Страница 19 из 135
ВЛАСТЬ
Он был очень беден, но обладал способностями и умом; он довольствовался, по крайней мере так казалось, тем немногим, что имел, и не был обременен семьей. Он часто приходил, чтобы обсудить тот или иной вопрос, и был полон великих грез о будущем; это был энтузиаст, устремленный вперед, который не искал удовольствий и находил радость в том, что оказывал скромную помощь другим. Он не чувствовал, по его словам, большой привязанности к деньгам и физическому комфорту; наоборот, он любил помечтать о том, что он сделал, если бы имел деньги, как он мог бы помочь в том или ином случае, как основал бы идеальную школу и т.д. Он был скорее мечтатель и легко мог уноситься на крыльях собственного энтузиазма или энтузиазма других.
Прошло несколько лет, и однажды он пришел снова. Какое-то странное изменение произошло в нем. Мечтательный вид исчез, он стал деловым человеком, точным, почти жестким в своих мнениях и довольно безжалостным в суждениях о других. Он побывал в разных странах. Его манера держать себя была тщательно продуманной и искусственной; он то включал, то выключал свое обаяние. Получив в наследство значительную сумму денег, он сумел увеличить ее в несколько раз, и вот он стал совсем другим человеком. Теперь он почти не заходит, а когда, в редких случаях, мы встречаемся, он держится замкнуто и на расстоянии.
И бедность, и богатство являются узами. Тот, кто сознает, что он беден, и тот, кто сознает, что он богат, являются игрушками обстоятельств. Оба развращены, так как и тот, и другой стремятся к тому, что развращает, — к власти. Власть — это нечто большее, чем имущество; власть больше, чем благосостояние и идеи. Эти последние дают власть, но если от них и можно отказаться, то все же чувство власти остается. Можно домогаться власти через простоту жизни, через добродетель, через партию, через отречение; но все эти пути — лишь суррогаты, и они никого не должны вводить в заблуждение. Желание иметь положение, престиж и власть, — ту власть, которая приобретается с помощью насилия и смирения, через аскетизм и знание, через эксплуатацию и самоотречение, — такое желание имеет неуловимо убедительный характер и является почти инстинктивным. Успех в любой форме — это власть, неудача же — только отсутствие успеха. Иметь власть, быть преуспевающим означает находиться в рабстве, что отрицает добродетель. Добродетель несет с собой свободу, но это не то, что может быть достигнуто. Всякое достижение, индивидуальное или коллективное, становится путем к власти. Успех в этом мире и власть, которую дает самоконтроль и самоотречение, должны быть устранены, так как и то, и другое искажают понимание. Желание успеха уничтожает смирение, а без смирения разве возможно понимание? Преуспевающий человек стал невосприимчивым, замкнутым в себе; он обременен собственной важностью, своими ответственными делами, достижениями и воспоминаниями о прошлом. Должна быть свобода от высокомерия ответственности и от бремени достижений; то, что обременено, не может быть быстрым, но чтобы понять, требуется быстрый и гибкий ум. У преуспевающих нет милосердия, так как они неспособны воспринимать истинную красоту жизни, которая есть любовь.
Желание успеха — это желание господствовать. Господствовать — значит обладать, а обладание — это путь изоляции. Этой самоизоляции ищет большинство из нас, создавая себе имя, пользуясь связями, работая, генерируя идеи. Изоляция заключает в себе власть, но власть питает антагонизм, несет страдания. Изоляция является следствием страха, страх же кладет конец всякому общению. Общение — это взаимоотношение; и как бы ни было приятно или мучительно такое взаимоотношение, в нем существует возможность самозабвения. Изоляция — это путь «я», а всякая деятельность «я» несет конфликт и печаль.
ИСКРЕННОСТЬ
Небольшой участок зеленого газона, окаймленный яркими цветами, имел прекрасный вид. Было положено много труда, чтобы уберечь траву и цветы от палящих лучей солнца. За этим прелестным садом через крыши домов было видно синее море, которое искрилось на солнце, и белый парус. Комната выходила в сад, а сзади виднелись дома и верхушки деревьев. Радостно было смотреть из окна на море рано утром и перед закатом. Днем его воды были чересчур яркими и резали глаз. Но белый парус весь день оставался на месте, даже в самый полдень. Когда солнце садилось в море, за ним побежала ярко-красная дорожка; сумерек не было. Вечерняя звезда показалась над горизонтом и исчезла. Молодой месяц готов был покорить вечер, но он также погрузился в неспокойное море, и тьма спустилась на воды.
Он подробно говорил о Боге, об утренней и вечерней молитве, о постах, обетах, о твоих жгучих желаниях. Выражал он свои мысли ясно и точно, не колеблясь в выборе правильного слова. Ум его был хорошо натренирован, так как этого требовала его профессия. Это был живой человек с блестящими глазами, но в нем чувствовался некоторый недостаток гибкости. Упорство в постав ленной цели и непреклонность заметны были в его манере держать себя. Он, несомненно, обладал необыкновенно сильной волей, и хотя улыбался непринужденно, воля его всегда была настороже, бдительная и господствующая. Он вел размеренную жизнь и ломал устоявшиеся привычки только усилием воли. «Без воли, — говорил он, — невозможна добродетель; воля необходима, чтобы ниспровергать зло. Борьба между добром и злом вечна, и лишь одна воля может усмирить зло». Он не был лишен некоторой мягкости, так как неоднократно улыбался при взгляде на лужайку и радостные цветы, но он никогда не позволял своему уму блуждать вне рамок, установленных волей и ее проявлениями. Хотя он тщательно избегал резких слов, вспышек гнева и малейшего выражения нетерпения, его воля каким-то непонятным путем подводила его на грань бурного взрыва. Если красота соответствовала образцу, предусмотренному его целями, он готов был ее принять; но всегда ему мерещился страх чувственности, болезненные воздействия которой он старался сдерживать. Он был хорошо начитан, с изысканными манерами, а его воля неотступно следовала за ним, как тень.
Искренность никогда не бывает простой; искренность — питательная почва для воли, но воля не может раскрыть путей личности. Познание себя не есть продукт воли; познание себя приходит через осознание, мгновение за мгновением, ответов на движение жизни. Воля исключает эти спонтанные ответы, но только они раскрывают структуру «я». Воля — это подлинная сущность желания; для понимания желания воля становится препятствием. Воля в любом виде, проявленная через верхние слои ума или в форме желаний, таящихся в глубине, никогда не может быть пассивной; но только в состоянии пассивности, в состоянии бдительного безмолвия может проявиться истина. Между желаниями всегда существует конфликт, на каком бы уровне они ни находились. Усиление одного желания за счет других лишь питает дальнейшее сопротивление, и это сопротивление есть воля. Понимание никогда не может прийти через сопротивление. Понять желание — вот что важно, а не подавлять одно желание с помощью другого.
Желание достичь, приобрести составляет основу искренности; а это побуждение, будет ли оно поверхностным или глубоким, ведет к приспособлению, которое является началом страха. Страх ограничивает самопознание переживаемым и таким образом не оставляет возможности выйти за пределы переживаемого. Самопознание, ограниченное подобным образом, лишь расширяет и углубляет сознание «я»; при этом «я» становится все большим и большим на различных уровнях и в разные периоды; конфликт же и страдания продолжаются. Вы можете сознательно забыть о себе или потерять себя в какой-либо деятельности, например, возделывая сад или разрабатывая какую-либо идеологию, или раздувая в людях неистовую страсть к войне; но вы теперь уже — страна, идея, деятельность, бог. Чем значительнее отождествление, тем в большей степени ваш конфликт и ваша боль оказываются скрытыми и, таким образом, идет постоянная борьба за то, чтобы быть отождествленным с чем-либо. Желание быть одним с избранным объектом несет конфликт искренности, который полностью отрицает простоту. Вы можете посыпать пеплом голову или носить простую одежду, или странствовать как нищий, но это — не простота.