Страница 78 из 82
Малышев замер и с улыбкой уставился в окно.
— Есть, конечно.
— Ждет?
— Ждет и пишет. Раз в неделю-две обязательно письмо получаю.
Славка вздохнул и потянулся за следующей стопкой:
— А у тебя с ней, это, ну, было что-нибудь?
Петро отрицательно цыкнул и мотнул головой, не поднимая глаз.
— А у тебя?
Славка наморщил лоб:
— Тоже не успел. Я на гражданке толстым был, девчонки на меня и не смотрели.
— Ну, это дело поправимое, — Петро вскинул глаза, — из Афгана вернешься стройным, как березка. Все девчонки наши будут.
— Надеюсь.
— Не сомневайся, они парней после армии, тем более Афгана, знаешь, как уважают.
Володька довольно улыбнулся и запихнул в узкую полочку толстую пачку конвертов.
Витька вернулся через час, мрачный и нетрезвый. Глянув коротко на разобранную почту, молча проследовал к столу и уселся на него.
— Свободны.
Ребята переглянулись.
— Вить, — Сидоров состроил жалобную физиономию, — может, мы у тебя побудем немного, ну, хотя бы до ужина.
— В роте все равно делать нечего, — подхватил Малышев, — а тут мы тебе еще чем-нибудь поможем, а?
Витька скривился и смерил ребят нетрезвым взглядом. Постучал пальцами по столу:
— В карты играете?
— А в че?
— В дурака.
— Конечно, — почти хором обрадовались ребята.
Витька наклонился, открыл ящик стола и, порывшись, извлек замусоленную колоду.
— Берите стулья, подсаживайтесь.
Связисты бросились исполнять распоряжение.
После отбоя взводный — маленький, пухлый старший лейтенант, — заложив руки за спину, прошелся по проходу между кроватями, где на табуретках ровными стопками была уложена форма ребят, и удовлетворенно хмыкнул:
— Молодцы сержанты. Порядок, вижу, поддерживаете правильный.
Волощук в трусах и в майке неловко потоптался в проходе:
— Стараемся, товарищ старший лейтенант.
— Ну-ну, — офицер развернулся и уже у выхода, откинув полог палатки, добавил, — чтоб и дальше так старались.
Полог упал, хлопнула входная обтянутая брезентом дверь и стук подкованных сапог начал удаляться в сторону офицерских домиков: по вечерам там играли в карты.
Волощук выждал минут пять:
— Сидоров, Малышев, на выход.
Ребята живо соскочили с кроватей второго яруса и сдернули аккуратно уложенную форму с табуреток.
— Ты тут присмотри уже, — Волощук туго намотал портянку и натянул второй сапог, — мы постараемся быстро.
— Может, все-таки ну его нафиг, — неуверенно тронул его за рукав молдаванин, — пусть молодые сами сбегают, тебе-то зачем ноги бить.
— Да ладно, схожу уже, раз решил, развеюсь. Да и не доверяю я им. Еще надует их дуканщик,
— Ну, смотри. Давайте там поосторожней. Никуда не лезь.
— Прорвемся, — он уже стоял в проходе и нетерпеливо поджидал, пока Сидоров, суетясь, подтянет ремень. — Плохо, солдат, в норматив не укладываемся. Вернемся, я тебе отдельно тренировку организую.
— Да, у меня в пряжке скоба зажалась.
— Вот вечерком и посмотрим, что у тебя и где зажалось.
Вокруг хохотнули «деды».
— Давай на выход, а то с вами до утра не соберешься.
Ребята быстрым шагом вышли из палатки. Волощук махнул товарищам, лениво поднявшим руки в прощании, и решительно направился следом.
До колючей проволоки добрались без происшествий. Малышев оглянулся на Волощука, ожидая команды. Тот осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, кивнул: «Действуй». Малышев склонился над «колючкой» и приподнял одну ослабленную проволоку. Этим путем ходили в кишлак уже несколько месяцев, как минимум, два подразделения полка: взвод связи и разведрота. Начальство пока эту точку перехода не обнаружило, и хорошо. Волощук незаметно перекрестился и вторым нырнул в приготовленный проход. Присел рядом с опустившимся на колено Сидоровым.
— Ну, что? Тихо?
— Угу, — буркнул Славка, пропуская Малышева под проволокой.
— Не «угу», а «так точно, товарищ сержант!» Учить вас все надо. Скоро полгода здесь, а все как молодые.
Сидоров примирительно улыбнулся:
— Мы же не на плацу, что «так точнать»?
Волощук сощурился:
— Марш вперед, разговорился что-то.
Ребята плечо к плечу пошли вперед. Сержант пристроился позади. Минут пять шли не разговаривая. Ночь растеклась душная. Небо, затянутое черными тучами, не пропускало лунного света, что связисты сочли за хороший знак — на каменистой равнине их силуэты не заметят, ни наши, ни «духи». «Дурацкий климат, — проворчал Волощук вполголоса, — сентябрь, а жарит как летом».
Петро Малышев быстро обернулся:
— А у вас на Западной Украине не так что ли?
Волощук сощурился:
— На моей Украине все не так. Все лучше.
— Так уже и все? — не поверил Славка.
— Так, заткнулись и шагаем молча, — оборвал сержант разговор. — Вон уже кишлак видно.
В густой темноте проявились первые саманные дувалы.
Дуканщик долго не открывал. Волощук еще раз крепко постучал в низенькую дверь кишлачного магазинчика — дукана:
— Во разоспался, или дома никого нет?
Но тут во дворе послышался скрип петель, и хриплый голос пожилого человека по-русски произнес:
— Да иду я, иду.
Ребята не успели насторожиться. Только на другой день, вспоминая последующие события, Малышев логично рассудил, что уже после этой фразы, сказанной афганцем по-русски, надо было тикать во все лопатки. Он сразу почувствовал, что здесь что-то не так — как это таджик-дуканщик среди ночи вдруг понял, что за дверью русские. Значит, видели их уже и ждали. Но командир в этой тройке был не он и потому промолчал. О чем сильно пожалел потом.
Калитка распахнулась и сильные невидимые в темноте руки буквально вдернули одного за другим связистов во двор. Они ничего не успели понять, кроме того, что влипли по полной. В руках у дуканщика горела короткая свечка, небольшой овал сумрачного света освещал окружившие их бородатые лица со злыми глазами, а на солдат смотрели, словно обрезанные, без пламягасителя дула автоматов.
— Вы чего, мужики? — растерянно пробубнил, вдруг заикнувшись, Волощук.
— Молчи, собака, — страшно прошипел пожилой бородатый «дух» с бородой клином, стоявший прямо перед сержантом, и мотнул стволом, — лечь, лицом вниз.
«Странно, — мелькнула в сознании у Малышева мысль, — по-русски говорит, почти без акцента». В следующее мгновенье ему грубо вывернули руки, и он почувствовал, как крепкая веревка стягивает запястья. Несопротивляющихся ребят, тыкая под ребра кулаками и жестко выламывая руки, связывали по очереди.
В одно мгновенье нас окружила целая толпа гомонящих мальчишек и девчонок самого разного возраста, все в балахонах неопределенного цвета. Они столпились в метре от нас и что-то живо обсуждали, тыкая то в меня, то в Женьку пальцами. Наверное, делились впечатлениями. Удивительно, но в их глазах я не увидел ненависти или злости, только легкое удивление и любопытство. Похоже, жители этого кишлака находились в стороне не только от главных дорог страны, но и от войны. Первый охранник живо поднялся и что-то сердито гаркнул. Дети враз оборвали гвалт и, насуплено поглядывая на строгого взрослого, нехотя отступили на пару шагов. «Дух» добавил еще пару, наверное, крепких выражений, и дети наконец разошлись. Но тоже не бегом, а не торопясь, я бы даже сказал, степенно. Это были первые дети за почти три месяца плена, которые мне понравились. Разогнав митинг несовершеннолетних, охранник снова уселся рядом с товарищем и, поставив автомат прикладом на землю, оперся на него.
Где-то через полчаса бесцельного лежания под утренним, пока не горячим солнцем из домика выглянул тот самый незнакомый пожилой афганец и что-то крикнул по-своему. Охранник, который не участвовал в предыдущих событиях, неторопливо поднялся, закинул автомат на плечо и, вытащив кинжал из ножен, шагнул к нам. Женька, лежавший с закрытыми глазами, вообще на него никак не отреагировал, а я покосился с интересом: кого первым прирежет? Но молодой «дух» не стал никого убивать. Вместо этого он спокойно перевернул друга на живот и, чиркнув лезвием, разрезал веревки на запястьях и на ногах. Тоже самое он проделал и со мной. После чего пижонски щелкнул кинжалом в ножнах и молча вернулся назад. Все это время второй «дух» как сидел облокотившись на автомат и равнодушно поглядывая на нас, так и продолжал сидеть, ни разу не пошевелившись. Думаю, они верно оценили наше состояние. Да, сегодня мы не то что в драку кинуться, наверное, и подняться без помощи не сможем. И сколько нам еще здесь валяться?