Сияющее Эльдорадо

Результат такого смешения населения особенно ярко виден при посещении начальной школы. Цвет кожи представлен тут в диапазоне от черного как сажа и всех оттенков шоколадного до светлого меда. Есть и китайцы с цветом кожи слоновой кости, и более темные малайцы с раскосыми глазами, а также греки и итальянцы, светловолосые с голубыми глазами блондины саксонского типа — настоящее вавилонское столпотворение. «Они все общаются между собой и не чувствуют никакого расового антагонизма», — таково мнение учителей.

— А после школы, дома, они ведут себя дружно? — » спросила я.

Молодая учительница улыбнулась.

— У них нет иного выбора. Мой отец, например, англичанин, мать — метиска из Брума. У меня есть братья и сестры светлее, чем я, есть темнее, а один совсем белый. Так и у всех здесь.

Главная особенность Дарвина в том, что вам никто не диктует правил поведения и не интересуется вашим мнением о других людях. Город не велик, но по одну сторону от него простирается вся Австралия, а по другую— Азия (всего в четырехстах милях). До Канберры же — две тысячи миль.

Свыше половины населения Дарвина появилось в городе после второй мировой войны. Дарвин растет более высокими темпами, чем любой другой город Австралии, за исключением Канберры. Учительница-мулатка рассказала мне за молочным коктейлем, приготовленным китайцем и поданным греком (в Дарвине молочный коктейль готовят огромными порциями в больших кружках), о своих планах посетить Новую Зеландию, Северную Америку и Европу в компании четырех или пяти девушек, а затем по прошествии двух лет встретиться в Лондоне с другой группой, намеревающейся отправиться в Южную Америку. В Лондоне она надеется побывать на международном матче женских хоккейных команд. Она играет в хоккей за Территорию и сейчас спешила на вечернюю тренировку, что не помешало ей, однако, выпить огромную порцию шоколадно-молочного коктейля. Я преклоняюсь перед людьми, способными бегать по такой жаре!

Кажется, что существует два Дарвина. Один начал свою жизнь как Палмерстон в 1869 г. и прозябал на берегу своей великолепной гавани до конца второй мировой войны. Это был, вероятно, такой городок, о которых Дж. Конрад[84] писал: «небольшая заброшенная колониальная столица, где представители местной администрации всегда одеты если не во все белое, то по крайней мере в белых рубашках, обмахиваются опахалами, пьют коктейли с джином, опускают и поднимают флаг над зданием, где заседает правительство. Город, где потные мужчины в складках жира с небритым подбородками напиваются до оцепенения в барах, содержат или, во всяком случае, часто посещают проституток, где много разорившихся неудачников, торговцев жемчугом и торговых моряков». До появления асфальта единственной дорогой в течение пяти месяцев в году оставался океан. А отсюда и соответствующее умонастроение людей, живущих на краю света, изолированных от всего мира, до которых никому нет дела. Все попытки начинать какое-либо дело (мясокомбинаты, фермы, плантации, золотые прииски, возделывание риса и производство сахара) потерпели неудачу. Аборигены были обречены на вымирание.

Мало что сейчас сохранилось и от внешнего вида старого Дарвина (повсюду растут новые дома), и в умонастроениях людей, но традиции здесь еще живучи и надолго сохраняют свою силу и влияние.

Другой Дарвин — новехонький туристский курорт с отелями на берегу моря, снабженными кондиционерами; пальмами, высаженными в ящики; стюардами в белых пиджаках; коктейль-барами в виде пещер с ярко освещенными двориками — точь-в-точь как во всех дорогих отелях от Пасадены до Гавай, от Майорки до Мадеры. Те же напитки со льдом, те же мороженые продукты, те же мелодии и те же люди, все пожилые, потому что мало кто из молодежи может позволить себе такую роскошь. В сухой сезон Дарвин идеальное место для туристов: климат никогда не подведет, всегда светит солнце.

Один или даже два из этих великолепных отелей принадлежат Золушке мужского пола, который приехал в Дарвин с нищего острова в Эгейском море, где люди питаются козьим молоком. Трудолюбивый, обстоятельный и честолюбивый, он превратился, говорят, в крупнейшего налогоплательщика Австралии. В Дарвине ходит масса анекдотов о Майкле Паспалисе. В одном из них рассказывается о его молодых годах. Начинается анекдот с того, что экономка как-то спросила хозяина, что он хотел бы сегодня получить на обед.

— В холодильнике лежит баран, — ответил Майкл.

— Я думаю, вам следует самому разрубить его, мистер Паспалис.

— Ничего, разрубите сами.

Экономка, однако, настаивала на своем. Когда Паспалис разрубил барана, из него посыпались пачки банкнот. Накануне он сам надежно спрятал все наличные деньги в баране и совершенно забыл об этом.

Мнение жителей Дарвина относительно того, счастлив ли мистер Паспалис или нет, разделилось. Одни считают его несчастным, так как богатство ссорит его со своим народом и заставляет с подозрением относиться к любому претенденту на руку дочерей; другие утверждают, что он наслаждается своим богатством, той сенсацией, которую вызывает в Сиднее его приглашение на ужин на королевскую яхту или на обед в Букингемском дворце. Я не имела возможности выяснить, кто же из них прав.

Северная Территория стала управляться непосредственно из Канберры с 1911 г.; до этого ею управляла (или делала это только формально) Аделаида. Схема управления полностью отражает старую британскую колониальную систему и сегодня выглядит удивительно архаичной. Действительно, от администрации Северной Территории веет глубокой древностью. Во главе стоит администратор, статус которого мало чем отличается от статуса прежнего колониального губернатора; правда, у него нет шляпы с плюмажем — в Дарвине просто невозможно носить шляпу с плюмажем — но есть Дом Правительства, Флаг и Книга.

В управлении администратора находится территория по площади больше, чем Франция, Испания и Италия, вместе взятые, с общим населением пятьдесят тысяч человек. Он отвечает за проведение в жизнь политики Австралийского Союза в отношении аборигенов, за предприятия коммунальных услуг, разбросанные по огромной территории, со штатом, отнюдь не отвечающим потребностям. Он председательствует в Законодательном совете, состоящем на сегодня из восьми выборных членов и девяти, назначенных генерал-губернатором. Возможности совета ограниченны; он не имеет финансовой власти — это еще одна бескрылая птица Австралии. Власть прочно осела в Канберре. Если Северной Территории нужно потратить двести австралийских долларов, скажем, на уличное освещение в Дарвине, она должна получить одобрение и средства от федерального правительства. У Территории нет даже собственного бюджета. Не удивительно поэтому, что, с точки зрения жителей Дарвина, осуществление прогрессивных мероприятий идет медленно, а вся система выглядит безнадежно устаревшей.

В мае 1962 г. аборигены получили право участвовать в выборах по всей Австралии. Голосование обязательно, и поэтому их могут привлекать к ответственности за неявку на избирательный участок. Практически же очень немногие аборигены еще понимают, что такое голосование, выборы, советы[85]. Вся система местного управления, которая в других странах представляет собой фундамент демократического здания и воспитывает людей в духе демократии, здесь отсутствует. До сих пор еще ни один абориген не выдвигался кандидатом в Законодательный совет, потому что считается, что они еще недостаточно для этого «ассимилированы». В Дарвине есть один представитель аборигенов, который может стать кандидатом на следующих выборах: мистер Филипп Робертс, представитель неофициального органа Совета по правам аборигенов Северной Территории, созданного в конце 1961 г.

Мистер Робертс тихий человек средних лет с седеющей головой и медленной, довольно неуверенной манерой говорить; работает он в Управлении медицинского обслуживания. Он приехал из миссии Ропер-Ривер, где директор Управления медицинского обслуживания Территории доктор Лангсфорд сделал его своим личным помощником. По его словам, у Робертса «умелые руки». Главный помощник Робертса — мистер Дэвид Даниэльс, его коллега по работе в Управлении и секретарь Совета по правам аборигенов. Организация эта находится еще в зародышевом состоянии, она не действует, а скорее бредет ощупью, почти не имея финансовых средств.