Облака мечтаний

— А если нам придется расстаться, что тогда?

Она сама не знала, почему вдруг задала такой неуместный вопрос. Меньше всего ей хотелось сейчас думать о завтрашнем дне. С легким вздохом Джорджия приникла щекой к его плечу.

— Ты не против, если я вздремну, — невнятным голосом пробормотала она и тут же заснула.

7

Джорджия проснулась оттого, что мужской голос пел в ванной комнате что-то очень страстное. Кажется, это ария Кармен, удивилась она. История неистовой любви с печальным концом.

Почему Конрад не разбудил ее? Наверное, хотел дать ей выспаться. Проснувшись одновременно на рассвете, они в полумраке с такой же страстью, что и накануне вечером, кинулись друг другу в объятия и предались любви, вершиной которой снова стал почти одновременный оргазм обоих.

Зарывшись лицом в подушку, Джорджия вдохнула в себя запах его кожи и с наслаждением потянулась. Она прекрасно себя чувствовала, но чего-то не хватало. Впрочем, ей не надо было долго ломать голову над тем, чего именно. Ей снова хотелось любви. Прямо сейчас, в третий раз.

Ничего подобного она никогда не ощущала ни с Эндрю, ни тем более с Уорреном. С ними она каждый раз ждала, когда все это кончится, чтобы снова стать самой собой. Теперь-то она понимала, что самой собой может быть только в объятиях Конрада.

Пение прекратилось, и одновременно перестала шуметь вода. А что, если ей попробовать заманить его в постель, подумала Джорджия.

Минуту спустя Конрад уже стоял рядом с полотенцем на бедрах.

— Как одиноко чувствуешь себя в такой огромной постели, — томно произнесла она, слегка откидывая одеяло и одновременно потянув за край полотенца.

— Ты уже чем-то недовольна? — удивился он, присаживаясь на край кровати.

— Ты всегда поешь оперные арии под душем? — спросила Джорджия, ложась ему на колени.

— Нет, я люблю и другую музыку тоже, — рассеянно отвечал Конрад, положив небрежно руку ей на живот. — Знаешь ли ты, дорогая, который час?

— Наверное, половина девятого, — сказала она наугад.

— Пять минут одиннадцатого. В двенадцать придет Энтони, с которым мы договорились пообедать, и мне не хотелось бы, чтобы он застал меня наслаждающимся твоим роскошным телом.

— Пять минут одиннадцатого! Не может такого быть, — запротестовала Джорджия.

— Даже шесть, — уточнил он, взглянув на стоявшие на тумбочке часы. — Не забудь, сколько энергии мы потратили в эту дивную ночь, дорогая.

Как ей нравились его морщинки в уголках глаз, когда он улыбался. Полюбила она и складки вокруг его губ, появлявшиеся каждый раз, когда он смеялся.

— Ты так завел меня, что я теперь никак не могу остановиться, — удивляясь собственному нахальству, заявила Джорджия.

— Одевайся, дорогая, — охладил ее пыл Конрад, целуя при этом в шею.

— Ты думаешь, твои поцелуи помогут тебе вытянуть меня из постели? — Джорджия состроила недовольную гримасу. — Как твоя нога? — спохватилась она.

— Я собираюсь сообщить доктору Энтони, что изобрел новый способ исцеления от пулевых ранений. Секс как метод лечения, по-моему, еще не описан ни в одном медицинском учебнике. Кстати, где одежда, которую ты мне купила?

Конрад встал и, повернувшись к ней спиной, уронил полотенце на пол. При виде его мощной трапециевидной фигуры Джорджию охватила необъяснимая паника.

— Конрад! Ты не уйдешь? — тоскливо спросила она.

— Что у тебя за мысли? — Он удивленно повернулся к ней.

— Сама не знаю… Не обращай, пожалуйста, внимания.

— Я никуда не исчезну, если, конечно, ты сама этого не захочешь, — твердо пообещал он. — Но даже и в этом случае попытаюсь тебя удержать. А теперь одевайся и пойдем вниз выпьем кофе.

Через пятнадцать минут они сидели в зале ресторана. Конрад выглядел неотразимым в вельветовых брюках и синей рубашке, купленных для него Джорджией. Оба были слишком голодны, чтобы ждать Энтони, и поэтому заказали себе для начала кофе и горячие булочки.

— Джорджия, скажи мне, дорогая, на дворе октябрь месяц, почему ты не в школе? — задумчиво помешивая ложечкой сахар, спросил Конрад.

Джорджия аккуратно поставила чашечку на блюдце. Казалось бы, невинный вопрос явно смутил ее.

— У меня есть на это личные причины.

Застигнутая врасплох, она произнесла эту фразу с подчеркнуто независимым видом, что сделало ее ответ невежливым и даже вызывающим.

— В большинстве случаев люди ведут себя так или иначе именно по личным причинам, — нахмурился Конрад.

— А вот и наш сок, — с искусственной улыбкой объявила она.

— И все-таки, что за причина? — повторил он, дождавшись, когда официант отошел от стола.

— Я не хочу говорить об этом.

— То, чем мы занимались в постели, тоже очень личное, — остановил он ее руку, потянувшуюся было за стаканом.

— То был секс. Это совсем другое, — вздернув подбородок, возразила Джорджия.

— Значит, между сеансами любви мы можем говорить только о погоде и газетных новостях? Так не пойдет, Джорджия!

— Мы снова ссоримся, на этот раз уже в публичном месте.

Она залпом выпила стакан сока.

— Я не соглашусь на отношения такого рода, — возразил Конрад. — После того, что произошло вчера между нами, я стал другим человеком. И другим меня сделала ты, и я не хочу, чтобы по-настоящему близкие, сердечные отношения были между нами только в постели. Если же ты станешь на этом настаивать, сегодня мы будем спать в разных комнатах.

— Люди могут уживаться друг с другом, только если они идут на компромиссы, — возмутилась Джорджия. — Как ты смеешь предъявлять мне ультиматум!

— Смею и говорю это вполне серьезно.

— Ты сам говорил, что не хочешь, чтобы наши отношения зашли слишком далеко.

— Но они все-таки зашли, хотел я этого или нет.

— Мои родители никогда так не ссорились, как мы с тобой.

— Значит, они не питали друг к другу по-настоящему сильных чувств.

Официант принес плетеную корзинку с горячими булочками, масло, джем и мармелад. Джорджия с отвращением взглянула на еду, чувствуя, что не сможет теперь проглотить ни кусочка.

— Я не обязана отвечать ни на один из твоих вопросов, — сказала она, тем не менее нервно намазывая масло на хлеб.

Какое-то мгновение ей казалось, что Конрад сейчас встанет, с грохотом отшвырнет стул и выйдет вон. Она старательно прожевывала булочку, совершенно не ощущая ее вкуса. Конрад сидел молча, и только по побелевшим от напряжения костяшкам пальцев, которыми он крепко сжимал край стола, было видно, чего ему стоит это напускное спокойствие.

— Знаешь, я не большой знаток сердечных дел и, наверное, чего-то не понимаю. Ты спросила меня, почему я тебя не поцеловал, когда ушел Энтони. Так вот отвечаю. Для меня поцелуй всегда был прелюдией к сексу, и я не мыслил одно без другого. Я не был готов к близости, поэтому и не поцеловал тебя. Но после вчерашней ночи я понял, что, хотя поцелуй, конечно, связан с сексом, одно не обязательно должно следовать за другим. Что, кроме секса, между мужчиной и женщиной могут быть совершенно особые отношения, отношения близких и любящих людей.

Он помолчал, глядя на лежавшую перед ним на тарелке булочку.

— Джорджия! Мы не можем быть вместе в постели и врозь во всей остальной жизни.

Она увидела на его лице выражение неподдельного страдания, и гнев ее мгновенно прошел. Она поняла, что небезразлична ему. Больше того, все, что связано с нею, для него необычайно важно. Он любит не только ее тело, но и душу.

— Конрад! Ты тоже изменил мои взгляды на жизнь, — с трудом подбирая слова, сказала она, глядя на стекающие с булочки капли джема.

— С того первого дня, как я увидел тебя, ты выглядишь неимоверно усталой, — сочувственно произнес Конрад. — В тебе чувствуется какая-то особая усталость, которая не проходит после крепкого ночного сна. Я не говорил тебе этого только потому, что не принято говорить такое женщине, если хочешь произвести на нее хорошее впечатление. Джорджия, дорогая, ты выглядишь бесконечно усталой, поэтому я не стану пререкаться с тобой.