Павел I

Что же касается английского варианта воспоминаний, то их тоже никто не видел. Считается, что книгу Саблуков завершил за несколько лет до своей смерти. Что было далее — от даты смерти в 1848 году до публикации в 1865 году — всё это покрыто мраком неизвестности. Кто хранил, кто передавал издателю, по какому принципу — неизвестно. И самое главное: насколько авторский вариант соответствовал опубликованному тексу. Нет нужды доказывать общеизвестное: рукопись и текст книги далеко не всегда и во всём идентичны даже при живом авторе. Что же говорить о том, когда сочинителя давно нет в живых. Тут возможны любые «коррективы» авторского замысла и «вивисекции» первичного материала.

Подобные манипуляции были вполне возможны, учитывая ту атмосферу русофобии, в которой английское общество пребывало ещё с 30-х годов XIX века, и принявшей откровенно болезненные формы в период Крымской войны (1853–1856) и в последующие годы. Россия — «монстр», «угроза цивилизации», «левиафан, стремящийся к мировому господству». Журнал «Fraser’s Magazine» не принадлежал к числу специальных изданий; его читал английский обыватель, уверенный, что он живет в самой благополучной, наилучшей стране мира. Все же, кто угрожает этому благополучию — а тут Россия неизменно выдвигалась на первое место, — враги, варвары, чудовища во плоти. Потому и править там могут только жестокие, глупые, умалишённые деспоты. Вот тут-то книга Саблукова и могла прийтись весьма кстати. Ведь это свидетельство не просто «русского», а— «русского генерала».

Конечно, ничего уверенно утверждать нельзя, но некоторые детали и штрихи в публикации подобные мысли невольно навевают. Если, так сказать, в общеисторической части встречаются пассажи самого критического свойства, то в её фактической части подобные умозаключения никак не подтверждаются. Это — явная несуразность. Вторая, ещё более нарочитая — истории с «английским следом» в подготовке заговора против Императора.

В мае 1800 года за антирусские инспирации английский посол в Петербурге Чарльз Витворт (Уитворт) был выдворен из России. Это стало первостатейной светской сенсацией; об этом тогда говорил «весь Петербург». У Саблукова же по этому поводу приведён какой-то туманный текст. Так и не ясно, сам ли он затемнил эту историю, или издатели журнала потом «причесали», чтобы не бросать тень на благопристойный образ Британии…

Если же оставить в стороне все вышеприведённые оговорки и замечания, то нельзя не признать, что воспоминания генерала Н. А. Саблукова — один из лучших и достовернейших документов эпохи Императора Павла, позволяющий почувствовать её аромат, её неповторимую оригинальность во всех сложных перипетиях, надломах, разрывах и устремлениях. Потому данное произведение и стоит прочитать,

Глава I

Вступление. Двор Великого князя. Е. И. Нелидова, Путешествие графа и графини Северных. Гатчина. Кончина Екатерины. Первые дни нового царствования. Мероприятия Павла. Суд над Князем Сибирским. Новые Люди. Кутайсов. Обольянинов. Кологривов. Котяубицкий. Великие князья. Аракчеев. Его портрет. Ростопчин. Женский персонал Двора.

На днях мне пришлось перечитывать «Историю России» Левека,[143] в которой говорится о разногласии в мнениях, существующих до настоящего времени относительно Лжедмитрия, причем меня особенно поразила скудость сведений об этой замечательной эпохе в смысле показаний современников и очевидцев. А между тем сам Левек утверждает, что такие показания имеют чрезвычайную важность для истории, так как одни только очевидцы могут засвидетельствовать правдивость тех или других исторических фактов.

Я сам был очевидцем главнейших событий, происходивших в царствование Императора Павла I. Во все это время я состоял при дворе этого Государя и имел полную возможность узнать всё, что там происходит, не говоря уж о том, что я лично был знаком с самим Императором и со всеми членами Императорского Дома, равно как и со всеми влиятельными личностями того времени. Все это вместе взятое и побудило меня записать всё то, что я помню о событиях этой знаменательной эпохи, в надежде, что таким образом, быть может, прольется новый свет на характер Павла I, человека, во всяком случае, незаурядного.

Смею думать, что читатель не поставит мне в вину, если в течение этого повествования мне не раз придется говорить о себе лично, про многих из моих друзей и про полк, в котором я служил. Подробности эти я привожу лишь как доказательство правдивости моего повествования, которая только и может придать настоящий интерес этому рассказу.

В эпоху вступления на престол Императора Павла I мне было двадцать лет, и я был в чине подпоручика Конной гвардии, прослужив перед тем в том же полку два года унтер-офицером и четыре года в офицерском чине.[144]

Перед тем я много путешествовал за границей и был представлен ко многим дворам как в Германии, так и в Италии, вследствие чего много вращался в высшем обществе как в России, так и в чужих краях. Отец мой держал открытый дом, в котором собирались запросто многие министры и дипломаты, вследствие чего, несмотря на мою молодость, я уже достаточно был подготовлен к пониманию текущих политических событий. К этому надо прибавить, что, будучи вообще хорошо знаком с несколькими иностранными языками, я живо интересовался политическими вопросами и с особенным вниманием читал газеты.

Теперь я сделаю небольшое отступление и буду говорить о времени, непосредственно предшествовавшем вступлению на престол Павла, так как сведения о том, что тогда происходило, послужат к объяснению многих последующих событий, которые иначе было бы трудно понять.

В качестве Великого князя Павел Петрович имел великолепные апартаменты в Зимнем Дворце, а также во дворце Царскосельском. Здесь происходили их выходы и приемы, и тут же они давали пышные обеды, вечера и балы, оказывая постоянно чрезвычайную любезность своим гостям. Все высшие чины их двора, равно как и прислуга, принадлежали к штату Императрицы, поочередно в течение недели дежурили в обоих дворцах, причем все издержки уплачивались из Кабинета Ее Величества. В этих приемах своего сына Императрица Екатерина обыкновенно весьма милостиво сама принимала участие и после первого выхода радушно присоединялась к обществу, не допуская обычного этикета, установленного при Ее собственном Дворе.

С внешней стороны Великий кнхзь постоянно оказывал своей матери величайшее уважение, хотя все хорошо знали, что он не разделял тех чувств любви, благодарности и удивления, которые русский народ питал к этой монархине.[145] Великая княгиня, его супруга, однако же любила Екатерину как нежная дочь, и привязанность эта была вполне взаимная. Дети Павла, юные Великие князья и Великие княжны, воспитывались под надзором их бабки-Имлератрицы, которая во всех случаях советовалась с их матерью[146].

Кроме названных апартаментов, у Великого князя был еще очень удобный дворец — Каменноостровский, расположенный на одном из островов на Неве. Здесь Великий князь и его супруга также давали избранному обществу весьма веселые празднества, на которых происходили так называемые jeux d’esprlt (игры ума), театральные представления, словом, все то, что придумали остроумие и любезность старого французского двора. Сама Великая княгиня была чрезвычайно красивая женщина, весьма скромная в обращении, а по мнению некоторых, даже излишне степенная, даже до того, что казалась суровой и скучной, насколько могли ее сделать таковой добродетель и этикет. Павел, напротив, был полон жизни, остроумия и юмора и всегда особенно отличал своим вниманием тех, которые блистали теми же качествами.

143

Левек Пьер-Шарль (1737–1812) — французский историк, по рекомендации Дидро был приглашен Екатериной II преподавателем в кадетский корпус, где оставался до 1780 года. Его «История России», вышедшая в начале 80-х годов XVIII века в Париже, сделала его имя знаменитым.

144

Типичное дворянское миропредставление, отождествляющее свои корпоративные пристрастия с интересами «народа».

145

Типичное дворянское миропредставление, отождествляющее свои корпоративные пристрастия с интересами «народа».

146

Генералы Протасов и Сакен были воспитателями Великих князей, а баронесса Ливен — гувернанткой Великих княжон и доверенным другом их матери, — Примеч. автора.