Страница 10 из 25
Как нам подойти к этой проблеме насилия? Считаете ли вы, что проблему надо разрешать во внешнем мире, или надо исследовать насилие как таковое, как оно существует в нас самих? Если вы в самом деле не имеете склонности к насилию, то перед вами вопрос: «Как мне жить в мире, полном насилия, стяжательства, зависти, жестокости? Не погибну ли я?» — вот вопрос, который неизбежно возникает. Если вы задаете такой вопрос, то, как мне представляется, вы в действительности не живете в состоянии внутреннего мира. Если же вы пребываете в этом состоянии внутреннего мира, то у вас вообще нет проблем. Вас могут заключить в тюрьму за отказ служить в армии, расстрелять потому, что вы отказались воевать, но это не проблема, если вас расстреляют. Чрезвычайно важно это понять. Мы пытаемся понять насилие не как идею, но как факт, существующий в природе человека, и этим человеком являюсь я сам. Чтобы войти в эту проблему, я должен быть в отношении насилия совершенно незащищенным, открытым, я должен оставить себя незащищенным перед самим собой. Нет необходимости раскрывать себя перед вами, потому что вас это, быть может, не интересует. Я должен находиться в таком состоянии ума, когда есть стремление рассмотреть насилие до самого конца, ни в какой точке не останавливаться, говоря, что я не хочу идти дальше.
Для меня должно быть вполне очевидным, что я человек, способный на насилие. Я проявлял эту склонность в гневе, в моих сексуальных требованиях, в моей ненависти, когда насилие порождало вражду, в ревности и т.д. Я пережил все это, я осознал все это и я говорю себе: «Я хочу понять эту проблему в целом, а не один лишь ее фрагмент, вроде войны. Я хочу понять эту агрессивность в человеке, которая существует также в животных, частью которой являюсь Я».
Насилие — это не только когда убивают кого-то. Сказанное нами резкое слово — тоже насилие. Оно же проявляется, когда мы грубо отстраняем кого-то, когда мы подчиняемся из страха. Итак, насилие — это не просто организованная резня во имя Бога, во имя общества или страны, насилие — это гораздо более тонкая и глубокая вещь, и мы постараемся вникнуть в самые глубины насилия.
Когда вы называете себя индуистом, магометанином, христианином, или европейцем, или еще кем-либо, вы проявляете насилие. Вам понятно, почему это насилие? Потому, что вы отделяете себя от других, от остального человечества. Когда вы отделяете себя верованием, национальностью, традицией — это порождает насилие. Поэтому человек, стремящийся понять насилие, не принадлежит ни к какой стране, ни к какой религии, ни к какой политической партии или системе. Все его мысли заняты только стремлением понять человечество.
Существует только две основных философских позиции в отношении насилия; одна гласит: насилие — прирожденное свойство человека, другая утверждает: насилие — это результат социальной и культурной среды, в которой мы живем. Нас не интересует, какой позиции мы придерживаемся, — это не важно. Важен сам факт, что нам присуще насилие, а не его причина.
Одно из самых обычных проявлений насилия — это гнев. Когда нападают на мою жену или сестру, я говорю, что испытываю справедливый гнев. Когда нападают на мою страну, на мои идеи, мои принципы, мой образ жизни, я в справедливом гневе. Я гневаюсь также, когда нападают на мои привычки, на мои мелкие убогие мнения. Когда вы больно задеваете меня или оскорбляете, я прихожу в гнев; если вы бежали с моей женой, я испытываю ревность, и эта ревность называется справедливой, потому что моя жена — моя собственность. И обычно все эти формы гнева являются морально оправданными. Убийство ради своей страны также оправдывается. Так что когда мы говорим о гневе, который является частью насилия, то будем ли мы рассматривать гнев в терминах справедливого или несправедливого гнева в соответствии с нашими собственными наклонностями, господствующей внешней традицией, или будем рассматривать гнев как таковой? Существует ли вообще справедливый гнев? Или это только гнев? Не существует ни хорошего, ни дурного влияния, есть только влияние. Но когда вы находитесь под влиянием чего-то, что мне не нравится, я называю это вредным влиянием.
Когда вы защищаете вашу семью, вашу страну, маленький цветной лоскут, именуемый знаменем, верование, идею, догму, вещь, которую требуете или которой владеете, сам факт этой защиты указывает на гнев. Так вот, можете ли вы рассматривать гнев без толкования, оправдания, не говоря: «Я должен защищать мое имущество», или «я был вправе испытывать гнев», или «как глупо было гневаться»? Можете ли вы смотреть на гнев как на нечто, существующее само по себе? Можете ли вы смотреть на него совершенно объективно, т.е. не оправдывая и не осуждая его? Можете ли вы смотреть на него именно таким образом?
Могу ли я смотреть на вас независимо от того, испытываю ли я к вам вражду или считаю вас чудесным человеком? Я могу увидеть вас только тогда, когда буду смотреть с определенным вниманием, в котором не будет представлен ни один из этих аспектов отношений. И могу ли я смотреть на гнев таким же образом? А именно, что я не защищаюсь от этой проблемы, не сопротивляюсь ей, что я наблюдаю этот необыкновенный феномен без какой-либо реакции на него?
Очень трудно смотреть на гнев бесстрастно, ибо он есть часть меня, но именно так я пытаюсь смотреть. Вот я, склонный к насилию человек, безотносительно к тому, черный ли я, коричневый, белый или красный. Для меня неважно, является ли эта склонность унаследованной или возникшей под влиянием общества; для меня важно лишь одно: возможно ли быть свободным от нее. Быть свободным от склонности к насилию — это для меня все. Это для меня важнее, чем секс, пища, положение, ибо эта склонность развращает меня, она губит меня и губит мир, и я хочу понять ее, я хочу быть выше нее. Я чувствую себя ответственным за весь этот гнев и насилие в мире. Я чувствую свою ответственность, и это не только слова. Я говорю себе: «Я смогу что-то сделать, если только окажусь способным возвыситься над гневом, над насилием, над национализмом». И то чувство, что я должен понять насилие в самом себе, дает потрясающую энергию, страстное желание исследовать.
Но возвыситься над насилием — не значит подавлять его, отбросить его или сказать: «Что ж, — это часть меня, и с этим ничего не поделаешь» или «Я этого не хочу». Я должен видеть насилие, я должен его изучить, я должен очень тесно с ним соприкоснуться, но такое соприкосновение невозможно, если я его оправдываю или осуждаю. Даже осуждая насилие, самим фактом осуждения мы оправдываем его. Поэтому я говорю: перестаньте пока осуждать или оправдывать его.
Так вот, если вы хотите прекратить насилие, если вы хотите прекратить войны, то как много энергии, как много жизненных сил отдаете вы этому? Неужели для вас не имеет значения то, что ваших детей убьют, ваших сыновей призовут в армию, с ними будут грубо обращаться и превратят в пушечное мясо? Разве это вас не волнует? Бог мой, если это вас не интересует, что же вас тогда интересует? Копить деньги? Развлекаться? Принимать наркотики? Неужели вы не видите, что это насилие в вас самих губит ваших детей? Или вы воспринимаете это как некую абстракцию?
Если вы заинтересованы, попытайтесь вникнуть в это всем вашим умом, всем сердцем. Не усаживайтесь поудобней, говоря «что же, расскажите мне об этом». Я повторяю вам, что вы не можете внимательно следить за гневом или насилием, если смотрите глазами осуждения или оправдания. И если это не станет для вас жгучей проблемой, вы не сможете прекратить ни гнев, ни насилие. Итак, прежде всего вы должны учиться. Вы должны учиться смотреть на гнев так, как вы смотрите на вашего мужа или жену, на ваших детей. Вам нужно научиться слушать даже политического деятеля. Вы должны выяснить, почему вы не объективны, почему вы осуждаете или оправдываете; вы должны понять, что вы осуждаете и оправдываете, поскольку само осуждение или оправдание является частью социальной структуры, в которой вы живете, вашей обусловленности как немца или индуса, негра или американца, кем бы вы ни оказались по своему рождению со всей тупостью ума, проистекающей из обусловленности. Чтобы учиться раскрывать нечто фундаментальное, вы должны быть способны проникать глубоко. Если у вас грубое орудие, тупой инструмент, вы не сможете проникнуть глубже. Поэтому сейчас мы хотим сделать более острым наш инструмент, наш ум, который стал тупым от всех этих оправданий и осуждений. Вы сможете вникнуть глубоко, если ваш ум такой же острый, как иглы, такой же крепкий, как алмаз.