Страница 7 из 67
Леди Гробдейл! Никогда о такой старуха не слыхивала.
— А далеко ли ехать-то?
— С дюжину миль по старой дороге в Голден-Фрайрз.
Эх, жаль ведь денежки упускать — и она садится в карету. Форейтор хлопает дверцей, стекло дребезжит, будто смеется. Рослый смурной господин в черном сидит напротив нее, и карета мчится так, что глядеть страшно; с дороги они сворачивают на какой-то узкий проселок, лес дремучий кругом, высокий — она такого и не видала отродясь. Чем дальше, тем больше ей не по себе: уж в здешних местах она каждую тропу-дорожку наизусть знает, а эту видит в первый раз.
Господин ободряет ее. Над горизонтом взошла луна, и в ее лучах мамаша Карк видит старинный замок. В лунном сиянии тускло мерцает его силуэт — главная башня, сторожевая башня и зубчатый парапет. Туда-то они и держат путь.
И тут старуха вдруг чувствует, как на нее наваливается сон; но хоть она и клюет носом, но понимает, что они все еще едут и что дорога под колесами совсем дрянь.
С трудом она заставляет себя очнуться. Где карета, замок, форейторы? Все сгинуло, только дивный лес все тот же.
Она трясется на грубой телеге, едва прикрытой подстилкой из тростника, какой-то худющий верзила в отрепьях сидит впереди, каблуком пиная несчастную клячу, которая кое-как тащит их за собой, хотя у самой видать каждую косточку, а вместо вожжей у возницы в руках простая веревка. Они останавливаются возле жалкой лачуги из камней, стены, кажется, ходят ходуном; соломенная крыша до того худая и гнилая, что по углам сквозь нее проступают стропила — точь-в-точь кости доходяги-клячи, с ее огромной головой и ушами.
Долговязый костлявый возница сходит на землю — рожа страшная, вся чем-то перемазана, как и руки его.
Да это ж тот самый чумазый великан, что заговорил с ней на пустынной дороге возле Мертвецкой Балки! Однако теперь отступать некуда — и она идет за ним в дом.
В большой убогой комнате горели две тусклые свечи, на грубо сколоченной кровати среди драного тряпья лежала женщина и жалобно стонала.
— Леди Гробдейл, — представил ее страхолюдный хозяин и тут же принялся мерить шагами комнату, беспрестанно качая головой, грозно топая ногами и ударяя кулаком одной руки в ладонь другой, и когда доходил до угла, то вроде как с кем-то там говорил и смеялся, хотя не было не видно никого, кто мог бы его слышать или ему отвечать.
В увядшем, изможденном создании, в ее печальном и чумазом, как у хозяина, лице, которое в жизни, кажется, ни разу не умывали, мамаша Карк признала свою некогда беззаботную красавицу Лору Лью.
Ее страшилище-муж все ходил и томился странными перепадами настроения, выказывая то гнев, то горе, то веселье, и всякий раз, когда бедняжка испускала стон, он вторил ей, словно эхо, как будто злобно над ней насмехался. Во всяком случае, так объяснила это себе мамаша Карк.
Наконец он решительно вышел в соседнюю комнату, с грохотом закрыв за собой дверь.
Когда пришло время, бедная роженица разрешилась от бремени девочкой.
Да и то сказать — девочкой, скорее уж бесенком! Длинные острые уши, приплюснутый нос и огромные, беспокойные глаза и рот. Ребенок тотчас заорал и залепетал на непонятном наречии, и на шум в комнату заглянул папаша и велел sage femme не уходить, пока он ее не вознаградит.
Улучив момент, несчастная Лора шепнула на ухо мамаше Карк:
— Ежели б нынче ночью ты не справляла дурное дело, он не смог бы тебя залучить. Возьми ровно столько, сколько по праву причитается тебе за труды, иначе он тебя отсюда не выпустит.
В ту же минуту хозяин вернулся с мешком золотых и серебряных монет, насыпал горку на стол и велел повитухе брать сколько пожелает.
Она взяла четыре шиллинга, свою обычную меру, не больше и не меньше, и никакие уговоры не могли склонить ее добавить к этому хоть фартинг. Он так озлился на ее упрямство, что она от греха подальше кинулась из дому наутек.
Он за ней.
— Нет, ты возьмешь свои деньги! — взревел он, схватил мешок, еще наполовину полный, и швырнул ей вслед. Мешок ударил ей в плечо, и то ли от удара, то ли от ужаса она повалилась наземь, а когда пришла в себя, было утро и она лежала на пороге собственного дома.
Говорят, с тех пор она бросила всякое гаданье и ворожбу. И хотя история эта случилась шестьдесят с лишком лет тому назад, Лора-Колокольчик, как полагают знающие люди, до сих пор жива и будет жить, покуда для всех фэйри не пробьет последний час.
Э. и X. Херон
Э. и X. Херон — псевдоним английских писателей Кейт (Кэтрин О’Брайен) Причард и ее сына Хескета (Хескета Вернона) Причарда.
Рассказ «История Медханс-Ли» включен в сборник «Призраки, бывшие непосредственным опытом Флаксмана Лоу» (1899). Все двенадцать рассказов этого сборника объединены личностью первого в истории «оккультного детектива»-любителя Флаксмана Лоу, который увлеченно предается «изучению психических феноменов». Действие каждого рассказа неизменно развертывается в одном из загородных домов или поместий Англии, где происходит некое событие, «неподвластное уму». Если к Шерлоку Холмсу обращаются те, кто отчаялся раскрыть преступление с помощью официального следствия, то Флаксман Лоу помогает сохранить здравый рассудок жертвам, столкнувшимся со сверхъестественными явлениями, которые выходят за пределы рационального восприятия.
ИСТОРИЯ МЕДХАНС-ЛИ
(Пер. С. Сухарева)
Изложенное ниже опирается на несколько источников: это рассказ Нэр-Джонса, бывшего старшего хирурга в больнице святого Варфоломея, о небывалом ужасе, пережитом им в Медханс-Ли и в сумрачной буковой аллее; описание Сэйвелсаном того, что он слышал и видел в бильярдной — и не только; бессловесное, однако неоспоримое свидетельство самого Харланда — толстяка с бычьей шеей; и наконец, беседа, которая состоялась затем между тремя этими джентльменами и мистером Флаксменом Лоу, известным психологом.
Харланд с двумя своими гостями провел тот памятный вечер 18 января 1899 года в доме Медханс-Ли по чистой случайности. Дом стоит на склоне горы, частично покрытой лесом, в одном из центральных графств. Главный фасад обращен на юг и смотрит на обширную долину, окаймленную голубыми очертаниями Бредонских холмов. Место это уединенное: ближайшее жилье — небольшая гостиница на скрещении дорог — находится примерно в полутора милях от ворот дома.
Медханс-Ли славится не только длинной и прямой буковой аллеей. Харланд, подписывая договор об аренде, держал в голове только эту живописную аллею: о прочих особенностях ему довелось узнать лишь позднее.
Харланд сколотил состояние, будучи владельцем чайных плантаций в Ассаме,[11] и обладал всеми достоинствами и недостатками, свойственными человеку, который большую часть жизни провел за границей. При своем первом появлении в Медханс-Ли он весил свыше двух центнеров и почти каждую фразу заканчивал вопросом: «Усвоили?» Размышлений о высоких материях чурался, а главную жизненную цель усматривал в том, чтобы больше не толстеть. Голубоглазый, мощного сложения, с шеей, налитой кровью, но по характеру мягкий, хотя и не робкого десятка, он к тому же превосходно пел под аккомпанемент банджо.
Сделавшись на время владельцем Медханс-Ли, Харланд убедился в необходимости навести в доме порядок и заново его отделать, а трудов это сулило немалых. Пока шел ремонт, он обосновался в гостинице ближайшего захолустного городка, откуда почти ежедневно наезжал в свою вотчину, дабы наблюдать за ходом работ. Он провел у себя в доме Рождество и встретил Новый год, однако числа пятнадцатого января воротился в гостиницу «Алый лев», где коротал время с приятелями — Нэр-Джонсом и Сэйвелсаном, которые выразили желание на предстоящей неделе переселиться вместе с ним в обновленный дом.
11
Ассам — штат на востоке Индии (в Индии же родился младший из авторов и служил его отец).