Страница 7 из 32
Кто такая Амелия, можно выяснить и позже, сказала она себе. Сейчас главное сбить температуру.
Быстро пролистав тот раздел медицинского справочника, в котором говорилось об огнестрельных ранах, она осмотрела ногу Конрада. К ее огромному облегчению, отек вокруг раны за ночь спал, хотя краснота все еще оставалась. Однако было ясно, что раненому нужна не ее дилетантская помощь, а настоящий врач. Но как же оставить его одного в таком состоянии.
Конрад продолжал метаться, и ей пришлось расстегнуть спальный мешок, чтобы он не мешал его движениям. Надеясь хоть как то успокоить его, Джорджия постоянно меняла мокрые салфетки, но эффект от такого лечения, разумеется, был невелик.
— Она занята… Ты не должен беспокоить ее по пустякам, — слышалось его бормотание.
Джорджия наклонилась над беспомощным телом, и в этот момент Конрад, неловко взмахнув рукой, больно ударил ее в грудь. Она невольно вскрикнула, и он очнулся.
— Джорджия! Я сделал тебе больно? Прости меня…
— Ничего, — с трудом переводя дыхание, произнесла она, — ты же не нарочно.
— Я слышал, как ты закричала… О Боже… Что со мной происходит?
Джорджия решила воспользоваться тем, что к нему вернулось сознание.
— Конрад! Тебе необходим врач, иначе я ни за что не ручаюсь…
— Никакого врача…
— Ну тогда полиция, — приходя в отчаяние, взмолилась она. — Тебя пытались убить. Об этом же надо сообщить куда следует.
— Не надо ни полиции, ни доктора.
— У тебя проблемы с законом? — пугаясь собственной догадки, спросила Джорджия.
— Клянусь тебе, я чист перед законом. — Конрад с трудом раздвинул в улыбке губы, догадавшись о причине ее испуга. — Мы только тогда вместе пойдем к автостраде, когда я достаточно окрепну, чтобы в случае встречи с этими негодяями защитить тебя и себя, — собравшись с силами, произнес он.
— Ты весь день бредил. Тебе все хуже и хуже. Надо что-то делать! — упрашивала его Джорджия.
— Весь день? — удивился Конрад. — Который же сейчас час?
— Почти четыре. А нашла тебя я еще вчера.
Она видела, как он пытается осознать, что происходит.
— Аспирин… Дай мне, пожалуйста, аспирин, — попросил Конрад. — Он собьет температуру.
Порывшись в аптечке, Джорджия нашла лекарство и протянула ему две таблетки.
— Четыре, — потребовал Конрад, проглатывая их одну за другой. — Пойми, я не смогу простить себе, если с тобой из-за меня что-нибудь случится.
Он крепко сжал пальцами ее ладонь, и она вдруг почувствовала, что роли поменялись. Только что он, беспомощный, поминутно теряющий сознание, нуждался в ее опеке, и вот теперь она, растерянная, не знающая что делать, черпает силы в его уверенности и твердости.
— Хорошо, обещаю, что не уйду, если только тебе не станет хуже.
— Мне не станет… — Она видела, с каким трудом дается ему каждое слово. — Поговори со мной, пожалуйста, чтобы я снова не впал в забытье…
Какая же сила воли у этого человека, думала Джорджия. Тяжело раненный, теряющий сознание, он находит силы думать не о себе, а о том, как бы чего не случилось со мной. На своем жизненном пути ей еще не приходилось встречать таких мужчин.
Стараясь не выдать голосом охватившего ее волнения, Она начала рассказывать ему о том, как красива бывает пустыня на рассвете, когда встающее солнце освещает колючий кустарник и куртины трав, отдохнувших за ночь от дневного зноя и блестящих утренней росой. Как преображается она после обильных дождей, когда буквально за считанные часы покрывается зеленым ковром, а две недели спустя начинается буйное цветение. Кусты акаций вспыхивают золотом, появляются сотни птиц, насекомые.
Она рассказала и том, какой негостеприимной бывает пустыня в сухое время, когда негде искать убежища от палящих лучей солнца, а песок так нагревается, что по нему трудно идти даже в обуви.
Притомившись говорить, Джорджия замолчала и в наступившей тишине явственно услышала спокойное дыхание Конрада. Он спал, и это было не забытье тяжело больного человека, а ровный сон выздоравливающего. Аспирин сработал, температура упала.
Она долго сидела неподвижно, боясь разбудить спавшего. Через некоторое время Джорджия почувствовала, что ноги ее окончательно затекли и что если она сейчас не встанет, то потом они не разогнутся. И все равно вставать не хотелось. Находясь рядом с Конрадом, она ощущала себя в каком-то ином, неизвестном ей мире, и ей жалко было с этим миром расставаться.
Ее собственная семья всегда казалась ей образцовой. Отношения между родителями были ровными. Они заботились друг о друге, никогда не повышали голоса, и это в то время, когда вокруг все непрерывно ссорились и даже дрались, расходились и разводились. С тех пор как Джорджия начала задумываться о своей личной жизни и стала приглядываться к мужчинам, она искала среди них того, кто мог бы создать для нее дом, в котором она чувствовала бы себя в полной безопасности. Дом-убежище. Искала и не находила.
Долгое время ей казалось, что таким мужчиной мог бы для нее стать Эндрю Кемден, но примерно год назад поняла, что заблуждалась относительно этого человека. Конрад тот уж точно никак не подходит на роль ее мужа. Рядом с ним она никогда не почувствует себя спокойной. Он все время разговаривает приказным тоном, подавляет ее своей волей, подшучивает над ней, когда ей хочется поговорить серьезно.
С Эндрю ей было легко еще и потому, что она не чувствовала себя зависимой от него. Длительное время она считала, что такие ровные, без каких-либо всплесков эмоций отношения между мужчиной и женщиной являются идеальными, и морщила нос, глядя на бурные романы ее друзей и подруг. Встреча с Конрадом посеяла в ней сомнения.
Все равно надо встать. Осторожно освободив руку, она с облегчением распрямила ноги.
— Джорджия! — пробормотал Конрад.
— Все в порядке, — успокоила она его. — Я собираюсь поесть. Ты не голоден?
— Ты опять забрала волосы в пучок, — сделал слабый жест рукой Конрад.
— Они мне мешают, — объяснила она.
— Ты привыкнешь, — пробормотал он и тут же снова заснул.
Вот этого никогда не будет, возмутилась Джорджия. Мое дело, как мне причесываться. Захочу — надену парик. Причем другого цвета.
Усмехнувшись при мысли о том, что она из рыжей может стать блондинкой, Джорджия вышла из палатки, чтобы приготовить себе ужин.
4
Сумерки застали Джорджию сидящей на земле и читающей книгу при свете двух медных фонарей со вставленными в них свечами. Чтобы не замерзнуть, на плечи она накинула шерстяную кофту. Сытный обед и четыре часа, проведенных в спокойном одиночестве, полностью восстановили ее силы. Услышав в палатке какой-то шум, она спросила:
— Тебе что-нибудь нужно, Конрад?
— Нет, благодарю.
Ей показалось, что в его голосе прозвучало отчуждение. Когда минуту спустя из палатки появилась голова Конрада, Джорджия торопливо вскочила, чтобы предложить ему помощь, но он сухо отверг ее.
— Не надо, я сам. Мне пора вставать на ноги.
— Прошел всего лишь день с тех пор, как тебя ранили. Не слишком ли ты к себе требователен?
— Нет, не слишком, — сквозь зубы произнес Конрад. Даже не взглянув в ее сторону, он проковылял мимо и скрылся за утесом.
Джорджия попробовала вернуться к чтению, но не смогла сосредоточиться. Услышав шаги возвращавшегося Конрада, она вновь спросила:
— Что ты предпочитаешь: тушенку или спагетти?
— Спагетти, пожалуйста. А ты уже пообедала? — спросил он, садясь неподалеку на камень.
— Да, — ответила она, ставя кастрюлю на плитку. — Как ты себя чувствуешь?
— Как после тяжелого похмелья, — признался Конрад.
Даже при тусклом свете фонарей было заметно, как плохо он выглядит. Заросший, с синяками под глазами.
— Вид у тебя неважный.
— Нам надо поскорее выбираться отсюда, — с явным беспокойством заметил Конрад. — Может быть, завтра?
Джорджию неприятно поразило каменное выражение лица, с которым он разговаривал с ней. Как будто она не спасла ему жизнь, а была совершенно чужим человеком.