Страница 42 из 122
Было начало июня, стоял ясный день, который, казалось, предвещал долгое жаркое лето. Мейси неторопливо ехала на машине — отчасти из опасения повредить «эм-джи», отчасти чтобы насладиться дорогой. Ей казалось, что даже с завязанными глазами она узнала бы по аромату в воздухе, что въехала в Кент. И сколько раз она ни ездила в Челстон, каждая поездка напоминала ей о первых днях и месяцах в этом доме. Мейси расслабилась и пустила мысли на самотек. Нахлынули воспоминания о первой поездке туда из Белгравии. Слишком многое произошло за очень короткий срок. События казались неожиданными, однако при взгляде назад выглядели вполне предсказуемыми. Как сказал бы Морис, мудрость заднего ума!
Мейси затормозила у обочины, чтобы открыть толстый откидной верх. Потом постояла, любуясь разнообразием диких цветов, растущих вдоль дороги. Желтые клинообразные лепестки полевой горчицы красовались рядом с купами белого полевого кистенца, те в свою очередь постепенно смешивались с жимолостью в живой изгороди. Мейси наклонилась, коснулась хрупкого голубого цветка вероники и вспомнила, что полюбила это графство с первого же приезда сюда. Мягкий ландшафт напоминал лоскутное одеяло, она находила в нем утешение от тоски по отцу и дому в Белгравии.
Мейси уже решила, что проведет в Кенте два-три дня. Леди Роуэн разрешила пользоваться машиной сколько понадобится, и Мейси уложила сумку на тот случай, если решит задержаться. Деревушки, живые изгороди и яблони в цвету радовали ее своей красотой. Она ненадолго остановилась у почтового отделения в Севеноксе.
— Я ищу одну ферму, кажется, она называется «Укрытие». Не могли бы вы направить меня туда?
— Могу, конечно, мисс.
Начальник почтового отделения взял лист бумаги и стал писать адрес с указаниями.
— Вам, пожалуй, следует быть осторожной, мисс.
Мейси склонила голову набок, показывая, что готова выслушать дальнейшие советы.
— Да, мисс. Наш почтальон, который обслуживает этот маршрут, говорит, что ферма нечто среднее между монастырем и казармой. Надо полагать, ребята, которые там живут, навидались казарм. Там есть ворота с охранником — нужно сказать ему, по какому вы делу, чтобы он вас пропустил. По общим отзывам, охранники там любезные, но я слышал, они не хотят, чтобы кто угодно разгуливал по ферме, из-за ее обитателей.
— Да-да, конечно, — сказала Мейси, взяв лист. — Спасибо за совет.
Когда Мейси вышла, солнце было уже высоко, и ручка дверцы «эм-джи» оказалась такой горячей, что она вздрогнула. «Обращай внимание, — всегда предупреждал ее Морис. — Обращай внимание на реакции своего тела. Это обращается к тебе мудрость твоей сущности. Отдавай себе отчет в беспокойстве, в предчувствии, во всех чувствах, исходящих из твоей сущности. Они проявляются в теле. Что они тебе советуют?»
Если людей из внешнего мира подвергают на входе расспросам, пусть и в мягкой манере, как могут ходить туда-сюда обитатели, люди, изувеченные войной? Мейси решила ехать в Челстон. «Укрытие» подождет до ее встречи с Морисом.
Фрэнки Доббс поставил «эм-джи» в гараж и помог Мейси нести сумки. Она расположилась в маленькой комнате в коттедже, некогда служившей ей спальней. Комната всегда была готова к ее приезду, хотя теперь приезжала Мейси нечасто.
— Дочка, мы редко видим тебя.
— Знаю, папа. Но я была занята делами. После ухода Мориса на покой работа стала труднее.
— И до того была трудная. Знаешь, похоже, он доволен, что у него есть свободное время. Иногда приходит ко мне на чашку чая, или я иду посмотреть на его розы. Поразительно, сколько он знает о розах. Умный человек этот Морис.
Мейси засмеялась.
— Папа, мне надо повидаться с ним. Это важно.
— Ну и я не глуп. Понимаю, что ты приехала не только ради меня. Однако надеюсь, прежде всего ради меня.
— Конечно, папа.
Фрэнки Доббс заварил чай, поставил перед Мейси старую эмалированную кружку, потом подмигнул ей и пошел к шкафу за своей большой фарфоровой чашкой и блюдцем. Когда Фрэнки принес из кладовой яблочный пирог, Мейси налила себе и отцу чаю.
— Дочка, ты заботишься о себе?
— Да, папа. Я могу о себе позаботиться.
— Так вот, я знаю, что твоя работа иногда бывает, ну, скажем, непростой. А ты теперь одна. И нужно быть осторожной.
— Да, папа.
Фрэнки Доббс сел за стол рядом с дочерью, полез в карман и достал маленький сверток из коричневой бумаги, перевязанный тесемкой.
— В общем, на прошлой неделе я зашел в скобяной магазин поговорить со старым Джо Куком — ты знаешь, как он может молоть языком, — и вот увидел эту штучку. Подумал, что она может пригодиться тебе. Отличная, правда?
Мейси приподняла брови, подумав, не дразнит ли ее отец. Ловкими пальцами развязала тесемку, развернула бумагу и увидела новенький складной нож фирмы «Викторинокс» из нержавеющей стали.
— Старина Джо сказал, что как-то странно покупать такую вещь для дочери, но я ответил: «Джо, знаешь, дочь, когда одна, может лучше использовать все эти маленькие лезвия, чем любой из твоих парней». Во всяком случае, он всегда может пригодиться, особенно если ты ездишь на этой машине.
— Папа, зря ты тратишь на меня деньги. — Мейси открыла поочередно все лезвия, потом посмотрела на закрытый нож, лежащий на ладони. — Буду всегда держать его при себе на всякий случай.
Мейси опустила нож в сумочку, перегнулась через стол, чмокнула отца в щеку и потянулась за чаем.
Отец с дочерью посмеялись, потом в дружеском молчании пили чай с яблочным пирогом под громкое тиканье высоких стоячих часов. Мейси думала об «Укрытии» и о том, как изложить эту историю Морису.
Годы работы с Морисом помогли Мейси заранее подготовить ответы на кое-какие из его вопросов — так шахматист предугадывает ходы в игре, — но она знала, что самые трудные вопросы будут касаться ее прошлого.
Фрэнки Доббс прервал ход мыслей Мейси:
— Отличная машина эта «эм-джи», правда? Как она ведет себя на поворотах?
После чая Мейси пошла через сад к дому вдовы. Морису предложили пользоваться этим черно-белым бревенчатым домом после ее смерти в 1916 году, и три года спустя он его купил. В то время, как многие другие землевладельцы, Комптоны решили продать часть своих владений и были очень рады, когда этот любимый ими дом стал собственностью их друга. Сад пострадал во время войны, потому что работники ушли в армию, а залежную землю реквизировали для выращивания овощей. Одно время боялись, что реквизируют и само поместье Челстон — для раненых офицеров, но поскольку лорд Джулиан работал в военном министерстве и дом с потолками пятнадцатого века и винтовыми лестницами был непригоден для такой цели, поместье не тронули.
Хотя Морис официально стал жильцом дома с 1916 года, во время войны его там редко видели, приезжал он в Челстон ненадолго, обычно только отдыхать. Слуги предположили, что он был за морем, и это породило немало домыслов о том, чем там занимался. Морис Бланш представлял собой загадку. Однако если кто-то, подобно Мейси, увидел бы, как он ухаживает за розами жарким летом 1929 года, то счел бы, что слово «загадка» плохо вяжется с образом этого старика, одетого в белую рубашку, брюки цвета хаки, коричневые сандалии и панаму.
Мейси не издала почти ни звука, однако Морис поднял взгляд и посмотрел прямо на нее, едва она вошла в калитку. С минуту выражение его лица не менялось, потом смягчилось. Он широко улыбнулся, опустил секатор в корзину и пошел ей навстречу, протягивая руки.
— А, Мейси. Много времени прошло, прежде чем ты все-таки приехала ко мне?
— Да, Морис. Мне нужно с вами поговорить.
— Знаю, дорогая моя. Знаю. Прогуляемся? Чаю предлагать не стану — твой дражайший отец наверняка заставил тебя плавать в жидкости.
— Да, давайте погуляем.
Они вышли через вторую калитку — в дальнем конце цветника — и направились в яблоневый сад. Мейси рассказала о Кристофере Дейвенхеме, о его жене Селии, о несчастном покойном Винсенте и о том, как узнала об «Укрытии».
— Значит, Мейси, ты руководствовалась чутьем. И Кристофер Дейвенхем единственный клиент в этом деле?