Гончаров

Гончарову везло на хороших знакомых. Владимир Андрееевич Солоницын,[120] его сослуживец, был человеком весьма незаурядным. Сблизившись с Гончаровым на службе, оценив его знания и способности, Солоницын ввёл его летом 1835 года в семью художника-академика Аполлона Николаевича Майкова. Учитывал он и материальные затруднения Ивана Александровича, ибо Майковы пригласили Гончарова в качестве домашнего учителя своих сыновей — Аполлона и Валериана. Мальчики были не просто способными, но чрезвычайно талантливыми. Аполлон со временем станет знаменитым поэтом, а рано погибший Валериан успел-таки в несколько лет напечатать в ведущих русских журналах свои философски глубокие критические статьи и завоевать огромный авторитет в критике — ему пророчили место умершего от чахотки Белинского. Преподавать русскую словесность таким мальчикам Гончарову было непросто, но он блестяще справился с задачей. Семья Майковых не только навсегда признала его педагогический талант (Майковы будут рекомендовать Гончарова как педагога в царскую семью), но и полюбила будущего писателя, разглядев в нём глубокую и симпатичную личность.

Так и получилось, что проба литературных сил Гончарова прошла в знаменитом художественном салоне Майковых, где собирались не только многие литераторы, но и артисты, художники, журналисты, издатели — все, кому было дорого истинное искусство. Из писателей сюда заходили Фёдор Достоевский, Иван Тургенев, Николай Некрасов, поэты Яков Полонский и Владимир Бенедиктов,[121] критик Степан Дудышкин и многие другие менее знаменитые, но симпатичные люди.

Владимиру Андреевичу Солоницыну предстояло сыграть заметную роль в жизни и писательской судьбе Гончарова. В 1836–1841 годах он являлся помощником правителя канцелярии департамента внешней торговли Министерства финансов. Он и сам, будучи учителем Аполлона и Валериана Майковых, не лишен был литературного дара. Не случайно в начале 1840-х годов Солоницын редактировал вместе с О. И. Сенковским[122] журнал «Библиотека для чтения». Но главное — Солоницын привел Гончарова в семью Майковых, недавно переехавших из Москвы и привнёсших в свой петербургский салон замечательные московские черты: настоящее гостеприимство и добродушие, отсутствие официоза, искренность и теплоту отношений.

Семья была совершенно необычная. Род Майковых был не простой — он восходил к великому подвижнику Русской Православной Церкви святому Нилу Сорскому![123] Другой предок Майковых — Василий Иванович — был весьма известным в XVIII веке писателем, автором бурлескной поэмы «Елисей, или Раздражённый Вакх». Отец и дядя главы семейства — академика живописи Николая Аполлоновича Майкова — также занимались творчеством: писали комедии, стихи и даже басни. Сам же Николай Аполлонович отличился художественным талантом: расписал знаменитый Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге. Мать семейства — Евгения Петровна — в девичестве носила фамилию Гусятникова и была дочерью московского купца-золотопромышленника Петра Михайловича Гусятникова. Она была не только необычайно доброй, гостеприимной женщиной, но и обладала изящным вкусом и склонностью к творчеству: опубликовала в 1840–1850-х годах две повести и несколько стихотворений. Чрезвычайной одарённостью отличались и все дети Майковых, в особенности Аполлон и Валериан. Сюда-то, в «братскую семью или школу, где все учились друг у друга», и явился молодой Иван Александрович. Он стал преподавать младшим сыновьям Майковых не только русскую литературу, но и эстетику, риторику, латынь. Здесь в разговорах посетителей салона оттачивались эстетические взгляды будущего романиста.

Гончаров нелегко сходился с людьми, и мало кого можно назвать его друзьями. Но уж если таковые друзья находились, они сопровождали Гончарова на протяжении всей жизни. Майковы как раз и оказались самыми верными, самыми преданными друзьями Гончарова. Когда в 1888 году Гончаров будет поздравлять своего ученика знаменитого поэта Аполлона Майкова с полувековым юбилеем литературной деятельности, он напишет: «Вместе с этим юбилеем праздную про себя и другой, параллельный юбилей — нашей полувековой с Вам и со всем домом Вашим, от отцов до детей Ваших, дружбы, которая никогда ничем не омрачалась, не охлаждалась и была всегда тепла, чиста и светла…».[124] В дом Майковых писатель всегда приходил как в свой дом, получая там тепло, ласку, совет, утешение. К ним обращены самые задушевные и тёплые письма автора «Обломова». Майковы искренно любили Гончарова и числили его в кругу «прекраснейших» людей. В некрологе на смерть Аполлона Николаевича Майкова A.A. Голенищев-Кутузов писал: «Аполлон Николаевич считал себя очень счастливым в своих личных связях и знакомствах и часто… выражал трогательную благодарность судьбе за то, что она постоянно сталкивала и сближала его с людьми, которых он… называл «прекраснейшими». При этом он называл… Гончарова…».[125] Разумеется, в числе других, не менее достойных людей.

Причины такой близости ясны. Они кроются в схожей житейской и мировоззренческой консервативности Майковых и Гончарова. Их сближала глубокая, недекларируемая, неханжеская, скрываемая от любопытного взора религиозность, а также монархические симпатии. Главное же — ив Майковых, и в Гончарове горел один и тот же огонёк бескорыстного артистизма, художества, любовь к изящному, стремление к красоте. И ещё: они должны были уважать друг в друге глубину личности и ничем не возмутимую порядочность, нравственную уравновешенность…

Гончаров стал преподавать Валериану и Аполлону то, что ещё сравнительно недавно изучал сам на университетской скамье. Прежде всего он прививал мальчикам любовь к изящной стороне жизни, а потому в русской литературе выделял прежде всего несравненного Пушкина. И очень подробно останавливался на античной истории и культуре, заставляя штудировать И. Винкельмана, читать греческих и римских авторов. Поскольку Аполлон Майков прославится именно как поэт-антик, а сам Гончаров, следуя опять-таки за Пушкиным, как никто из русских прозаиков, отталкивается от античной эстетики, на этой стороне поэтической жизни романиста следует остановиться особо.

Античность Гончаров не просто прекрасно знал, но и по-своему боготворил её, хотя и без той страстности, как герой его последнего романа Козлов. Эллинизм писателя, наряду с его христианством, был одним из важнейших факторов его творчества и уж точно определяющей доминантой его эстетики. В произведениях Гончарова он выражается многосторонне и разнообразно. Это и спокойное, неторопливое, поистине «гомеровское» повествование, исполненное эпического духа и объективности. Это и приверженность мельчайшим деталям быта, которые под пером поэта (а Гончаров — писатель именно поэтического склада!) преображаются в значимые детали, а то и символы бытия, это и восприятие мира в его неразложимости и цельности, в его одухотворенной пластичности и гармонии.

Но самое главное заключается в том, что именно Античность (как ни странно — наряду с православием!) научила Гончарова равновесию как жизненному и эстетическому принципу. Гончаров — это прежде всего равновесие как универсальный принцип (хотя этот принцип далеко не всегда у него реализован). Всю свою жизнь писатель выстраивал систему уравновешенных противоположностей: столица — провинция, патриархальность — буржуазность, ум — сердце, религиозность — светскость, мечтательность — прагматизм и пр. и пр.

Уже к университету Гончаров порядочно знал латинский язык, а в университете изучил ещё и греческий. Правда, читать, кроме хрестоматий, на этих языках было почти нечего. Античные авторы в период его учёбы в университете читались во французских переводах. И Гончаров изучает древнегреческих авторов по французским переводам. С латинскими писателями было примерно то же самое. Правда, в «Обрыве» он признается, что в университете, примерно к середине 1830-х годов, у первых учеников «явились оригиналы» античных авторов. В воспоминаниях о своей университетской жизни он пишет: «Я знал порядочно по-французски, по-немецки, отчасти по-английски и по-латыни. Без последнего языка нельзя было поступить ни в какой факультет.[126] Я переводил ä livre ouvert[127] Корнелия Непота, по которому все учились, как по «Телемаку» Фенелона во французском языке». Как известно, Корнелий Непот был основоположником литературного жанра жизнеописаний. Упомянутый Гончаровым труд состоял из 16 книг, из которых до нашего времени дошли только лишь извлечения под названием «О выдающихся полководцах иноземных народов», «О латинских историках». Корнелий Непот в этих книгах критиковал нравственный упадок современного ему римского общества и давал героические примеры поведения римских граждан в прошлом.[128] Во многом автобиографический герой Райский читает в романе «Обрыв», вероятно, то же, что читал и сам Гончаров: «От Плутарха[129] и «Путешествия Анахарсиса Младшего»[130] он перешел к Титу Ливию[131] и Тациту,[132] зарываясь в мелких деталях первого и в сильных сказаниях второго, спал с Гомером, с Дантом и часто забывал жизнь около себя, живя в анналах…[133]»

120

Солоницын Владимир Андреевич (1804–1844) — в 1836–1841 гг. помощник правителя, а с 1841 г. правитель канцелярии депертамента внешней торговли Министерства финансов; близкий друг семьи Майковых, учитель Аполлона и Валериана Майковых; соредактор О. И. Сенковского в журнале «Библиотека для чтения». Для Гончарова он являлся не только умным и доброжелательным старшим товарищем, но и источником важной информации, помогавшей осмыслить происходящие в России процессы. Так, от Солоницына Гончаров ещё в 1840-х гг. знал в подробностях о готовящейся реформе крепостного права.

121

Бенедиктов Владимир Григорьевич (1807–1873) — известный поэт, переводчик. Создатель поэтического стиля «вульгарного романтизма». В 1830-х гг. пользовался популярностью не меньшей, чем A.C. Пушкин.

122

Сенковский Осип Иванович (1800–1858) — русский писатель, журналист, востоковед. Полиглот, профессор Петербургского университета по кафедре арабского, персидского, турецкого языков. Редактор журнала «Библиотека для чтения». Печатался под псевдонимом Барон Брамбеус.

123

Преподобный Нил Сорский (1433–1508) — знаменитый деятель Русской церкви. Автор богословских сочинений. Считал, что иночество должно быть не телесным, а духовным, требующим не внешнего умертвления плоти, а духовного совершенства, очищения мыслей и сердца. Враг всего внешнего. Это вполне соответствует духу религиозности, господствовавшему в семье Майковых. Гончарову такое направление мысли, несомненно, весьма симпатично.

124

Литературное наследство. Т. 102. М., 2000. С. 371.

125

Володина Н. В. Майковы. Преданья русского семейства. СПб., 2003. С. 157.

126

В 1809 г. император Александр I, удрученный безграмотностью дворянства, издал указ, по которому чин коллежского асессора мог быть получен только после экзамена. В соответствии с этим указом латинский язык становился обязательным для изучения. Старший современник Гончарова М. А. Дмитриев писал по этому поводу: «Например, о латинском языке было такое понятие (впрочем, то же и нынче в провинциях), что он нужен только для лекарей и семинаристов. Как все удивились, что по этому указу требуется для дворянских детей знание языка латинского! Самое слово: студент, звучало чем-то не дворянским!…» (Дмитриев М. А. Мелочи из запаса моей памяти // Дмитриев М. А. Московские элегии. М., 1985).

127

Без предварительной подготовки, с листа (фр]).

128

См.: Краткая литературная энциклопедия. Т. 3. М., 1966. С. 745.

129

Греческий историк Плутарх (40-е I в. — после 119) оставил после себя довольно большое творческое наследие, более 200 произведений, хотя сохранилось далеко не все. Гончаров читал, конечно, знаменитые «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, в которых сравниваются биографии великих греков с биографиями великих римлян.

130

Имеется в виду книга аббата Жан-Жака Бартелеми (1716–1795), полное название которой: «Путешествие юного Анахарсиса по Древней Греции» (Voyage de jeune Anacharsis en Grece). Впервые опубликована в 1788 г.

131

Тит Ливий (59 до н. э. — 17 н. э.), римский историк, автор «Истории Рима от основания города».

132

Труд римского историка Тацита назывался «Аналлы» (летопись).

133

Аверинцев С. С. Добрый Плутарх рассказывает о героях, или Счастливый брак биографического жанра и моральной философии // Плутарх.