Страница 34 из 48
Составляю новую радиограмму для Москвы:
«6 часов 57 минут. Тугурский залив. Высота 7 000 метров. Иду курсом Амур. Думаю делать посадку Комсомольске».
Радиограмма закодирована. Я включаю передатчик. Перегорает предохранитель. Я быстро меняю его. Снова включаю передатчик. Сгорает второй. Так повторяется шесть раз.
Очевидно, прогретый умформер, когда я его выключила, снова остудился, и образовавшиеся при этом из паров водяные капли намочили обмотку умформера. В результате короткое замыкание. Как грустно, что не могу сообщить Москве о замечательном состоянии экипажа самолета «Родина». Как жаль, что нельзя сейчас же передать в Москву, что три советские женщины в одни сутки долетели до самых дальних границ своей родины.
Сейчас снова летит Полина. Идем строго на юг.
8 часов 02 минуты. Под нами мелькает река. Это Амур.
Еще раз советуюсь с Валей, вести ли самолет по Амуру на Комсомольск. Валя не меняет прежнего решения. Счетчики показывают, что горючего хватит еще на три с половиной часа.
Вот разветвляются две реки: они мелькают в дымке вертикально под нашим самолетом. Снижаемся до 6 000 метров. По какой из рек итти? Амур в этом месте имеет множество рукавов и ответвлений. Но по левому рукаву итти нельзя, он закрыт туманом, правое же ответвление видно отлично. Идем вдоль него. Вскоре становится очевидным, что это Амгунь. Решаем итти по Амгуни, и вдоль края облачности пробиваться в Комсомольск.
10 часов 00 минут по московскому времени. У Вали в кабине загорается красная лампочка. Это сигнал: кончилось горючее. Начинается расходование последнего бачка, в котором драгоценной смеси вряд ли хватит на полчаса. Долетели до очень красивого озера Эйворон. Недалеко от него виднеется озеро Чигчигирское. Теперь нужно итти прямо курсом на юг. До Комсомольска остается 150 километров. В 10 часов 20 минут горючее окончилось совсем. Моторы (начинают давать перебои. Валя переключает по очереди все баки. Моторы подают последние признаки жизни и замирают.
Какой уж там Комсомольск. Мы не дотянем. Хорошо, если бы удалось хоть где-нибудь сесть вообще. Под нами дикие сопки, покрытые лесом. Здесь не сядешь…
Возвращаемся обратно к озерам, туда, где видели болотистые мари.
Теряем высоту.
Валя пишет мне записку: «Готовься к прыжку». Я отвечаю ей, тоже запиской, что прыгать не хочется, хочу остаться в самолете, что я выбрала себе укромное местечко — сзади у кислородного баллона, буду стоять там очень «смирно и ничего со мной не случится. Валя отвечает: «Если машина станет на нос, у нас с Полиной даже нехватит силы извлечь тебя из твоей кабины. Готовься к прыжку, не задерживай нас».
Я рассердилась на Валю, показала ей кулак. Но делать нечего, приказ командира есть приказ.
Начинаю быстро собирать все разложенные по моей обширной кабине карты, расчеты, линейки. Складываю все это в бортовую сумку, секстант прячу в чехол. Ведь, когда я буду прыгать, откроется люк, и тогда все мое имущество может вывалиться из самолета и пропасть.
Убрав кабину, надеваю парашют, проверяю, есть ли со мной компас, нож, оружие.
На борту лежат две плитки шоколада, которые должны были поддерживать мои силы в полете. Кладу их в карман брюк. Пробую надеть аварийный мешок с продуктами, но он очень тяжел. Пожалуй, скорость приземления с ним будет слишком велика, погрузишься в болото и не вылезешь.
Впервые я прыгаю с боевым парашютом. Площадь боевого парашюта меньше, чем площадь тех парашютов, на которых я совершала два своих первых прыжка. Тогда я прыгала на большом тренировочном парашюте, прозапас у меня был еще один парашют. Сейчас — всего один маленький. Отказываюсь от мешка с продуктами.
Открываю пол кабины.
Машинально бросаю взгляд на часы и высотомер. Высота 2 300 метров. Часы показывают 10 часов 32 минуты. Я отделяюсь.
В ТАЙГЕ
25 сентября.
Отделилась от самолета. Сразу почувствовала, что высота великовата. Решила немного затянуть прыжок. Не раскрывая парашюта, падаю вниз, как брошенный камень. Скорость падения увеличивается, становится все тяжелее дышать. Дергаю кольцо, парашют раскрывается. Раньше я падала вниз головой, а сейчас положение нормальное, я преспокойно сижу на лямках подвесной системы парашюта. На груди болтается компас. Ориентируюсь по нему, в каком направлении у меня река, в каком — озера, замечаю сверху, как располагаются косяки леса. В этом месте лесной массив разделяется болотными марями. Стараюсь запомнить направление марей относительно реки. К сожалению, у меня нет под рукой ни карандаша, ни бумаги, и я не могу набросать схему лесных массивов и болот. Сначала думаю, как тяжело будет опускаться в болотную трясину; ведь, приземлившись в болото, я могу уйти в почву по пояс… Как поступить в этом случае?
Но мои размышления быстро прерываются. Замечаю, что нахожусь уже у края болота и что ветром меня тащит прямо на лесной массив. Начинаю скользить. Подтягиваю стропы парашюта, складываю его почти пополам, чтобы уменьшить площадь купола и тем самым увеличить скорость своего падения. Тогда, наверное, снос замедлится, и, может быть, меня не унесет ветром на лес. Но ветер сильно болтает парашют. Меня раскачивает, как на качелях. Разворачиваюсь против ветра. Вот уже близко земля. Подо мной лес. Успеваю заметить, что лес расположен не на ровной местности, а на сопке. Тут я складываю свой компас и прячу его за борт кожаной куртки. Думаю о том, как мне подходить к земле.
Приближение к земле ощущается гораздо быстрее. Кажется, что она быстро идет на тебя. Вижу, что в лесу среди деревьев есть маленькие прогалинки. Там деревья реже. Скольжу с расчетом приземлиться на одну из прогалинок. Но, не дотянув до нее, чувствую, что прямо на меня идут густые кроны сосен. Скучно: придется сесть на деревья. Обычно парашютист подходит к земле на полусогнутых ногах, — полусогнутые ноги создают амортизацию и ослабляют удар о землю. Тут, наоборот, я вытянула крепко сжатые ноги и, сложив руки накрест, закрыла ими лицо, — лицо у меня единственное открытое место. В этот момент почувствовала незначительный толчок. Иглы царапнулись, зашелестели по моему кожаному обмундированию.
Меня с силой рвануло, падение прекратилось. Чувствую, что ударилась боком о ствол сосны. Открыла лицо. Стропы моего парашюта начали накручиваться на ствол, как канаты гигантских шагов. При каждом обороте парашютных строп вокруг сосны меня толкает боком о ствол. Посмотрела наверх. Купол парашюта покрыл собой всю крону. Я целиком подвешена на шелку. Но ведь шелк недолговечен, вот-вот мой купол разорвется о ветви сосны. Улучаю удобный момент и ногами обвиваю ствол. Сразу прекращаются толчки о дерево.
С минуту отдыхаю в таком положении. Держусь руками и ногами за ствол. Осмотрелась кругом. Высота — метров пять. Подо мной земля, густо заросшая кустарником и травой. Нужно отцепиться от парашюта. Пробую отстегнуть подвесную систему, но это мне не удается: подвесная система сильно натянута — я вишу на ней всей своей тяжестью. Вынимаю из кармана нож, немного подтягиваюсь повыше по стволу и перерезаю стропы. Стропы сразу повисли, как бахрома у карусели. Освобожденная от своего парашюта, я спускаюсь по стволу сосны.
Ступив на землю, глубоко вздыхаю и говорю вслух: «Земля». Только теперь чувствую, что я вся в поту в своем меховом обмундировании. Меня окружает густой, непроходимый лес. Нигде не видно просвета… Я одна.
В это время над моей головой пролетает самолет «Родина». Он летит низко над лесом. Очевидно, мои девушки ищут место, где я приземлилась. Мотор не работает, только слышна сирена, которая гудит на самолете в знак того, что надо выпускать шасси. Но Вале и Полине вовсе не нужно выпускать шасси. Эта чудесная музыка будет сопровождать их до самой посадки. Вот самолет скрывается за лесом, наступает полная тишина. Я жду, не услышу ли какого-нибудь треска при посадке. Все тихо.