Страница 87 из 112
Мохаммед Реза утверждал, что история иранского государства «в своем величии и самобытности представляет исключение во всеобщей истории». В программе «белой революции» шах писал: «Мы предложили ее [революцию] народу в качестве импортного товара. В течение целых тысячелетий мы сами являлись творцами идей, философии и логики. Для нас было бы недостойно рядиться сегодня в чужие одежды»[216].
24 апреля 1975 г. шах издал указ о включении реформы «расширение собственности в промышленности» в программу «революции шаха и народа». По идее шаха предполагалась массовая продажа трудящимся акций частных и государственных предприятий. Планировалось проводить распродажу поэтапно до октября 1978 г. 49% акций частных и 99% акций государственных и других крупных производственных предприятий (капитал каждого из которых составлял 1 — 1,5 млн. долларов) промышленным и сельскохозяйственным рабочим, крестьянам и представителям других классов. Однако реформа не распространялась на предприятия металлургической, нефтехимической, нефтедобывающей промышленности и на другие ключевые отрасли государственных секторов. (Как не вспомнить «ваучеризацию» в некотором царстве-государстве!)
К тому времени 54% иранцев жили ниже порога бедности — их семьи расходовали в год менее 800 долларов. Понятно, что покупать акции им было просто не на что. К тому же мы сейчас хорошо знаем на собственном опыте, как подлинный владелец предприятия обманывает мелких держателей акций.
Шахские власти, естественно, знали о бедности населения, и, чтобы помочь народу приобрести акции промышленных предприятий, были созданы специальные финансово-административные учреждения, обязанные приобретать акции фирм и предприятий, а затем, используя систему кредитов, продавать их рабочим и другим бедным слоям населения. Однако деятельность этих учреждений привела лишь к разворовыванию выделенных средств. В итоге реформа «расширения собственности в промышленности» провалилась.
При создании Партии единой иранской нации тоже возникли проблемы. Дабы избежать обвинений в проведении аналогий, процитирую С.М. Алиева: «Весьма показательным был провал попытки Мохаммеда Резы Пехлеви создать массовую партию. Несмотря на все формальные признаки существования партии "Растахиз", она оставалась организацией высокопоставленных чиновников и не пользовалась популярностью среди широкой общественности. Это публично признал даже такой лояльный к шаху политический деятель, как Эбрахим Хадженури. В письме, направленном генеральному секретарю партии "Растахиз" Дж. Амузегару, Хадженури писал, что абсолютное большинство народа до сих пор не уверенно в необходимости существования этой партии. Далее он отмечал, что формальное участие многих деятелей в работе партийных центров проистекает "из почитания директив шаха, который призвал весь иранский народ к участию в ее деятельности". Да и сам Мохаммед Реза Пехлеви (правда, несколько позже, в разгар революционных событий летом 1978 г.) заявил, что руководство партии "Растахиз" не сумело выполнить задачу, возложенную на него режимом»[217].
С треском провалились и другие реформы шаха. Так, в 1962 г. он затеял кампанию по борьбе с неграмотностью, а спустя 14 лет после начала этой кампании более трех миллионов иранских детей школьного возраста не посещали школы. Всего неграмотных в стране насчитывалось 14,2 млн. человек, то есть на 2 миллиона больше, чем в 1965 г.
Страна остро нуждалась в квалифицированных рабочих, инженерах, врачах, учителях и многих других специалистах. Однако большинство иранцев, получивших высшее образование за границей, не хотели возвращаться на родину, в основном из политических соображений. Поэтому правительство приглашало в Иран иностранных специалистов и квалифицированных рабочих, однако это лишь частично решало проблему. Шах же был против расширения сети высших учебных заведений в стране, считая студенчество нежелательным элементом для режима.
По тем же причинам опять предоставлю слово Алиеву: «Ограниченное число функционирующих государственных больниц и других учреждений здравоохранения, почти полное отсутствие таковых во многих сельских районах, острая нехватка врачей лишали смысла реформу о защите материнства и младенчества. По этим же причинам правительство обладало ограниченными возможностями для реализации реформы, предусматривавшей улучшение социального обеспечения.
Что касается борьбы с коррупцией, то эта реформа была, видимо, продиктована стремлением шаха обелить себя и свое окружение в глазах общественности. Казнокрадство, коррупция, взяточничество стали неотъемлемой чертой верхушки бюрократической буржуазии, включая высшие чины армий и полиции. Время от времени шах и его окружение вынуждены были принимать какие-то меры в отношении наиболее отъявленных казнокрадов. Иногда шах использовал эти меры, чтобы убрать с политической арены деятелей, в лояльности которых у него возникали сомнения.
Расширение функций государственного сектора и превращение его в самый мощный экономический организм страны, резкое увеличение доходов от нефти, рост объема импорта, особенно военных закупок в развитых капиталистических странах, сопровождались расширением масштабов финансовых злоупотреблений и коррупции. Вместе с тем закон о борьбе с коррупцией был составлен таким образом, чтобы не мог служить основой для организации эффективной борьбы с этим социальным злом, ибо против коррупции и других злоупотреблений финансово-экономического характера должны были бороться сами представители бюрократической буржуазии, в частности, действовавшие под руководства шаха "Организация шахиншахской инспекции" и "шахиншахская комиссия", без всякого участия широкой общественности. Реформа обязывала высокопоставленных чиновников извещать власти о размерах капитала и недвижимой собственности своего семейства. В период пребывания представителя семьи на государственной службе его капитал должен был быть обращен в ценные бумаги или вложен в анонимные компании, указанные правительством. Одним словом, капитал высокопоставленного чиновника должен был находиться под контролем правительства. Подобное "ограничение" отнюдь не закрывало путь к коррупции и другим финансовым злоупотреблениям, тем более что многие представители иранской элиты хранили большую часть своих капиталов в зарубежных банках»[218].
Шах проводил и аграрную реформу. В первой половине 1960-х г. площадь землевладения ограничивалась землями одной деревни, а остальные угодья передавались безземельным крестьянам в рассрочку на 15 лет. В середине 1960-х гг. был введен максимум землевладения, составлявший 30 гектаров орошаемых и 200 гектаров богарных земель. Хозяйствам, применяющим современные методы сельхозпроизводства, устанавливалась привилегия до 500 гектаров. В начале 1970-х гг. государство создавало условия для кооперативного движения и для крупных зерноводческих хозяйств на государственных землях. В целях общекультурного подъема села туда были направлены добровольцы-военнообязанные из Корпусов просвещения и здравоохранения.
Последствия аграрных преобразований были неоднозначны и противоречивы. Так, в 1960-х гг. крестьянское безземелье (60% крестьян) сменилось крестьянским малоземельем (иного при ограниченности пахотных угодий в Иране и не могло быть), но социальная база шахского режима в деревне за указанное десятилетие резко увеличилась. С другой стороны, раздробленное на мелкие наделы сельское хозяйство в эти годы само стало потреблять большую часть производимой продукции, и в связи с необеспеченностью городов продовольствием Иран был вынужден прибегнуть к импорту сельхозтоваров. Таким образом, уже в 1960-х гг. наблюдаются противоположные социальные и экономические последствия аграрных преобразований.
В 1970-е же гг. стало ясно, что темпы аграрных преобразований в стране оказались слишком высокими: на смену феодальному безземелью крестьянства через короткий период малоземелья приходит процесс обезземеливания обуржуазивающейся деревни, земли которой интенсивно переходят в руки деревенской кулацкой верхушки и тех же бывших помещиков (около 30% деревенского населения). До 41% крестьянства были вынуждены в 1970-х гг. мигрировать в города, не нуждавшиеся в таком количестве рабочей силы, и составили там значительный слой безработных, взрывоопасный в плане социального протеста, традиционно массового в этой стране.
216
Пехлеви М.Р. Белая революция. Париж, 1967. С. 17.
217
Алиев С.М. История Ирана. XX век. С. 400.
218
Алиев С.М. История Ирана. XX век. С. 404—405.