Людвиг II

Однако к декабрю 1879 года здоровье Вагнера оказалось сильно подорвано изнурительным трудом и довольно сырым климатом Байройта. Композитор предпринял длительную — почти 10-месячную — поездку в теплую и благоприятную, любимую им Италию. А партитура «Парсифаля» все еще не была завершена…

Весьма показательно, что по приезде в Германию Вагнер не спешил вернуться в Байройт, а остановился на некоторое время в Мюнхене, прибыв туда 31 октября 1880 года. Здесь он встретился с Людвигом II. 10 и 12 ноября Вагнер продирижировал для короля в двух частных концертах отрывками из «Лоэнгрина» и «Парсифаля» и вновь заручился его материальной поддержкой предстоящей премьеры «Парсифаля» в Байройте. Вагнер специально отметил, что в программе второго Байройтского фестиваля будет только эта священная мистерия. Людвиг II тут же великодушно распорядился о безвозмездном предоставлении для Фестшпильхауса хора и оркестра Мюнхенского королевского придворного и национального театра.

Однако 1881 год начался с непредвиденных волнений. Не подозревая о договоренности Вагнера с Людвигом II, барон Ганс Пауль фон Вольцоген (Wolzogen; 1848–1938), бывший фактически пресс-секретарем композитора, предал гласности конфиденциальную информацию о том, что Вагнер якобы собирается получить материальную помощь от нескольких высших аристократических фамилий Германии, и именно они будут официальными «патронами» второго Байройтского фестиваля. Но Людвиг II, узнав об этом, ничуть не обиделся на своего друга. Последствием необдуманного поступка фон Вольцогена стала вовсе не катастрофа, как казалось в первое время Вагнеру, а, наоборот, победа: Людвиг II официально объявил, что единолично возглавит второй Байройтский фестиваль; более того, отказывается от приобретенного им в 1878 году права на постановку «Парсифаля» в Мюнхене без возврата денег, заплаченных за это право. Король также подтвердил свое прежнее решение о предоставлении в распоряжение Вагнера хора и оркестра Мюнхенского королевского придворного и национального театра. Судьба второго фестиваля была решена — ему быть! И опять благодаря Людвигу II!

26 июля 1882 года после длительного и мучительного перерыва премьерой «Парсифаля» был открыт второй Байройтский фестиваль. Вагнер завещал, чтобы вершина его творчества не ставилась больше нигде, кроме не оскверненного ничем королевского Храма Высокого Искусства — байройтского Фестшпильхауса. Еще 28 сентября 1880 года Вагнер писал «своему Парцифалю», королю Людвигу II, делая его в некотором роде своим душеприказчиком: «Я принужден был отдать в руки нашей публики и театральных дирекций, в глубокой безнравственности которых я убежден, мои произведения, несмотря на всю их идеальную концепцию. Теперь я задаю себе важный для меня вопрос, не следует ли это последнее священнейшее для меня создание спасти от пошлой карьеры обыкновенных оперных спектаклей? К этому особенно побуждает меня чистая тема, чистый сюжет моего «Парсифаля». В самом деле, разве возможно, чтобы драма, которая дает нам в сценическом образе возвышеннейшие мистерии христианской веры, исполнялась в таких театрах, как наши, с их оперным репертуаром, с их публикой? Я не стал бы обвинять наше духовенство, если бы оно выразило обоснованный протест против постановки священнейших мистерий на тех самых подмостках, которые вчера и завтра были и будут залиты широкой волной фривольности, перед публикой, для которой эта фривольность является единственной притягательной силой. Постигая то, что происходит кругом, я назвал своего «Парсифаля» «сценическим священнодействием». Им я должен освятить мой театр, мой фест-театр в Байройте, одиноко стоящий в стороне от всего мира. Только там будет поставлен «Парсифаль». Его не должны давать на других сценах — для забавы публики. Но как осуществить это на деле, — этот вопрос составляет предмет моих забот и размышлений. Я думаю о том, каким путем, какими средствами я могу упрочить за моим произведением тот характер исполнения, о котором я говорю».[173]

Надо сказать, что условие, поставленное Вагнером, — не исполнять «Парсифаль» нигде, кроме Фестшпильхауса, по крайней мере в течение 30 лет после его смерти — неукоснительно было соблюдено.

До последнего своего часа Вагнер верил в великую миссию истинного искусства. В эту идею вместе с ним верил еще один человек — баварский король Людвиг II. Если бы они дожили до сегодняшнего дня, то испытали бы величайшее разочарование…

Людвиг больше не виделся с Вагнером лично, но оставался верным почитателем его гения. Последняя телеграмма короля к Вагнеру датирована 2 января 1883 года. Ответное письмо композитора— 10 января. «Когда Вагнер 13 февраля 1883 года умер в Венеции, Людвиг горько плакал, а затем послал своего генерал-адъютанта встретить гроб Вагнера на границе и возложить на него чудесный венок из лавров, цветов и пальмовых ветвей с надписью: «Король Людвиг Баварский — великому артисту, поэту слова и музыки, Рихарду Вагнеру». Этот венок провожал потом гроб Вагнера до могилы».[174]

Так закончилась великая дружба и великая борьба за великое Искусство.

Картина 2

Парцифаль и маркиз Саверни

Мы забежали далеко вперед и теперь должны вернуться вновь в 1870-е годы. «Побывав» на строительной площадке Линдерхофа, нельзя не «посетить» другую, еще более впечатляющую стройку, развернувшуюся в горах напротив «родового гнезда» Людвига II Хоэншвангау. Итак, мы снова у подножия Нойшванштайна.

За 1869–1873 годы были построены и полностью отделаны Главные (Въездные) ворота замка с прилегающими постройками. Но в целом, в отличие от Линдерхофа, строительство шло очень медленно и так и не было завершено к моменту смерти Людвига II: за 17 лет закончены лишь здание Паласа (1880), личные апартаменты короля (1881), Зал Певцов (1884) и Тронный зал (1885). Правда, начиная с 1884 года Людвиг II уже мог полноценно жить в королевских апартаментах, лично следя за продолжавшимся строительством. В общей сложности король провел в своем главном детище всего 172 дня…

Нойшванштайн — это поистине замок-парадокс. В его Зале Певцов при жизни короля никогда не звучала музыка; в его Тронном зале никогда не стоял трон… Замок, являвшийся величайшим памятником Средневековью, был оснащен самыми последними достижениями технического прогресса XIX века: в нем было проведено электричество, личные покои короля были снабжены системой центрального отопления, температура и влажность воздуха регулировались калориферной системой, на каждый этаж был проведен водопровод с горячей водой, а кухня оборудована автоматическими вертелами и установкой с проточной горячей и холодной водой. Были и другие технические достижения, например электрический звонок для вызова прислуги и даже телефоны на третьем и четвертом этажах. Между замком и административным зданием у подножия горы была также проведена телефонная линия — одна из первых в Германии.

По ходу строительства Людвиг постоянно вносил коррективы в проект. Время шло, менялось отношение короля к жизни, к окружающим его людям. С одной стороны, ему уже не хотелось, чтобы в его убежище толпились посторонние (по иронии судьбы Нойшванштайн сегодня — самое посещаемое место не только в Баварии, но и во всей Германии; замок принимает около полутора миллионов (!) человек в год), он стал особенно ценить уединение — и комнаты, предназначенные для гостей, превратились на планах в Мавританский зал с фонтаном, который так никогда и не был построен. С другой стороны, король мечтал стать настоящим абсолютным монархом, новым Королем-Солнце, — и первоначально скромный Зал для приемов становится величественным Тронным залом. Причем значительное расширение помещения внутри уже законченного к тому времени Паласа поставило перед строителями задачу создания дополнительных инженерных конструкций. «Новый Хоэншвангау» постепенно перестает быть жилищем, он становится храмом.

173

Цит. по: Вагнер Р. Избранные дневники и письма. Обращение к друзьям. С. 516–517.

174

Лаврентьева С. И. Указ. соч. С. 40.