Страница 64 из 67
ДУХ ДОЛЬМЕНА[150]
(Пер. С. Сухарева)
— О, да ты, как я слышал, покинул насиженное место? Странно! — заявил я Рональду Долтону.
Рональд кивнул.
— Очень, очень жаль, но после того, что случилось, нас никакими силами там нельзя было удержать. Я тебе ни о чем не рассказывал, но тогда мы ни с кем, даже и со старыми друзьями, особо не делились.
Мы сидели вдвоем в сумерках июньского вечера. За окнами — после сильнейшей грозы — по крышам, по деревьям, по стеклам хлестал ливень.
— Если хочешь, могу тебе рассказать, — вдруг произнес Рональд.
Я втайне надеялся на это, поскольку Рональд строго соблюдал верность фактам, а мое любопытство разожгли газетные отчеты о необычном способе самоубийства, совершенного одним из его гостей.
— Мой брат, — начал Рональд бесстрастным тоном, что придавало его рассказу большую убедительность, — тесно сошелся в Лондоне с Гэвином Томсоном. Я познакомился с Гэвином, когда он на неделю приехал к нам погостить. Он страстно увлекался раскопками, а оставленное отцом приличное состояние позволяло ему вволю предаваться любимому занятию.
Гэвину не исполнилось еще и тридцати, это был темноволосый красивый юноша, мужественного вида. Несмотря на молодость, он уже завоевал себе известность даже среди специалистов. Ходили истории о его жизни среди бедуинов[151] — для европейца нечто неслыханное. Но побудить его живописать свои подвиги было непросто.
Я тоже, как и брат, проникся к нему симпатией: личностью он был притягательной. Гэвин утверждал, что проштудировал все старинные книги о Стоунхендже,[152] какие только сумел раздобыть. Он был зачарован преданиями о друидах и горел желанием проверить кое-какие свидетельства самолично.
Гэвин спросил, известно ли нам что-либо об элементалях,[153] но тут же рассмеялся и попросил нас не опасаться — он ими не одержим. Мы стали расспрашивать Гэвина подробнее: мне почудилось, что за его небрежной манерой скрывается нешуточная озабоченность. Гэвин определил элементалей как уродливых злых духов, не имеющих образа. Они стремятся найти человеческое тело, с тем чтобы в него внедриться. Предполагается, что им дана определенная власть над смертными в той местности, где некогда торжествовало великое зло.
Внезапно Гэвин оборвал себя и принялся толковать о лунном свете на дольмене Стоунхенджа, развивая престранную собственную теорию, недоступную нашему пониманию. Мне показалось, что он нарочно морочит нам голову, желая отвлечь от затронутой ранее темы.
Временами Гэвин снисходил до нашего уровня: пояснил, в частности, что друиды предпочитали совершать свои ритуалы в определенные фазы Луны. «Потому-то я и должен проводить исследования по ночам», — добавил он. Мы вручили ему ключ, чтобы он мог входить в дом и выходить, когда ему вздумается. Гэвин признался нам, что стоит на пороге величайшего открытия, которое впишут в историю.
Пробыв у нас две недели, Гэвин отправился на поиски материалов в Бретань, но до отъезда успел исписать целую груду листов. Через три месяца он вернулся — больной, исхудавший; запавшие глаза лихорадочно блестели. Мы умоляли его дать себе ночью отдых, но он и слышать ничего не хотел, а стоило только ему заговорить о Стоунхендже, как глаза у него странным образом загорались.
Ночью, когда Гэвин отправился в свою экспедицию, я поднялся к нему в комнату с целью убедиться, что у него есть все нужное. Повсюду валялись книги; на столе лежал том с какой-то закладкой. Я раскрыл его и обнаружил там нож — кривой, из чистого золота — и без труда определил, что это образчик жертвенного ножа; лезвие его было таким острым, что я глубоко порезал себе палец.
Заинтригованный, я вгляделся в страницу и прочитал следующее: «ЭЛЕМЕНТАЛИ СТОУНХЕНДЖА. Хотя времена друидов давно миновали и крики их жертв не оглашают более безмолвие ночи,[154] а с каменного алтаря ныне не стекает кровь, однако же небезопасно устремляться к нему, когда жертвенная луна находится в полной фазе. Ибо друиды пролитой ими кровью, принесенными ими мерзкими жертвами и союзом, заключенным с дьяволом, навлекли на эту местность силы зла. Говорят, что над этими окрестностями витают бесформенные невидимые ужасы и в назначенные часы жаждут найти обиталище в человеческом теле. Буде они там обоснуются, изгнать их прочь — предприятие крайне затруднительное».
Книге, которую я держал в руках, наверняка было не одно столетие. Я просмотрел остальные: все они были посвящены тому же предмету. Гэвин, похоже, целиком отдался его изучению. Я сообщил об увиденном брату: он согласился со мной, что бедняга Гэвин, по его мнению, явно перетрудился.
«Не исключено также, что им овладел какой-нибудь элементаль», — добавил он, и мы оба рассмеялись.
На следующую ночь мы решили отправиться с Гэвином вместе. Когда он, как обычно, сел за руль, к нему в автомобиль прыгнула, к нашему изумлению, собака. Гэвин вышвырнул ее назад с яростью, нас удивившей, и велел нам забрать животное к себе. Мы так и сделали, однако собака, словно взбесившись, стрелой помчалась вслед за автомобилем, и вскоре мы потеряли их из виду.
Примерно через полчаса двинулись в путь и мы. Ночь была тихая и теплая; по всему небу неслись облака, то и дело скрывавшие луну, отчего сразу становилось темно. Чуть поодаль от цели путешествия мы заглушили мотор и пошли напрямик по траве. Суровые удлиненные камни высились под лунным светом. Мне они почему-то показались необъяснимо зловещими, словно замышляли рухнуть и кого-нибудь раздавить.
Еще издали мы заметили фигуру, которая крадучись пробиралась между огромными каменными столбами. В полутьме она походила на некий неясно очерченный призрак. Брат беззвучно ахнул. Призрак остановился у каменного алтаря, окутанного густой тьмой. Что-то во тьме блеснуло — как будто лезвие ножа, и до нашего слуха донесся душераздирающий предсмертный взвизг.
Луна скрылась за облаком; мы сломя голову побежали назад, оступаясь на мокрой траве. Впопыхах проскочили мимо машины, потом отыскали ее, кое-как в нее ввалились и рванули с места на полной скорости. Дома оказалось, что Гэвин уже лег спать, и ему пришлось спуститься вниз, чтобы отпереть дверь. Из-за усталости он нашей взбудораженности не заметил, а мы коротко пояснили, что решили немного проехаться.
На следующий день, проведя ночь почти без сна и устыдившись своего малодушия, мы твердо решили снова последовать за Гэвином. Он весь день выглядел задумчивым и до крайности рассеянным, а говорить мог только об открытии, которое ему предстояло сделать.
Выждав час после его отъезда, мы тоже сели в машину. На этот раз луна не появлялась, но мы захватили с собой электрический фонарь. Вскоре я заметил Гэвина: он стоял на коленях у каменного алтаря. Вид Гэвина, одетого, как обычно, в твидовый костюм, нас ободрил. Мы приблизились к нему вплотную, но он даже не повернул головы. Я положил руку ему на плечо, но он не пошевелился, так как был без сознания. Я приподнял его голову, и луч фонаря осветил его недвижные глаза: Гэвин был мертв. Мы уложили его на каменный алтарь, пытаясь обнаружить в нем хотя бы искру жизни, но все наши усилия ни к чему не привели. Сорочка Гэвина была окровавлена, а из груди торчала рукоятка небольшого ножа. Он лежал на жертвенном камне с запрокинутым лицом белее мела и остекленевшими глазами, волосы у него были всклокочены, а вокруг над ним высились гигантские каменные столбы — словно бы справлявшие торжество оттого, что их почтили кровавым жертвоприношением. Фонарь, судорожно плясавший в руках у брата, отбрасывал по сторонам причудливые тени.
Мы стояли, склонив головы перед громадными монументами — надгробиями, которые сделали бы честь любому королю. Потом, собравшись с духом, перенесли тело в машину. Стоунхендж позволил нам удалиться, удовлетворенный тем, что его камни вновь обагрились кровью.
150
Дольмен — древнее сооружение из огромных каменных плит, напоминающее по форме стол. Дольмены встречаются в разных культурах и, предположительно, представляют собой гробницы.
151
Бедуины — кочевые арабские племена.
152
Стоунхендж — древнее сооружение на юге Англии, представляющее собой два концентрических круга из дольменов. Считается мистическим местом; его подлинное назначение все еще остается загадкой, хотя понятно, что, скорее всего, друиды (жрецы у кельтских народностей) проводили здесь религиозные церемонии и астрономические наблюдения.
153
Элементали (духи стихий) — алхимическое понятие, восходящее к древнему представлению о четырех стихиях (воздух, огонь, земля и вода). Образы духов стихий преимущественно заимствованы из фольклора (гномы, ундины и др.).
154
…времена друидов давно миновали и крики их жертв не оглашают… — Сохранились летописные и археологические свидетельства того, что друиды, возможно, действительно практиковали человеческие жертвоприношения.