Страница 3 из 187
– Зачем вы к нам ходите? – спрашивала его порою какая-нибудь женщина. – Вы такой богатый барин и ходите в экую мерзость? Зачем это?
– Затем, что мне так нравится, – отвечал загадочный посетитель, и более сказанного – ни полуслова не прибавлял в пояснение своих поступков, которые как будто постоянно клонились к тому, чтобы только дразнить хорошею приманкою воров и мошенников, чтобы вызвать с их стороны какое-нибудь нападение.
И вскоре подобное приключение, действительно, последовало с загадочным посетителем.
Фомка-блаженный вместе с Осипом Гречкой (дело было месяца за два до ареста последнего по делу Морденки) не на шутку прельстились хорошей поживой, какая могла бы приплыть в их руки, если бы удалось ограбить чудного гостя. Задумываться над подобным делом было, конечно, не в характере обоих приятелей, и потому, улучив однажды минуту, когда он поздней ночью вышел из одного притона, в Таировом переулке, Шомушка накинул ему сзади на голову большой платок, снятый перед этим с трущобной женщины, а Гречка спереди ухватил его за ворот. Но едва успел он сделать это движение, как удар наотмашь повалил его наземь. Чудной гость бил рукою, вооруженною стальным инструментом, известным под поэтическим названием sortie de bal[351], который постоянно хранился в его кармане, и в этом же кармане постоянно обреталась правая рука чудного гостя, при входе и выходе из трущоб Сенной площади. Гречка никак не ожидал такого приема, а сила удара была столь велика, что он без чувств покатился на мостовую. Менее чем в одну секунду чудной гость сорвал с головы платок и в свою очередь схватил за горло Фомушку.
– Караул! – прохрипел задыхаясь, блаженный.
– Молчи, любезный, сейчас отпущу, – спокойно промолвил давивший и, сжав еще раз настолько, чтобы сразу ослабить грабителя, отнял от его шеи свою сильную руку.
Тот было ударился бежать, но чудной гость на первом же шагу опять схватил его за горло.
– Нет, мой друг, постой: бежать тебе от меня некуда да и незачем, а если побежишь или закричишь – сейчас же положу на месте.
Молодой человек был очень силен; хотя Фомушка, не говоря уже о Гречке, быть может, был и гораздо посильнее его, так что справиться с чудным гостем для него не считалось бы особенно мудрою задачею, но он безусловно покорился теперь его воле, потому, во-первых, что перед ним замертво лежал уже на земле его товарищ, а, во-вторых, это спокойствие, решимость и находчивость молодого человека в столь критическую минуту и наконец эти загадочные появления и поступки его в трущобном мире – в глазах блаженного невольно окружили теперь его личность каким-то внушающим почтительность ореолом. Недаром же он у них и «чудным гостем» прозывался. «Черт его знает, может, это такая силища, что и десятерых на месте пришибет», – мелькнуло в ту же минуту в глазах блаженного, и он вполне покорно и безмолвно стал перед своим сокрушителем.
– Вы меня ограбить хотели? – спокойно и незлобно спросил он.
– Есть, ваша милость!.. Есть грех наш перед вами! – раскаянно поклонился Фомушка.
– Вам нужны деньги?.. Сколько вы хотите?
– Ничего не хотим, милостивец, отпусти только! Ничего не желаем, – прости ты нас!
– Бог простит, а я не сержусь, только ответь же мне, сколько тебе нужно денег? Я дам, не бойся.
Фомушка задумчиво почесал за ухом и, униженно ухмыляясь, промолвил:
– Сколько милость ваша будет.
– Ну, да сколько же, однако? – настаивал меж тем молодой человек.
– Да сколько пожалуете… Вечно бога молить за вас буду…
И молодой человек подал изумленному Фомушке свой толстый бумажник.
– Да вы шутить изволите, ваша милость, – недоверчиво пробормотал блаженный, порываясь и не смея коснуться предлагаемого бумажника.
– Зачем шутить?.. Нисколько не шучу. Ведь если ты грабишь, стало быть, тебе нужны деньги, – не так ли?
– Нужны-то нужны, ваше… Уж как и назвать-то, не знаю… сиятельство, что ли?
– Это все равно, как ни зови. Ты, пожалуйста, без чинов, а говори попроще и покороче: нужно тебе?
– Так точно, ваша милость!
– А нужно, так и бери!
И оставя в руках блаженного бумажник, молодой человек отвернулся и тихо прошелся в сторону.
Фомушка меж тем, совсем не зная что и подумать обо всем происходящем, вынул трепетной рукой пачку банковых билетов и раздумчиво, под влиянием какого-то чувства совестливости, взял только одну двадцатипятирублевку.
– Ну, кончил, что ли? – спросил тот приближаясь.
– Кончил, ваша милость! – И Фомушка почтительно подал ему бумажник, который тот, даже не заглянув в него, небрежно сунул в свой карман и взял блаженного за руку.
– Теперь ступай за мною, – сказал он, направляясь к Садовой улице.
– Отпустите, ваше сиятельство!.. Ни денег ваших, ничего мне не надо!.. Простите, христа-ради! – взмолился Фомушка, упираясь на месте.
– Чего ты, дурак?! – остановился чудной гость. – Чего ты?! Не бойся, в полицию не поведу тебя и дурного ничего не сделаю.
– Да куда ж вы меня тащите?
– К себе на квартиру – ты нужен мне. Понимаешь ли? Нужен!
– Да нет, вы верно по начальству желаете…
– Зачем по начальству, если я мог просто на месте – взять да убить тебя?.. Ступай, зла тебе никакого не будет, – порешил он и снова потащил его за руку.
Фомушка не противоречил более, решась покорно идти с ним и только недоумевая, что из этого выйдет. Он оглянулся назад, на Гречку, но тот уже поднялся и, прихрамывая, поволок свои ноги в противную сторону.
У одного из подъездов на Садовой улице ожидала барская карета. Молодой человек втолкнул в нее Фомушку, и сам сел подле. Приехали к небольшому каменному домику щегольской наружности. Сонный дворник при виде кареты поспешно дернул за ручку звонка, и в ту же минуту с лестницы сбежал лакей со свечою. Дворник снял шапку, лакей почтительно поклонился, когда молодой человек проходил мимо. Фомушка не понимал, ни где он, ни с кем он, и еще пуще пришел в изумление, когда очутился с глазу на глаз «с чудным гостем» в его роскошно отделанном кабинете. «Коего дьявола нужно ему от меня? – подумалось в это время блаженному. – Ведь коль нашим рассказать – не поверят, черти, ей-ей не поверят!»
– Хочешь есть или пить? – спросил его молодой человек. – Ты не церемонься, хочешь, так и говори: хочу, мол.
– Ежели, теперича, такая милость ваша есть… можно и насчет напитку…
– Вина или водки?
– Нам, по простоте, ваше сиятельство, нам эдак водочки бы…
Хозяин распорядился, и человек принес на серебряном подносе муравленный кувшинчик и две золотые чарки.
Фомушка выпил и вскочил с места: у него рот зажгло и глаза выпучило от крепости поданного напитка.
– Сроду не пивал, а пьяница, кажись, добрый! – пробормотал он, крякнув и отряхиваясь головою.
– Ну, теперь давай о деле потолкуем, – начал хозяин, снова оставшись один на один с блаженным. – Тебя как звать-то? По виду – не то на церковника, не то на нищего смахиваешь?
– От святые церкви, во святом крещении Фомою наречен, ваше сиятельство, а мирские людишки – блаженным прозывают, – ответил Фомушка, – и как я теперича в странном житии подвизаюся…
– Нечего сказать, хорошее житие! – усмехнулся молодой человек.
– Что ж, ваша милость, такая уж линия, значит, прописана – надо полагать – по-небесному.
– А если эта линия по-земному да доведет тебя до Сибири?
– А что ж такое? Не столь страшен черт, как его малюют, как говорится.
– Ну, а как ты полагаешь, если уж идти в каторгу, то как лучше идти: за безделицу ли, али уж за такую штуку, которую не всякий и выдумать сможет?
– Уж всеконечное дело, ваше сиятельство, за плевок не стоит и конфуз приймать на спину да на лик-то свой, потому, все же он, лик-то этот, человеческий, по писанию – образ есть и подобие божие. А за важнец-дело пропадать не в пример вольготнее, по крайности знаешь за что.
– Это так, это ты разумно рассуждаешь, – одобрительно заметил ему хозяин. – Но ведь тебе, поди-ка, не особенно хорошо на свете жить?
[351]
Женская вечерняя (бальная) накидка (фр.).