Страница 21 из 122
— Да, но другие девушки богаче тебя, и у них больше связей.
Чистившая Персефону Мейси подняла взгляд. Хотя Фрэнки уже вычистил лошадь с головы до хвоста, Мейси любила ощущать близость теплого животного и знала, что лошадь довольна ее усилиями.
— Папа, я уже не ребенок. Мне пятнадцать. И я видела больше, чем большинство девушек моего возраста. Доктор Бланш знает, что делает.
— Да, конечно, дочка. Человек он умный. Я только беспокоюсь о тебе.
Фрэнки вытер чистую сбрую сухой тряпкой, повесил вожжи и постромки на крюк в низком потолке. Потом, когда Мейси уедет в Белгравию, Фрэнки вернется в конюшню, чтобы накормить Персефону, снимет с крюка сухие вожжи, узду, постромки и вотрет в кожу подогретое костяное масло.
— Папа, не беспокойся. У меня все очень хорошо. Куда пойдем на прогулку? У меня есть отличные бутерброды и две бутылки имбирного пива.
Через три дня после встречи с отцом Мейси ранним вечером оживленно шла к библиотеке на очередной урок. Она виделась с Морисом Бланшем каждую вторую среду, ровно в половине шестого, в библиотеке. Они проводили там три часа, потом доктор Бланш уходил в столовую на неофициальный ужин с Комптонами. Мейси продолжала заниматься одна, пока он и леди Роуэн, закончив ужин, не шли ознакомиться с ее работой. Леди Роуэн была вполне довольна образованием Мейси Доббс, задавала вопросы, предлагала дополнительные сферы для изучения. Но в этот вечер обсуждалась новая возможность.
— Мейси, я думаю, пора заняться работой в поле.
Мейси поглядела сперва на доктора Бланша, потом на леди Роуэн. Должно быть, имелась в виду ботаника.
— Леди Роуэн поговорила с мистером Картером, и на будущей неделе, в среду, мы устроим экскурсию. Собственно говоря, я запланировал несколько экскурсий, так что нам нужно будет встречаться раньше, чем обычно.
— Какие экскурсии? Куда мы будем ездить?
— В разные места, — ответил Бланш, — представляющие исторический, социальный и экономический интерес.
Больше он ничего не прибавил. В последующие недели Бланш возил Мейси знакомиться с разными людьми, и она проводила время, общаясь с ними. Поначалу Морис оставался с ней, но со временем стал тихо уходить из комнаты, оставляя Мейси разговаривать с его другом, так как все, с кем он знакомил ее, считались друзьями Мориса Бланша. Мейси кое-кто из них казался странным, и она не знала, что сказал бы обо всем этом Фрэнки Доббс.
— Сегодня мы встретимся с моим близким другом доктором Бэзилом Ханом, — сообщил Морис Бланш Мейси, когда они приехали на такси в Хэмпстед. — Это выдающийся ученый, родился на Цейлоне в семье высокой касты. Имя ему дали в честь одного из бывших коллег его отца, англичанина. Хан, как он называет себя, совершенно слепой. Он лишился зрения после несчастного случая, но, как часто бывает, это стало основанием дела его жизни.
— Какое у него дело жизни?
— Хан, как ты увидишь, человек огромной мудрости и проницательности. Проницательность нужна ему в работе. Он дает аудиенции политикам, коммерсантам, священникам. В Англию Хан приехал молодым человеком, родители отправили его к видным офтальмологам, но вернуть зрение ему не смогли. Находясь в Англии, Хан получил в Оксфорде степень доктора философии. Потом вернулся на Цейлон, объехал весь полуостров Индостан ради общения с мудрецами. Жизнь, которой он наслаждался в Лондоне и Оксфорде, перестала его привлекать. Теперь он живет в Хэмпстеде.
— Ну и зачем мне нужно его видеть?
— Мейси, мы едем к нему, чтобы он увидел тебя. А ты усвоила, что видеть можно не только глазами.
Визит к Хану стал для Мейси очень поучительным. Его квартира в большом доме выглядела непритязательно: простая деревянная мебель, шторы без рисунка или текстуры, подсвечник и странный запах, от которого она сразу закашлялась.
— Мейси, ты привыкнешь к нему. Хан воскуряет благовония, чтобы создать в доме ароматную атмосферу.
Мейси поначалу оробела, когда Бланш ввел ее в большую комнату, где на полу были только подушки и сидел, скрестив ноги, какой-то старик. Перед ним находилась большая застекленная дверь, словно он разглядывал вид снаружи, и когда Мейси и Морис Бланш шли к нему, Хана обрамляли лучи света. Казалось, его принесли в эту комнату какие-то мистические транспортные средства. Не поворачиваясь, Хан поманил Мейси рукой:
— Иди, дитя, садись рядом. Нам нужно о многом поговорить.
К ее удивлению, Морис Бланш жестом предложил ей идти и сам тоже пошел к Хану. Наклонился, взял костлявые смуглые руки старика в свои и поцеловал его в морщинистый лоб. Хан улыбнулся, кивнул, потом повернулся к Мейси.
— Дитя, скажи мне, что ты знаешь.
— Э…
Хан с Морисом засмеялись, и старик с длинными седыми волосами и почти бесцветными глазами приветливо улыбнулся Мейси.
— Да, хорошее начало. Очень хорошее. Давай поговорим о знании.
И Мейси — дочь уличного торговца из Ламбета, живущего на южном берегу реки, разделяющей лондонских богачей и бедняков, — начала учиться таким образом, как хотел Морис, у накопленных Ханом веков мудрости.
С Ханом она научилась сидеть во вдумчивом молчании, усвоила, что спокойный разум дает проницательность, превосходящую книжное учение и часы инструктирования, и что такая мудрость поддерживает всю прочую эрудицию. Впервые сев на подушку перед Ханом и скрестив ноги, она спросила, что ей делать. Старик поднял лицо к застекленной двери, потом обратил к ней ясные белые глаза и сказал лишь: «Внимай».
Мейси воспринимала сидение с Ханом серьезно и близко к сердцу, интуитивно сознавая, что эти занятия пригодятся ей. Через несколько лет уроки Хана принесут ей спокойствие среди артобстрела, жутких ран и криков раненых. Но теперь Морис Бланш сказал Мейси, что она не случайно часто знает, что скажет человек, до того как он заговорит, и как будто интуитивно предвидит события.
Глава двенадцатая
— Мейси, ты испортишь глаза, если будешь читать при таком тусклом свете. И взгляни на время: тебе подниматься через три часа!
— Тебе тоже, Инид, а у тебя сна ни в одном глазу.
— Не беспокойся обо мне. Я тебе уже говорила.
Мейси вложила листок с записями между страницами, чтобы отметить место, где читала, закрыла книгу, положила на столик и посмотрела в упор на Инид.
— И не смотри на меня такими глазами, юная Мейси Доббс. У меня от этого мурашки по телу.
— Ты осторожна, так ведь, Инид?
— Конечно. Сказала же — не беспокойся!
Хан учил ее многому о человеческой душе, но Мейси не требовалось особого предвидения, чтобы понять — Инид скоро попадет в какую-то беду. Собственно говоря, было удивительно, что старшая девушка до сих пор работает в этом доме в Белгравии. Но Инид, уже почти восемнадцатилетнюю, любили все слуги. Мейси тоже полюбила ее за смех, за непрошеные советы, раздаваемые направо и налево, а больше всего — за бескорыстную поддержку.
Инид надела через голову плотную ночную рубашку, натянула шерстяные носки и аккуратно сложила свою одежду в стоявший у стены комод. Потом стала расчесывать волосы жесткой щеткой, и на скошенном мансардном потолке затрепетали тени от света керосиновой лампы.
— Нужно проводить ею по голове сто раз, чтобы волосы были густыми. Мейс, я говорила тебе это?
— Да, много раз.
Мейси бережно отложила книги с бумагами и улеглась в постель.
— Бррр! Холодно.
Инид взяла старую шелковую косынку, висевшую на железном столбике кровати, обернула ею щетку и стала натирать волосы, чтобы придать им блеск.
— Да, и теплее не становится. Скажу тебе, Мейси, иногда здесь дует холодный ветер, очень холодный.
Мейси повернулась к Инид.
— Скажи, почему тебе здесь не нравится?
Инид положила щетку на колени и стала водить пальцем по косынке. Плечи ее ссутулились, и когда она подняла взгляд на Мейси, в глазах ее стояли слезы.
— Инид, в чем дело? В Джеймсе? Или это Артур?
Мейси догадывалась, что во время своих отсутствий Инид находилась в комнатах на третьем этаже. Хотя она могла проводить время и с Артуром, молодым лакеем, начавшим работать в этом доме за месяц до Мейси. С тех пор его положение повысилось. Ему поручили ухаживать за «ланчестером» Комптонов, чистить его и смазывать. Она думала, что Артуру тоже нравится Инид.