Тайна «Утеса»

— Пойду попрошу Лиззи, пусть говорит всем, что нас нет дома, сегодня я не в силах видеть посторонних.

Скотт тут же обернулся ко мне, явно горя желанием поговорить.

Я понаблюдал, как он мысленно один за другим отвергает вопросы, которые ему хотелось задать. Грех было не прийти ему на выручку.

— Надеюсь, когда-нибудь в другой раз вы возьмете нас с собой поплавать, — сказал я. — Памеле это будет очень полезно.

Лицо его оживилось, потом снова затуманилось.

— У нее утомленный вид.

— Мы скверно спим по ночам, — признался я. — Вы небось об этом слышали?

— Слышал.

— Ну и что вам говорили?

— Да болтают, что в доме нечисто. Кое-кто утверждает, будто здесь бродит призрак матери Стеллы. Чушь собачья, конечно!

— Мы и сами ничего понять не можем. Каждую ночь творится какая-то чертовщина, а в чем дело — сказать трудно, — пояснил я.

Я не стал рассказывать ему о том, что произошло со Стеллой.

— Не повезло вам.

— Да, обидно. Это и на Стелле отозвалось. Капитан запретил ей бывать у нас.

— Вот досада! А она-то прямо расцвела с тех пор, как вы приехали. Я уж думал… Она ведь так одиноко жила… не позавидуешь… Я было обрадовался… Да, черт побери, плохо дело.

— Плохо. Мы дорого бы дали, чтобы разобраться, отчего в доме такое творится. Нам кажется, мы могли бы как-нибудь исправить положение, но капитан не желает нас ни во что посвящать.

— И не скажет, он такой. — Скотт поколебался, а потом начал заговорщицки: — Послушайте, Фицджералд, мне противно вмешиваться, но придется. Может, я смогу вам помочь.

Он замолчал, потому что вернулась Памела. Вот, значит, почему он пришел такой мрачный и, вообще, неохотно отозвался на приглашение.

— Ради Бога, Скотт, расскажите все, что знаете Памела уже ко всему готова.

— Я чувствовала, что вы что-то знаете, — сказала она.

— Да ничего особенного. Просто доктор Радд мне кое о чем рассказывал. Это было давно. Его приглашали в «Утес» к больной.

— К Мери Мередит? — спросил я.

— Нет, к той девушке, что жила с ними. Ее звали не то Кармен, не то как-то в этом роде.

— Кармел.

— Вот-вот Она здесь и умерла вы об этом слышали?

— Да, от пневмонии, после простуды.

— Так-то оно так, но доктор Радд божился, что она не должна была умереть.

Памела рассказала Скотту о наших подозрениях.

— Радд просто из себя выходил, — продолжал Скотт. — Он говорил, что женщину, которая за Кармел ухаживала, нельзя и близко подпускать к больным. Он сказал, что потребовал бы расследования, да только с этим семейством уже столько всего приключилось, что он боялся, как бы потом не каяться.

— Он лечил Кармел? — спросил я.

— Да, за ним послали те, кто ее нашел, а нашли ведь ее в канаве, вам об этом говорили? Ну, раза два он ее здесь навещал. Рассказывал, что в доме все шло вкривь и вкось — никто ни за чем не следил, Мередиту и слугам было ровным счетом наплевать, выживет Кармел или умрет, а сиделка оказалась тупицей. Но доктор Радд видел, что девушка с потрясающей силой цепляется за жизнь, и думал, что она вытянет. Узнав о ее смерти, он был поражен. Он никак не мог забыть эту историю. Вот я и решил, что должен рассказать ее вам, хотя она уж очень безрадостная. Вдруг для вас что-нибудь прояснится.

С минуту все молчали. Действительно, история была не из приятных. Я видел, что у Памелы даже краска отлила от лица, такое этот рассказ произвел на нее впечатление. Спустя некоторое время она сказала.

— Вы молодец, что, беспокоясь за нас, боялись говорить об этом, и большое спасибо, что рассказали Кто хочет сразиться в пинг-понг?

Когда Скотт собрался уходить, я надел плащ и проводил его до дома, где жил учитель, — на этот раз он оставил свой велосипед там. По дороге он больше молчал, а когда заговорил, то грустно посетовал:

— В молодости часто делаешь ужасные ошибки, а через пару лет оказывается что исправлять их слишком поздно. Если б я согласился на то место в Бирмингеме, я бы мог сейчас… мог бы обзавестись домом. Ну в том смысле, что у меня было бы солидное положение. Правда, живи я сейчас в Бирмингеме, меня бы не было здесь.

Возвращаясь домой, я думал о его нечленораздельных сетованиях и пришел к довольно простому выводу: Скотт все больше теряет голову из-за моей сестры, и сам понимает, что взаимности ему не видать. Я порадовался, что он трезво оценивает ситуацию.

* * *

В воскресенье Лиззи, как обычно, «паслась у Джессепов», так что мы готовили себе ужин сами. Виски подозрительно наблюдал за нами из просиженной им ямки в соломенном кресле. Хвост его презрительно и нагло качался из стороны в сторону, напоминая походку пьяниц, за что, говорят, он и был наречен таким именем. Виски разочаровался и в нас, и в этом доме. Ему уже не нравилась детская, и он больше не поднимался по утрам к нам в спальни, его не соблазняла даже возможность полакомиться верхушкой яйца, которую ему давала Памела.

Смешно, но поведение Виски и Бобби производило на меня гораздо большее впечатление, чем наши с Памелой домыслы. Их реакция была гораздо убедительнее. Известно ведь, что животные не поддаются самовнушению. Ужин у нас был простой — яичница, гренки и кофе, — больше ничего и не хотелось. Мы накрыли низкий стол у камина, быстро покончили с едой и отодвинули стол в сторону.

Рассказ Скотта сильно удручил нас обоих. До чего же несчастна была эта девушка, наделенная таким бурным темпераментом, так страстно влюбленная в Мередита, так отчаянно цеплявшаяся за жизнь и погибшая от небрежения — вернее, намеренно убитая пренебрежением в этом самом доме. Если мы до сих пор чувствуем рядом с собой ее не утихшее горе, ее ужас, значит, в доме никому жить нельзя. Памела дрожащим голосом прервала мои размышления:

— Родди, если здесь бродит призрак Кармел, я, пожалуй, за то, чтобы уехать. Знаешь, я боюсь.

— Ничего удивительного, — ответил я.

— Понимаешь, — продолжала она, — если бы она хотела просто отомстить той женщине — мисс Холлоуэй, — она бы преследовала ее. Но боюсь, она умирала в таком озлоблении, что в голове у нее все спуталось от обиды, и теперь она готова мстить всему дому, где она вынесла столько мук, и вообще, всему свету. Мне страшно, ведь она может мстить Стелле! Я вообще не знаю, чем это чревато для нас с тобой.

— Раз у тебя такие мысли, самое время уезжать, — сказал я.

— Давай дождемся Макса, — попросила Памела.

Мы оба вздохнули с облегчением, когда вернулась Лиззи. Она вошла к нам и села у камина. Эти вечерние беседы по воскресеньям вошли у нас в традицию. Мы выслушивали ее рассказы обо всех, кто был на ферме, о том, что ели на ужин, что передавали по радио, а также и о том, что думает подружка приятеля Чарли о манерах гостей своей хозяйки. Однако в этот вечер Памела проявляла к рассказу Лиззи меньше интереса, чем обычно, и та быстро закончила свой отчет.

— Ну-ка, мисс Памела, — сказала она вставая, — отправляйтесь-ка в постель, у вас усталый вид. Надо вам хоть разок лечь пораньше.

Это был разумный совет, я поддержал его. Памела ушла, а я взялся за книгу.

Скоро Лиззи снова возникла на пороге.

— Можно мне поговорить с вами, мистер Родерик? — спросила она театральным шепотом и с таинственным видом закрыла за собой дверь. Я отложил книгу Лиззи села, тяжело вздохнула, но тут же прыснула.

— Опять вы грешите — работаете в святое воскресенье, значит, если я и помешаю, то это вам же во спасение. Другое дело, что работа у вас — даже не поймешь что: то ли забава, то ли труд, так что, может, вас спасать и не требуется.

Шутливый тон Лиззи звучал натянуто, она явно пришла с каким-то намерением.

— Что случилось, Лиззи? — спросил я.

— Я насчет мисс Памелы, — сказала Лиззи. — Христа ради, заберите вы ее отсюда.

— А что такое?

— Прошлой ночью она так плакала, мистер Родерик, у меня просто сердце разрывалось ее слушать. И видно, она бродила по дому, потому что так-то у меня внизу ничего не слышно, что наверху делается. Я встала с постели, да пока оделась, она уж ушла к себе. Вы же знаете, сэр, мисс Памела не плакса. Я никогда не слышала, чтобы она так убивалась, вот разве когда ваша матушка умерла, упокой Господь ее душу.