Беда

Белзер еще что-то говорил, а Джона чувствовал, как сжимается горло — карандаш не протолкнешь, палочку для коктейля, иголку, нитку…

— Угу… — кое-как выдавил он, когда Белзер вздумал спросить: «Ты в норме?»

— Не унывай, сынок! Все обойдется. У тебя есть дела поважнее. Миру нужны такие люди, как ты: добрые самаритяне.

Бруклинский маршрут L — коллаж из хипстеров, по картинке каждого вида. Слева от Джоны девица ковыряет ссадину на пальце колпачком шариковой ручки, плотная куртка в кривую клетку уже вполне по сезону, подумал Джона с изумлением. Каждый третий пассажир затыкает уши белыми наушниками, рой трутней, выпущенный в мир Стивом Джобсом. Пассажиры входят, выходят, узор подошв на грязном полу. Парочка тинейджеров в футболках по колено вошла через заднюю дверь, на шее — обмотанные скотчем коробки со сладостями.

Леди и джентльмены, мы собираем деньги не на баскетбольную команду и не на благотворительность, а ради самих себя, чтобы добыть карманные деньги и не болтаться по улицам. Предлагаем вам M&M’s, M&M’s с арахисом и Сникерс за один доллар.

Если Джона и чувствовал прежде какую-то вину перед Симоном Инигесом и его погибшим братом, это чувство сбродило и обратилось в ненависть. Кто они вообще такие? Машинально дергая нитки из ткани своего рюкзака, в результате он содрал бинт с саднящих пальцев.

Дерганая, джазовая Вторая авеню понесла Джону мимо шумной забегаловки с ближневосточными блюдами навынос. Джона заказал фалафель, слонялся, дожидаясь, пока будет готово, по тротуару. «Астор-плейс» с вращающимся кубом, два «Старбакса» через квартал. Ему представлялся суд — по сериалу «Закон и порядок». Все время назойливая мелодия, белые титры ползут по экрану, знакомая местность…

КВАРТИРА ДЖОНЫ СТЭМА

УГОЛ А И 11-Й УЛИЦЫ.

Музыка.

В одиночестве он сидел на диване, учился — без толку. Потыкался в компьютер, выкинул размокшую питу, поднялся взять из холодильника газировку. Сжал пальцами ручку на дверце, но все не открывал.

Любовь моя, разве тебе было плохо?

Да, плохо. Совершенно не понравилось. Еще острее захотелось как можно скорее покончить с этим.

Он стоял и проигрывал в уме наихудшие варианты развития событий и не заметил, сколько времени прошло, прежде чем его привел в чувство звонок домофона. Только экран микроволновки подсказал: без малого полчаса простоял тут соляным столбом.

Джона подошел к домофону:

— Да?

Напевно:

— Джона Стэ-эм!

Он впустил ее.

Поджидая Ив за дверью, Джона быстро составил план: сказать все откровенно. Честность — лучшая политика. Вся правда и ничего кроме правды. Если не сейчас, то когда? Авось она оценит его нежелание лицемерить.

Пока остывал чай, Ив улыбнулась, демонстрируя новый зуб, занявший место выбитого:

— Классная работа, правда?

Он прогулялся до окна и обратно, готовя в уме первую фразу.

— Джона Стэм, мы не в настроении?

Он промолчал. Ив подошла сзади, обхватила его, стиснула тонкими руками, словно петлей для удаления гангренозных тканей. Он вырвался, повернулся к ней лицом:

— Надо поговорить.

Она застыла. Потом потянулась к его ширинке.

Он перехватил руку:

— Подожди.

В ее глазах вспыхнул зеленый огонь — какой-то химический огонек, едкий. Она вновь протянула руку к ширинке, и он вновь ее перехватил. Держал он крепко, Ив дернулась от боли, но едва он выпустил ее пальцы, как она повторила попытку. Она улыбнулась, он улыбнулся в ответ: что это означало в их знаковой системе? Примирение? Или два зверя кружат, высматривая, как лучше напасть?

Он мог бы попросту выбросить ее за дверь. Мог бы, но не хотел: не такой он человек, с женщинами не сражается. И еще одно опасение: а что, если ей это придется по вкусу?

— Нет, — сказал он.

— Почему?

— Не хочу.

— Так откуда, — теперь она терла его пах коленом, — откуда же у тебя эрекция?

Спиной к кухонному шкафчику, руки переплетены, он пытается податься назад, она вжимается в него, полоска из двух металлов разной плотности, ее пах притиснут к его пенису, и она приговаривает: Джона Стэм, ты не можешь сказать «нет». Я же чувствую. Хочешь сказать, я все выдумала? Вот — руками щупаю. А на вкус?

Она рухнула на колени, зубами вцепилась в него сквозь два слоя ткани. Джона все еще удерживал ее руки, мешая ей расстегнуть ширинку, и она потянула язычок молнии зубами, проникла внутрь, ох, лучше бы носил штаны с ширинкой на пуговицах.

Прекрати

Он перебирал в уме данные по продолжительности жизни в разных странах, потом представлял себе открытые раны груди, всякую гадость, лишь бы сбить желание. Представил свою мать, потом мать, занимающуюся сексом с Лансом, Ханну, черную гадость, которую он вымывал у нее из подмышек, вспомнил, как она бросала в него своими экскрементами, вспомнил, как…

Прекрати, умоляю

Рэймонд Инигес, предсмертный вздох, а еще раковые опухоли, СПИД…

Пре кра ти

На диван, оседлал ее грудь, воткнулся ей в рот. Она задергалась взад-вперед, насос, качающий его пенис. Джона зажмурился. В последний раз — и все. Покончим с этим. Чем скорее, тем лучше. Наслаждайся — не чересчур, однако, почему бы и нет? Сейчас, пока это происходит. Скорей бы закончилось. Хватит-хватит-хватит.

Послышался глухой грохот. Снова и снова. Джона открыл глаза. Ив, откидываясь назад, билась затылком о подлокотник.

Он протянул руку — подложить ей под голову, но она оттолкнула руку, и снова «бум-бум», и опять «бум-бум». Сперва он напугался, что будет с бум-бум-бум-головой, но вскоре стал бояться уже за бум-диван, за бум-пол, за бум-дом, как будто Ив могла снести весь город, разрушить до основания. Бум-бум-бум-бух и бух в море, бум — и ничего не останется, кроме дымящегося кратера бум-бум-ненависти и похоти, бум-бум-бум БАМ-БАМ-БАМ-БАМ, он не мог это остановить, он не мог остановить себя.

Пот с его лба капал на нос Ив. Она быстро заморгала, словно в глазах у нее двоилось, утерла рот рукой, усмехнулась расслабленно:

— Ты никогда не подводишь.

Пока он натягивал штаны, она подошла к раковине, выпила два стакана воды и вернулась к дивану, шагая преувеличенно прямо, как водитель, демонстрирующий патрульному полицейскому «ноль промилле». Села и натянула юбку на колени.

— Что ты видишь, — спросил он, — в этот момент?

Она глянула в окно:

— Звезды.

Он сходил умыться и вернулся, крутя в руках полотенце.

— Мне кажется, нам больше не следует видеться. — Выждал и окликнул: — Ив?

— Мы видим людей в доме напротив. Значит, они могут видеть нас. Мы тоже — экспонаты Музея. Ты думал об этом, Джона Стэм?

— Я все обдумал, и мне жаль, что так вышло, мы можем обсудить это, если хочешь, но я так решил и надеюсь, что ты примешь это с достоинством. Всего-то пара месяцев, можно сделать вид, будто между нами вовсе ничего не было.

Она поглядела на него:

— Но ведь было же.

Он спросил:

— Хочешь это обсудить?

— Нечего тут обсуждать, — сказала она.

— Вот и хорошо. — Он подошел к двери, открыл ее, приглашая на выход. — Прощай.

Она улыбнулась:

— Нет. Не прощайся.

Проходя мимо Джоны, она сунула ему в руку что-то мягкое, квадратное. Футлярчик для украшений. Джона подождал, пока Ив не скрылась из виду, и открыл ее подарок. На серебряной цепочке, оправленный в серебро — человеческий зуб.

16

Неправильно выбрал интонацию, решил он.

Фраза «Мне кажется, нам больше не следует видеться» таит в себе множество смыслов. Может, это неуклюжая попытка самоанализа или провокация, чтобы вызвать реакцию партнера и свою реакцию на его реакцию. Или же извращенный способ добавить отношениям перчика: поссоримся, а потом совокупимся на полу ванной; я куплю шардоне. Или это благопристойный предлог потребовать извинений: ты поступила дурно, ползи на брюхе, моли о прощении, и все будет о’кей.