Страница 55 из 71
Со временем Людвиг становился более раздражительным и подверженным вспышкам гнева, когда какое-либо обстоятельство вступало в конфликт с его убеждениями и идеалами, которым и так уже был нанесен сокрушительный удар. Он все меньше стал считаться с окружающими его людьми, и «тем труднее стало приближенным уживаться с ним. В последние годы Людвига окружали лишь грубые льстецы, люди совсем неинтеллигентные, без самолюбия и с подозрительной нравственной физиономией»[209]. Что же удивительного в том, что подобные субъекты, не знакомые с чувством долга и чести, без зазрения совести предали своего государя, когда им стало это выгодно? Кроме того, эти люди в принципе были неспособны на объективность и судили обо всем по себе. Отсюда и проистекает кажущееся противоречие в оценке Людвига II в зависимости от того, кто является источником этой оценки: от восторженно-возвышенной (не доходившей до страниц столичных газет и сохранившейся лишь в немногих мемуарах верных ему людей да в сердце простого баварского народа) до уничижительно-отталкивающей (получившей наиболее широкую огласку и исходившей от людей низких и конъюнктурных).
Сам механизм политической клеветы всегда одинаков. Все положительные аспекты замалчиваются или извращаются, а малейшая невольная ошибка или просчет доводится до размеров вселенской катастрофы или преступления против собственного народа и немедленно многократно тиражируется. При этом достоверность фактов роли вообще не играет: чем больше абсурдных обвинений, тем лучше. Но этим абсурдным обвинениям необходимо придать вид «неопровержимой, желательно засекреченной информации, полученной лишь по случайности из первых рук». Другими словами, из мухи делают даже не слона, а гигантского сказочного (во всех смыслах этого слова!) монстра. Вот тогда механизм политической интриги работает «на полную катушку». А уж в действенности этого механизма сомневаться не приходится — что называется, проверено веками.
Пожалуй, здесь уместно будет вспомнить события нашей истории, когда в отношении свергнутого императора Николая II и его семьи полилось столько грязи и клеветы, воспринимавшейся, кстати, тоже вне всякой критики, что на долгие годы в сознании простого человека, не знакомого с историческими документами, укоренился образ «тирана Николая Кровавого», не имеющий ничего общего с истинным обликом последнего монарха-страстотерпца.
И вот наступило время, когда Людвиг совершил фатальную, трагическую ошибку: он удалил от себя последних доверенных личных секретарей Циглера и Шнайдера (кстати, оправдательные в отношении короля показания последнего были очень быстро уничтожены, и этот факт уже говорит сам за себя!) и начал отдавать свои распоряжения через гофкурьера и камердинера, причем не письменно, а устно. Какое необозримое поле для любой клеветы открылось перед врагами Людвига II! И никаких материальных доказательств его невиновности: слово «верных подданных» против слова «сумасшедшего короля». Ну а кто же будет верить душевнобольному? Кроме того, такое положение дел, с одной стороны, наглядно показало царедворцам, как «халатно» король относится к своим прямым обязанностям, а с другой — поставило Людвига в прямую зависимость от честности и порядочности тех людей, через которых он отдавал приказы.
К сожалению, в данном случае о честности и порядочности речь не идет. Мы имеем дело с прямым предательством своего государя со стороны в первую очередь гофкурьера Карла Хессель-шверта (Hesselschwert) и камердинера Лоренца Майра (Mayr). Оба этих человека, пользуясь своей близостью к королю, очень скоро стали для газетчиков и правительства неиссякаемым источником пресловутой «информации из первых рук» касательно состояния психического здоровья короля. Были ли они подкуплены членами правительства (например, материальные возможности того же графа фон Хольнштайна позволяли ему и в одиночку подкупить хоть десяток королевских слуг, и в данном случае есть резон предположить, что именно он профинансировал деятельность предателей) или действовали из каких-либо других своих интересов? Бесспорных документальных свидетельств (по крайней мере, доступных исследователям; про закрытые частные архивы и документы сомнительного происхождения пока нельзя сказать ничего определенного) того нет.
Почему же тогда, исходя из презумпции невиновности, все же возникают сомнения в честности этих наиболее приближенных к королю людей? Дело в том, что и механизм передачи информации исключительно определенным лицам, и непосредственно то, кем являлись эти лица — а в первую очередь это были как раз заинтересованные в смене власти члены баварского правительства барон фон Лутц и барон фон Краффт, граф фон Хольнштайн и принц Луитпольд, — говорят сами за себя. Итак, доверенные люди короля, можно сказать, его «второе я», общаются с самыми главными его врагами? Более того, дают исчерпывающий, чуть ли не ежедневный отчет о том, что король делал, что говорил, чем занимался. Зачем? Что-то очень уж напоминает все это банальную слежку с ожиданием того, когда «объект проколется». Впрочем, и ожидать-то ничего не требуется: если «объект не прокалывается» самостоятельно, то ему можно и «помочь» — где-то присочинить, где-то исказить факты. Главное, чтобы заказчики были довольны!
Почему мы упорно говорим о политическом заказе? Если бы донесения гофкурьера и камердинера были правдивыми, то они не противоречили бы воспоминаниям других приближенных, не замеченных в контактах с правительством, а следовательно, заведомо не заинтересованных в подтасовках фактов. Но как раз это мы и видим: с одной стороны, мемуары верных слуг, полностью опровергающих любые попытки сделать из Людвига II умалишенного, и в большинстве своем либо вовсе не попадающие в печать, либо тут же изымающиеся из обращения, а с другой — донесения всего двух человек, рисующих прямо противоположную картину и печатающихся чуть ли не на первых полосах центральной прессы. Все это и наводит на мысли о том, что «отчеты» Хесселыиверта и Майра носят заказной характер и являются в лучшем случае полуправдой, а в худшем — прямой ложью.
И напомним еще раз, что именно на основании этих «показаний» выносился вердикт о невменяемости короля и именно они стали «первоисточниками» для последующих биографов Людвига II. Ведь альтернативных данных было крайне мало, или же им просто не находилось места на страницах «светской хроники». А доступ к официальным документам частично закрыт до сих пор. При этом весьма показателен тот факт, что материалы уже упоминаемого нами частного архива Дома Виттельсбахов, относящиеся к Людвигу II (Geheimes Hausarchiv, Kabinettsakten Ludwig II), выдаются исключительно по разрешению главы Дома и исключительно выборочно. Те, что подтверждают официальную версию — сумасшествие, самоубийство и т. д., доступны. В частности, «отчеты» и письма тех же Хесселыиверта и Майра! Но большая часть документов — «под замком». Какая? Такая выборочность как раз и дает в первую очередь основу для сомнений; право, было бы логичнее вообще никого не допускать в архив, мотивируя это «охраной частной собственности».
Хотя то, что архив Дома Виттельсбахов, можно сказать, засекречен, в принципе понятно. И причина того вовсе не трепетное отношение к «тайне частной жизни больного монарха».
Тогда необходимо было бы скрывать как раз те документы, что находятся в частичном доступе! Вряд ли в архивах содержится что-либо более «страшное», чем та грязь, что была выплеснута на Людвига в то время, когда его объявляли сумасшедшим, — скорее наоборот. Но правительству Луитпольда необходима была видимость легитимности, а любой факт, противоречащий официальной версии событий, наносил бы этой легитимности непоправимый ущерб. Лучше уж неподтвержденные слухи, чем прямые улики в узурпации трона. Да и современные Виттельсбахи, являясь потомками именно Луитпольда, до сих пор не стараются хоть немного реабилитировать память несчастного короля: ведь тогда пришлось бы признать, что они — потомки узурпатора. При этом нынешнее правительство Баварии уже ни при чем: теперь, когда прошло столько лет, ему никак не могут повредить «монархические интриги» более чем столетней давности! У историков же пока остаются вопросы, не имеющие ответов…
209
Александрова В. Указ. соч. 1911. С. 77–78.