили, оповещая весь мир о зарождающейся любви.
«Вымирающий вид, — вспомнил царевич. — Может, последние в своем роду…»
Встретились два одиночества. И теперь было им глубоко наплевать и на жалкую золотую шкуру, и на беспомощного скорчившегося под ней человечка, и на эту странную страну, и на эти пыльные горы…
Были только он, она и бескрайнее синее небо.
Уходи, Иван. Они не заметят.
— …И превратился стеллийский царевич в дракона…
— …И, завывая, превратился заморский царевич в отвратительного дракона…
— …И, завывая, как тысяча демонов, обернулся заморский колдун в омерзительную драконоподобную тварь…
— …И схватился со старым драконом…
— …И не на жизнь, а на смерть стал биться с нашим драконом…
— …И небеса отпрянули в испуге при виде кровавой битвы, что завязалась между Добром и Злом… Ой…
— Извините, — машинально пробормотал Иван, уходя с ноги третьего передатчика на ногу жены крестьянина, стоявшей тут же рядом, потому что большого выбора у него не было, и, пройдя уже почти через весь лесок, на землю он ступал не больше пяти раз, и то случайно.
Там, где он прошел, зрители охали и ойкали, кое-где завязывались и тут же стихали вялые потасовки, но старички-волшебники постарались на славу, и никто так и не увидел ни Ивана, ни сокровище национального масштаба на его плечах, неторопливо, но решительно удалявшихся в сторону порта.
Проходя мимо Черной башни, которую при дневном свете человеку, даже несведущему в топографии Мзиури, невозможно было спутать с другими черными башнями, каковых в городе оказалось немало, Иван поднял глаза к единственному окошку под самой крышей, открытому настежь.
Монстера помахала ему рукой, а по губам ее скользнуло что-то очень похожее на улыбку.
Он смутился, покраснел, вспотел, споткнулся и не помахал в ответ.
Когда, пройдя метров пятьдесят, он все же набрался решимости и оглянулся с приподнятой в прощальном жесте рукой, все окна в башне были уже плотно закрыты.
«Показалось», — с облегчением соврал себе царевич, вытер пот со лба и прибавил шагу.
А в порту шел бой.
Раненые и убитые валялись повсюду, и, к своему ужасу, Иванушка узнал среди них некоторых членов команды «Космо» и героев.
Гаттерия их не отпускала.
Заклинание сапог-самогудов вспомнилось само собой и, сбросив сковывающую движения овчину на причал, Иванушка ставшим уже привычным жестом содрал с ноги сапог и выпалил: «Круббле-Краббле-Криббль!»
И тотчас же из голенища полилась тягучая, обволакивающая восточная мелодия, под которую, наверное, засыпали, засыпают и будут засыпать погонщики верблюдов в душных темных караван-сараях под огромными звездами Шатт-аль-Шейха еще долго после того, как когда-нибудь и где-нибудь у остальных людей наступит конец света.