Страница 74 из 112
Фильм оказался пуст чудовищно. Проблемы войны Севера с Югом смотрелись детскими шалостями на фоне бакинской резни и грузино-абхазской стрельбы. Сама по себе лубочная постановка а-ля «Кубанские казаки» раздражала, за стеной мело снежную крупу на промозглом, хмуром и нищем Калининском проспекте. Скарлет О'Хара была вульгарна, жеманна, фальшива и проигрывала в красоте моей невесте. Но главное, в этом фильме не было пафоса. Не было трагедии. Не было вообще ничего, за что мог зацепиться человек, переживающий гибель великой державы. И надо было быть последним ослом, чтобы в Советском Союзе конца 1990 года испытать по поводу этого «шедевра» хоть какие-нибудь ощущения, за исключением разве чистого любопытства: и впрямь фильм всех времен и народов или мозги полощут? Короче, полтинника было жаль.
И ведь я не мог сказать о себе (и не могу сейчас), что Голливуд — это исключительное дерьмо, неформат для русского человека, духовный отстой и фальшивка. Отнюдь. В параллель с гибелью кинотеатров, хотя нет, чуть раньше, Советский Союз заполонили видеосалоны. (Они-то, кстати, родименькие, и увели народ из кинозалов.) Если кто не знает или забыл, напомню. Видеосалон — это когда в небольшом помещении (обычно бывший склад в магазине или кафе) ставили в ряд несколько старых стульев. Перед первым рядом на возвышенности в виде пары поставленных друг на друга столов (согласен, бывало презентабельней) взгромождали телевизор с видеомагнитофоном. Чаще это была советская «Электроника». (Да-да, СССР в отличие от продвинутой России успел выпустить собственный видак.) Вставляли видеокассету. И волшебное действо начиналось.
Когда я говорю «волшебное действо», я не иронизирую. Тот Голливуд потрясал. «Командо», «Девять с половиной недель», «Мэд Макс-3»... ну, да что вам перечислять, сами не вчера родились. В тех фильмах прекрасно было все. Краски, актеры, декорации, сюжеты. Но главное, конечно, завораживающая сопричастность к иному миру, всегда красивому, благородному, сильному, хоть порой и жестокому. Что тоже, в свою очередь, подкупало: вот капиталисты правду жизни не скрывают. Смотреть такое кино было современно! Оно пахло будущим. И любые сторонние идеологические увещевания на фоне великодушного богатыря Шварценеггера меркли навсегда. И в этом, если хотите, была печальная (для нашего кинематографа) правда. Ведь и Шварценеггер, и Сталлоне, и Ван Дамм не были исчадиями ада, их герои творили справедливость, но делали это эффектно, красиво, ярко, поэтому выгодно отличались от нудноватых и простоватых «знатоков» или интеллигентного Штирлица.
Короче, именно в тех допотопных видеосалонах советский кинематограф проиграл Голливуду. Причины, как видите, были объективными, и ничего в этом не было страшного, страшное началось потом, в 1990-е. Как-то постепенно, уже с приходом в каждый дом видеомагнитофонов, выяснилось, что отнюдь не каждый американский боевик смотрится на одном дыхании и далеко не каждая голливудская мелодрама заставляет сопереживать. Иногда я ловил себя на откровенной мысли, что чувствую себя обманутым, хотя на кассете было указано, что фильм американский и переводчик вроде гундосит знакомым прононсом, а былого драйва нет, одно разочарование и даже легкое раздражение от просмотра. Раскинув сегодня мозгами, я понимаю, в чем была причина. И она, кстати, прямое указание на источник возрождения национального кинематографа.
Качественный Голливуд оказался исчерпаем. Количество фильмов, которые заставляли меня забывать обо всем на свете в душных видеосалонах еще пару лет назад, закончилось. То есть имелись, очевидно, где-то и у кого-то новые киношедевры, но десятки и сотни их уже запросто не бродили по рукам и не предлагались в видеопрокате. Я пересмотрел все что мог, а остальное мне не нравилось, пускай и имело обманчивую этикетку суперхита. Думаю, то же самое произошло и со всей страной. За 1990-е годы, да что там, за первую их половину, мы до отвала наелись американскими фильмами, стали по-советски предвзяты к ним и, что очень важно, перестали смотреть все подряд. Кроме того, как я сейчас вижу, у хозяев первых видеосалонов и видеопрокатов был недурной вкус (или как там они формировали свой репертуар?), ибо в 1990—1992 годы я пересмотрел именно что лучшие фильмы Голливуда той эпохи, хотя меня могли с самого начала попытаться кормить второсортной дрянью, которой сейчас, например, набит телевизор, чего-чего, а малобюджетной ахинеи в Голливуде хватало всегда. И вот когда шедевры закончились, наступила ностальгия.
Примерно в середине 1990-х народ стал вновь смотреть отечественные фильмы, вернее, лучшие образцы советского кино, которые Стали регулярно включать в воскресную и праздничную программу даже на воинствующе демократическом телевидении тех лет. «Осенний марафон», «Семнадцать мгновений весны», «Джентльмены удачи»... Их переписывали на видео, покупали кассеты, смотрели, вспоминали, ностальгировали. Хотя нет, я убежден, что простой ностальгией этот глобальный народный возврат к советскому кино объяснять упрощенно, все было несколько сложнее. Был у меня в ту пору приятель Митяй, абсолютно советский по своей ментальности человек, архитектор, попавший, как и многие, не по своей воле в исторический переплет смены эпох, сменивший поэтому любимую профессию на какую-то совершенно жуткую возню с землей под бензоколонки и, очевидно, от этого страдавший. Так вот Митяй имел странную, на мой тогдашний взгляд, привычку. Приходя домой, он первым делом включал видеомагнитофон и вставлял в него кассету с «Кавказской пленницей», при этом он продолжал заниматься своими делами, время от времени поглядывая на экран и подхохатывая над вершившимся на нем действом. Когда фильм заканчивался, он спокойно дожидался, пока кассета перемотается, и включал ее вновь, ту же «Кавказскую пленницу», и снова возился с ребенком, ужинал, дремал, принимал гостей, готовился ко сну, делал все что угодно и сколько угодно, а в это время на экране Вицин, Никулин и Моргунов гонялись за Варлей. «Кавказская пленница» была фоном жизни Митяя. Его отдушиной от жути, творившейся за окном. Ведь коль скоро Митяю надо было как-то зарабатывать на жизнь, он с этой жутью соприкасался, а спасался от нее в непритязательной солнечной советской комедии, которая, кроме прочего, напоминала Митяю о лучших временах.
Рассказанная мной история лучше всего иллюстрирует происходившие в 1990-х годах кинематографические метаморфозы в душах бывших советских людей. От видеосалонов к «Кавказской пленнице». Радикально, конечно, но лично у меня не было знакомых, кто бы в 1990-е годы ходил в кинотеатры, и, думаю, вы тоже вряд ли вспомните таковых.
И еще напоследок. Можно ли рассматривать положение дел в кинематографе в 1990-е годы с точки зрения заданной мной темы: потворство Ельцина в добивании Западом всего советского? Впрямую, конечно, нет, только закостенелый «патриот» может предположить, что в ЦРУ, составляя опись за описью, готовили к отправке в СССР-Россию голливудские боевики, чтобы растлить советский народ. Голливудская продукция изначально предназначается, как известно, собственному потребителю, и отнюдь не с целью его растлить, американцы не враги сами себе. А вот способствовать путем экономического и идеологического лоббирования наводнению своими киношедеврами просторов России США, конечно, могли. Поскольку ничто так не разрушает национальную ментальность человека, как исподволь навязанный извне чужой образ жизни и чужие ценности. А уж такая область искусства, как кинематограф, в этом деле так просто идеологический авангард. (Вспомните слова Ленина о кино.) Поэтому скажем в очередной раз спасибо Борису Николаевичу Ельцину, его антинародное в этом смысле попустительство сыграло в деле голливудизации России главную роль. Отныне жизнь россиян без американских фильмов немыслима. Они формируют наши представления о кино, и конца этому, увы, не видно.
Я ничего не упомянул о положении театра в 1990-е годы. Буквально в следующем абзаце об этом расскажет Юрий Мефодьевич Соломин, худрук Малого и экс-министр культуры в начале 1990-х, вряд ли я смогу что-то кардинальное добавить к его и других героев этой главы грустной исповеди. Разве что посетую, что новая власть и новая жизнь оторвали от театра детей. Во время моего «несчастного» советского детства нас водили классом в театр по 2—3 раза в году, не меньше. Скучали, конечно, пацаны, ругались — не без этого, но в голове все равно хоть что-то прекрасное и вечное оставалось, знала-знала советская власть, где надо проявлять гуманитарное насилие. Зато за все демократические годы учебы в школе моей дочери их со школой водили в театр, быть может, всего-то 2—3 раза за все время, поэтому театр для нее диковинка, что-то из старого режима, из детства родителей, не то что 3D или «Макдоналдс». И этого, право, искренне жаль.