Страница 4 из 77
В то время как в целом австралийская пресса впитала в себя больше английского, чем американского, географии страны наложила на нее как раз американский, а не английский отпечаток. Пресса носит региональный, а не общенациональный характер. Перт находится более чем в двух тысячах миль от Сиднея, Аделаида — в семистах милях, если лететь самолетом, и в тысяче миль езды по железной дороге. От Дарвина до Сиднея — почти две тысячи миль. Расстояния создали в каждом штате свой собственный мир. Расходы и время, необходимые для распространения газет из одного центра, не дали развиться общенациональному печатному органу, вернее, мешали этому до середины 1964 г., когда Руперт Мердок[16], сын сэра Кейта Мердока, издававшего мельбурнский «Геральд», приступил к выпуску первой национальной ежедневной газеты «Острэйлиен». Печатается она одновременно в Канберре, Сиднее и Мельбурне и доставляется в остальные крупные города самолетами.
Время покажет, будет ли успешным столь честолюбивый и дорогостоящий эксперимент. По шрифту, верстке и общему виду газета вполне современна. Внешнему виду отвечает и четкая подача материала. Газета печатает на своих страницах произведения лучших австралийских писателей. В ней широко отражаются европейские события. Поднимет ли это тираж — другой вопрос. Ведь большинство австралийцев больше интересуется результатами скачек или распродажей товаров по сниженным ценам, чем переворотами в Африке или судьбой НАТО. Но в то время, когда я была в Сиднее, первые австралийские солдаты направлялись во Вьетнам, и истребительная война вторглась на континент, который до сих пор избегал этой опасности. Возможно, придет время, когда афоризм Генриха Ибсена «только тот прав, кто действует в наиболее тесном союзе с будущим», будет применим к рискованному предприятию Руперта Мердока.
Еженедельники в Австралии всегда имели гораздо больший тираж. Так, «Острэйлиен Уименз Уикли» (журнал для женщин) занимает в этом отношении первое место. Число его подписчиков составляет восемьсот тридцать пять тысяч. Цифра говорит о том, что читателями журнала является около трех четвертей всего женского населения Австралии. Старейшее и, возможно, самое распространенное еженедельное издание — «Сидней Буллетин». С момента основания в 1880 г. и до дня смерти ее наиболее видного редактора Дж. Ф. Арчибальда в 1919 г. эта тогда еще острая и не признающая авторитетов еженедельная газета одновременно выражала и формировала дух молодой, дерзкой, самоуверенной и растущей нации, высмеивала политиканов, подкусывала Англию, шокировала богачей и ратовала за свободную, федеративную Австралию. Впервые в «Буллетине» были напечатаны стихи и рассказы Генри Лоусона[17]. В нем работали такие журналисты, как Фил Мэй и Дэвид Лоу[18], а также такие способные, хотя и малоизвестные за рубежом, художники, как Норман Линдсей и Д. Г. Саутер [19]. Затем наступил период реакции, и талантливые журналисты покинули еженедельник. После второй мировой войны он практически не выпускался. В 1961 г. владельцы сиднейской «Дейли Телеграф» восстановили ее по образу и подобию английской «Таймс». Мне она показалась информативной, не более как полезным путеводителем к событиям дня, по новым книгам, фильмам, спектаклям и выставкам. Тираж ее невелик. Имеется также еженедельник «Нейшн», известный как более независимый и радикальный.
Приезжему судить о сиднейской прессе трудно. Местные политические события не всегда интересны для жителей других стран. Австралийцы часто расплачиваются за свое равнодушие к судьбам мира.
Интервьюируя зарубежных посетителей, большинство репортеров начинает с вопроса: «Каковы Ваши впечатления от Австралии?» Иногда этот вопрос задается еще на теплоходе или когда турист ожидает свои чемоданы в аэропорту. Очевидно, ответы в этом случае могут сводиться лишь к тому, как все мило выглядит вокруг, как ярко светит солнце и как дружелюбны местные жители. Читателям это должно было бы уже давно наскучить. Не является ли такая «забота» о том, что думают соседи, своеобразным похмельем после колониальных дней, когда австралийцы не были уверены ни в себе, ни в положении своей страны. Видимо, став гражданами свободной, повзрослевшей и преуспевающей страны, австралийцы не хотят особенно волноваться о том, что думают о них туристы. Вероятно, австралийцам достаточно того, что их принимают за тех, кто они есть. Конечно, такого рода вопросы лицам, только что сошедшим на берег страны, могут задаваться и для испытания их находчивости. Я слышала об одном торговце рассадой роз, который ответил репортеру:
— Ваша страна станет еще прекраснее, если в ней будут разводить больше моих роз.
Я жалею, что, в свою очередь, не нашлась и не сказала:
— Вы будете жить еще лучше, если прочтете больше моих книг.
Проехав десять-пятнадцать миль на юг от Сиднея, вы приближаетесь к местам, которые в наши дни, очевидно, выглядят точно так же, как в те далекие времена, когда судно капитана Дж. Кука входило в Ботани-Бей. Удивительным казался здесь густой девственный лес, так близко примыкавший к городу с более чем двухмиллионным населением. Он сохранился потому, что в те далекие времена, когда землю делили на участки для заселения, холмы эти были каменисты, бесплодны и лишены воды, и их не имело смысла разрабатывать. Постепенно они превратились в лесные заповедники, охраняемые государством, и, естественно, оставались в первозданном виде.
За окнами машины в легкой утренней дымке гребень за гребнем пробегали холмы, покрытые лесами. В воздухе чувствовалось дыхание осени, носились нежные, как пыльца, пушинки. Бледная оливковая с красными вкраплениями зелень эвкалиптов. Ни домов, ни поселений… Как повезло сиднейцам, оказавшимся обладателями такой роскоши, как зеленый ковер, раскинувшийся прямо у порогов их домов. Позже я прочитала об этом районе, окаймляющем Ботани-Бей, у Д. Г. Лоуренса[20] в его «Кенгуру»: «Темные старые горы, темные заросли грациозных эвкалиптов с бледными стволами и тусклыми листьями, крепкий молодой лес и какие-то огромные остроконечные пики».
Стремясь вскрыть существо древнего пейзажа, он искал слова, чтобы передать «странную, неброскую красоту Австралии, которая, казалось, таится как раз за пределами нашего видения. У вас такое чувство, словно вы потеряли способность видеть, словно ваши глаза не в состоянии охватить этот пейзаж». Впрочем, такого рода ощущения не мучают уроженцев Австралии, которые, по словам поэта Джеймса Маколи[21], «так же срослись с этой страной как душа с телом». Маколи писал, что в Австралии «цветы смотрят широко раскрытыми глазами, воздух вливает свободу», а «сороки кричат вам „Джек” и, сидя на деревьях, насвистывают, как жаворонки».
Мы направлялись в Вуллонгонг и Порт-Кембла, где расположены крупнейшие сталеплавильные заводы. Это комплекс изрыгающих дым доменных печей и прокатных станов, шахт, новых домов и новых городов — один из основных районов Австралии, вбирающий в себя капитал и рабочую силу, в том числе иммигрантов, хотя и не в том количестве, в каком ему необходимо. Сталеплавильная компания могла бы принять на работу завтра же еще тысячу человек, сумей она заполучить их, как сообщил нам начальник отдела кадров, стараясь перекричать гул одной из крупнейших доменных печей мира.
Люди все еще склонны думать об Австралии как о стране овец, пшеницы и крупного рогатого скота. Шерсть действительно остается крупнейшей статьей экспорта и источником валюты страны, причем в настоящее время она главным образом идет в Японию. Но с годами продукция шахт и заводов начинает превалировать над сельскохозяйственной. Потребность в стали увеличивается вместе с ростом производства, и почти половина промышленных рабочих прямо или косвенно занята в переработке металлов и машиностроении. Завод в Порт-Кембла принадлежит крупнейшей компании Австралии — «Броукен-Хилл Пропрайэтри». После второй мировой войны компания вложила шестьсот миллионов долларов на расширение производства. Использовался только национальный капитал. Вскоре более крупное предприятие, строящееся в Уайалла (Южная Австралия), где недавно было спущено на воду крупнейшее построенное в стране грузовое судно для перевозки руды водоизмещением в сорок семь тысяч пятьсот тонн, затмит завод в Порт-Кембла.