Страница 9 из 79
Соединенных Штатах.
— Что-то не слыхал о таком, — нахмурился Вася. — А Горыныч знает? Ему как дракону
должно быть близко.
— Эксперименты получались, но потом Ламберт от идеи отказался. Исследовал крыло,
сначала один, потом на пару с Хайремом Стивенсом Максимом.
— С каким Максимом? — На лице Васи вдруг проступило понимание: — С тем самым
Максимом? Который человек и пулемет?
— Точно, мон ами. — Ларош кивнул. — В это время Максим строил огромный аэроплан с
размахом крыльев почти в тридцать два метра и весом больше трех тонн. Вот эту-то
махину и взялся испытать граф Ламберт. Это было в 1894 году.
— Ну и как — испытал?
— Ага. Рухнул за милую душу. И что самое интересное — Максим после этого к авиации
охладел, а Ламберт — наоборот, влюбился в самолеты по уши и окончательно.
Исследовал и изобретал. Чтобы удобнее было этим заниматься, создал небольшую
конструкторско-производственную фирму. Вообще он довольно долго работал, прежде
чем начало получаться.
— Сколько — долго? — спросил Вася.
— К вам можно? — Рядом появился штаб-сержант Хопкинс с подносом.
Вася кивнул ему в знак приветствия, а Ларош спросил:
— Скажи, Билл, ты в состоянии выговорить слово «борч»?
Хопкинс издал серию шипящих звуков, после чего невозмутимо уселся и принялся за еду.
— Мы тут про графа Ламберта, — сообщил Вася. — Русский летчик над Парижем.
— Не просто летчик, — добавил Франсуа Ларош, — а летчик номер восемь.
— Это еще что означает? — удивился Хопинкс, аккуратно зачерпывая ложкой «борч».
— Представь себе, что в мире еще совсем нет пилотов, — загадочным тоном произнес
Ларош.
— Ну, Шарль Перро, ты нам сказки-то не рассказывай! — возмутился Вася. — Мир без
пилотов?! Такого не бывает.
— А вот представь... И они только-только начинают появляться. И получают пилотские
свидетельства в летной школе: номер два, три... Граф Шарль де Ламберт получил
свидетельство номер восемь. Восьмой дипломированный летчик во всем мире.
Повисла пауза.
— Да, — выговорил наконец Вася. — Это надо осмыслить. Ну так когда он начал
получать результаты?
— Какой ты, Вася, приземленный, — упрекнул его Ларош.
— Как ты можешь летчика называть приземленным? — возмутился Вася. — Я
практичный.
— Ладно, согласен, ты у нас практичный, — согласился Ларош. — По-настоящему у
Ламберта стало что-то получаться с появлением надежных двигателей внутреннего
сгорания. Свой первый глиссер, снабженный бензиновым мотором конструкции Диона, он
построил в 1905 году. В общем, не так долго и возился.
— А летал у него кто? Или все сам?
— Был у него друг-воздухоплаватель Поль Тиссандье, — сказал Ларош. — Но граф и сам
поднимался в воздух. Заболел небом навсегда. Еще с легкой руки Максима.
Они посмеялись, а сержант Хопкинс спросил:
— Того самого Максима?
— Того, того... — подтвердил Вася тоном знатока.
Ларош заметил:
— Между прочим, именно граф Ламберт, испытывая свои первые аэроглиссеры,
столкнулся с таким неизученным физическим явлением, как эффект «воздушной
подушки».
— Здорово, — хладнокровно сказал Хопкинс. — Легко быть первооткрывателем в начале
двадцатого века.
— Хочешь сказать — повезло? — поинтересовался Вася.
— Хочу сказать, совпало несколько факторов. И фактор личности графа де Ламберта, судя
по тому, что я успел услышать, — не последний, — сказал Хопкинс.
— Абсолютно верно, — отозвался Ларош. Он доел борщ и взялся за котлеты. Котлеты
француз ел вилкой и ножом, элегантно и непринужденно. — В 1908 году братья Райт
открыли во Франции свою первую авиационную школу. Естественно, Шарль де Ламберт
тут же сделался учеником. Уилбур Райт, между прочим, удостоил его наивысшей
похвалы: «Граф де Ламберт и я летаем одинаково».
— Сильно, — сказал Вася. И, встретив взгляд Лароша, быстро прибавил: — Прости.
Продолжай.
— Продолжаю. — Ларош потер переносицу, как человек, который пытается собраться с
мыслями. — 7 октября 1909 года Шарль де Ламберт официально получил пилотское
свидетельство Французского аэроклуба за номером восемь. А уже 18 октября совершил
свой знаменитый полет над Парижем. Французские министры как раз собрались побывать
на аэродроме в Живизи, осмотреть новинки авиатехники. Полет графа был своего рода
сюрпризом.
— Ничего себе — сюрпризик! — вставил Вася.
Ларош пропустил его реплику мимо ушей.
— Готовился долго и в строжайшей тайне. О задуманном знали двое: сам граф и его
инженер-механик. Представителей прессы уведомили в последний момент. В 16 часов 37
минут аэроплан графа де Ламберта покинул территорию аэродрома, взяв курс туда, куда
никто не ожидал, — на Париж! Над городами еще никто никогда не летал. Это считалось
таким же смертельно опасным делом, как и полет над водой.
— Знаете, что я думаю? — хладнокровно произнес Билл Хопкинс. — Я думаю, что
Ламберт заодно пытался понять, годятся ли самолеты для разведки.
— Ты прав, — кивнул Ларош. — Была и такая цель. Военная. Но вообще требовалось
продемонстрировать успехи воздухоплавания, а заодно Ламберт хотел взять реванш за
одну большую неудачу: полет над Ла Маншем ему не удался.
— Зато над Парижем покрасовался, — сказал Вася.
— Между прочим, за этот полет Французский аэроклуб наградил Шарля де Ламберта
Большой золотой медалью, а Общество Поощрения Авиации вручило ему денежный приз
в пятьдесят тысяч франков. Спустя несколько дней граф стал кавалером Почетного
легиона.
— А что самолет? — поинтересовался Вася. — О нем что-нибудь известно?
— К сожалению, ничего утешительного, — вздохнул Ларош. — Этот биплан был передан
на вечное хранение в петербургский Аэромузей, организованный Императорским
Всероссийским Аэро-Клубом. Его продемонстрировали российской публике на
Московской выставке 1912 года. А после Октябрьской революции самолет был
уничтожен. Но вообще-то еще в двенадцатом году ничего хорошего с ним не
происходило. Журнал «Аэро и автомобильная жизнь» тогда же возмущался «вандальским
отношением к священной реликвии авиации». Аэроплан не собрали, а просто свалили все
отдельные части на стенд, прислонили к столбам сбоку порванные крылья... и
успокоились.
Вася содрогнулся.
— Я даже слушать об этом не могу.
— Ладно, не будем сосредотачиваться на ужасном, — кивнул Ларош. — Мне тоже как-то
больно...
— А граф Ламберт что? — спросил Хопкинс. — В Россию возвращался?
— Остался во Франции, — сказал Ларош. — Всю жизнь работал с самолетами и умер в
Париже 26 февраля 1944 года. Во время нацистской оккупации немцы его, кстати,
разорили, закрыли его фирму и оставили без средств к существованию.
— Да, — после долгого молчания произнес Вася. — Вот это была жизнь!.. А фотографию
знаменитого полета кто сделал?
— Неизвестный фотограф, — ответил Ларош. — Но спасибо ему за эту память.
— Летчик номер восемь, — не мог успокоиться Вася. — Это ж надо! А вот я, к примеру,
летчик номер какой, интересно бы знать?
Он даже зажмурился, представляя себе все эти тысячи и миллионы.
— Да ладно тебе, Вася, — спокойно произнес Хопкинс. — Какая разница! Лишь бы летал
хорошо.
* * *
На фотографиях:
Граф Ламберт. Фото из журнала «Аэро и автомобильная жизнь» №3/1911.
Самолет Ламберта на Московской выставке 1912 года. Видно, что кресла пилота
заменили
стульями
с
отломанными