Жар-птица

— А-а… это… м-м… когда… Что это было?.. После птицы?

Ярославна пожала плечами.

— Одни говорят, что эта модель несовершенна, и поэтому заданное изображение сбивается на то, что, может, в этот момент запрашивют другие. Василиса утверждает, что это просто помехи. А я считаю, что при определенных условиях тарелка просто ловит отражение других миров. Но ни у кого нет никаких доказательств, и поэтому каждый волен думать, что он хочет. Но в любом случае, эта дребедень зарядила до самого вечера, а может и на всю ночь. Ты успел понять, где находится Жар-птица? И не забыл ли? — ведьма насмешливо стрельнула на царевича глазами.

— Нет, — Иван был занят разглядыванием с попутным выковыриванием чрезвычайно интересного сучка в столешнице, но мог бы почувствовать этот взгляд и на другом конце леса.

Ярославна позаботилась бы об этом.

— Что — «нет»?

— Не усп… То есть, не забыл. Успел. Ну, конечно же я знаю, где это! Абсолютно. Точно. Это в М-м… Нет, в П-п… Нет, в Стр… Нет же!.. Тьфу ты, опять запамятовал… Да как же там его… Тамерланд… Патерланд… Диснейланд… А, вспомнил!!! Вондерланд! Это рядом с нашей западной границей. Если ехать все дальше по той дороге, по которой я ехал сначала, то туда можно добраться через десять дней. Это государство к столице Лукоморья находится ближе всех. То есть, это Лукоморск находится к нему ближе всего. То есть, нет. В смысле, они… это… Мы его в прошлом году с наставником Олигархием проходили. То есть, и его тоже. А еще… — Иванушка вдруг смутился своего неестественного многословия. Вернее будет сказать, смутился еще больше. — Ну, это, наверно, неинтересно вам будет… Это, наверно, все знают… Про язык там… Про правителя… Обычаи… А то, что мы видели — это знаменитые висячие сады Мюхенвальда — первый этаж был построен Шарлеманем Первым, это у них традиция такая — всех кронпринцев называть Шарлеманями, и каждый последующий Шарлемань пристраивает теперь по этажу к уже существующему саду, это тоже традиция, и поэтому там уже накопилось… — Иван наморщил лоб и со страдальческим видом начал шевелить губами, углубляясь в вычисления.

— Семнадцать этажей, — ласково подсказала Ярославна.

«Точно, ведьма», — затряс головой царевич.

— Вот, и еще там собраны семнадцать тысяч четыреста девяносто два вида известных растений со всего мира и шестьсот три неизвестных. Там даже есть… есть… этот, как его… ну, этот… А, опять забыл. Я его все время забываю. Просто когда королевич Елисей на странице две тысячи двести первой попадает в такой сад, занесенный туда ураганом вместе со своим дворцом, и…

— Выходим завтра утром, — подытожил Сергий.

— Вылетаем, — поправила его Ярославна.

— Как, и вы тоже?.. — испугался царевич.

— Я вас только провожу. До первой деревни, где вы сможете купить лошадей.

При слове «лошадь» царевич болезненно вздрогнул и украдкой дотронулся до пониже спины. Несмотря на лесное волшебство, воспоминания о прелестях продолжительной верховой езды были живы в нем как никогда. Но выбора не было, со вздохом вынужден был признать Иванушка. Или они едут верхом, или им до этого Вондерланда…

И тут до озабоченного предстоящей дорогой сознания царевича пробился смысл только что услышанного.

— ВЫЛЕТАЕМ?!…

Когда царевич проснулся, продрал глаза и очень осмотрительно вышел из избушки (ее ножки были покорно поджаты), проворные Руки уже ловко укладывали их багаж в огромное корыто, а ближайшая пара Голов начальственно на них покрикивала. При появлении Иванушки одна из Рук приветственно ему помахала, а первая слева голова оповестила:

— Ярославна с брательником на куфне вас завтракать ждуть, оне велели вам умыться и тудыть подходить, — и занялась дальше отдачей распоряжений, перекидываясь с первой головой справа грубоватыми шутками.

— П-понял, — не сводя на всякий случай с голов взгляда, подтвердил царевич и боком двинулся к умывальнику, но тут же обо что-то споткнулся и вытянулся на траве во весь рост. Падая, он успел заметить, как под избушку быстро втянулось нечто желтое, морщинистое, бревноподобное.

Подножка!

Отряхиваясь и бормоча что-то не совсем лестное о курицыных детях, царевич, не оборачиваясь более, поспешил на кухню, и не мог видеть реакцию Ярославниных слуг. Да, может, оно и к лучшему.

Когда с завтраком было покончено, грузо-пассажирская эскадрилья Ярославны в полной готовности к отлету была построена на дворе перед избушкой. На правом фланге горделиво красовалась добротная вместительная ступа с прислоненным лохматым помелом. Далее следовали два внушительного вида бочонка, распространявшие вокруг себя неповторимый запах свежеструганного дерева и, наконец, два корыта большой грузоподъемности с накрепко принайтованным имуществом Ивана замыкали построение.

Иван остановился и вопросительно взглянул на Ярославну.

— Твоя бочка вторая от ступы, — неправильно истолковав его заминку, подсказала та.

— Н-нет, я просто хотел… Ну, да, конечно… Нет, то есть, я хотел спросить — это что, все полетит? В смысле, я знаю, что бабки-ежки… То есть, ведьмы, я хотел сказать, извините, летают на помеле. Или в ступах. Про это я читал. И в «Приключениях лукоморских витязей» на странице пятьсот седьмой, когда Елисей… — перехватив выразительный взгляд Серого, Иван осекся и быстро закончил: — … но корыто?!

— А что тебя смущает? — поинтересовалась Ярославна. — Заклинание полета всегда одно, хоть для ступы, хоть для бочки, хоть для стакана. Если вылетает группа, ведомая одним человеком, оно слегка изменяется, вот и все. А что касается нашего обоза, — и она кивнула на выставку домашней утвари на дворе, — У тебя во дворце ведь тоже, наверняка, есть и скакун-иноходец, и ломовой коняга, и кляча водовоза. И все они хороши для своих целей. И, кстати, — вспомнив о чем-то, она выудила из кармана кулек из промасленного пергамента и подала его Ивану, — Вот, держи, не теряй.

— Это еще зачем? — искренне не понял тот.

— Взлетим — может, поймешь, — ухмыльнулся Серый, — А не поймешь — твое счастье.

— Ты не смущай вьюношу, — вмешалась ведьма. — Это если нехорошо тебе будет. На лету до меня ведь не докричишься, остановки только на обед и ужин со сном, так что, не стесняйся. Ты в первый раз летишь, и ничего постыдного здесь нет. В воздухе ведь всякое бывает — вон, по земле ездишь — и то порой приключений не оберешься, а тут…

Иван явно стал на оттенок бледнее.

— Не боись, царевич, — сверкнув белозубой улыбкой, Серый дружелюбно хлопнул Ивана по плечу.

Иванушка взвился, как ужаленный. Так Серый считает, что он испугался!!! Да как он может!!! Я!!! Царевич!!! Лукоморский витязь!!! Чудо-богатырь!!! Испугался!!!

Ну, подумаешь, чуть-чуть.

Ну даже если и не чуть-чуть, если честно-то. Ну и что?!

Неужели это так заметно?…

И совсем не обязательно было об этом говорить вслух.

А Серый уже деловито проверил ремни, которыми вещи были привязаны и ловко запрыгнул в один из бочонков. Царевич демонстративно распрямил плечи, выпятил грудь, выставил подбородок вперед и сделал то же самое.

С пятого захода ему удалось добиться того, что бочка при этом не падала.

С шестнадцатого — чтоб бочка не падала при попытке перевернуться с головы на ноги.

Красный как рак от смущения и злости, потный и растрепанный, мысленно проклиная самыми страшными известными ему словами («гнусные, мерзкие, отвратительные…») все бочки, Ярославну, Серого, Жар-птицу, прадеда, которому пришла в голову идиотская мысль посадить в дворцовом саду эту дурацкую яблоню с золотыми яблоками, а также себя самого, Иван высунулся из бочки чтобы глотнуть немного свежего воздуха и украдкой скосил глаза на Ярославну и Волка. Удивительно, но они так, казалось, были увлечены разговором друг с другом, что даже не обращали не малейшего внимания на его экзерсисы.

Даже слишком увлечены. И в глубине сконфуженной, готовой к яростному отпору при тени малейшей насмешки души царевича шевельнулась робкая признательность. И вместо наглой, глупой, вызывающей фразы, зародившейся в его голове во время позорного кувыркания как возможный ответ на вероятную издевку, у него вырвалось нерешительное: